— Видишь вон ту гору? — молвил он. — За ней сидит дэв, да не простой то дэв, а мать всех стражников, охраняющих красавицу Салкым-зюмбюль. Только она подскажет тебе как осуществиться твоему желанию. Падай ей в ноги да моли чтоб исполнила она твоё желание да подсказала как тебе увидеть госпожу мою. Повезёт тебе — она тебя обучит хитрости как дэвов-стражей обмануть.
Услыхав такие слова, падишах поклонился старцу благодарно, да, вскочив на коня, помчался в сторону указанную мудрым собеседником, а лале оставалось лишь последовать за ним, да скакал юноша столь резво, что лале пришлось приложить немало сил чтобы догнать воспитанника. И вот обнаружил падишах то, что искал, так и замер не в силах ни бежать, ни звука издать. А картина та была и впрямь страшная изрядно: стоят горные вершины, да не видать их под дэвом, сидит он на ложбине между горами, как в кресле, а на соседние горы ноги закинул. И был тот дэв, как и говорил им старец-советчик, и вправду женщиной, груди её, словно огромные плоды манго, с ними ей тяжко, ибо она их плечами поддерживает, а лица её за ними не видать, лишь голос громче обвала скал грохочет над долиной. Сидит она словно птица невиданная на насесте своём из гор сотворённом, да ест плоды рожковых деревьев, размерами себе подстать, да каждый плод воловьей головы поболе будет. От её вздохов земля дрожит, да в глаза песок летит, и саженей шестьдесят наверное в размахе рук она будет.
Ох и зоркая же она оказалась! Увидала их да подхватила и что пчёл в длани зажала. Задрожали они, но на ногах устояли когда посадила их женщина-дэв возле горки пищи своей. Только она глянула на них, обезумели они от страха окончательно, прижались к грудям женщины-дэва, коими выкормлена была охрана красавицы Салкым-зюмбюль, и совсем уж решили они что пришла пора им прощаться с жизнью и вскричали в ужасе:
— О, пощади нас, Великая мать!
— Хитрецы вы, — отвечала им мать сорока дэвов-стражей охранников, — не зря меня матушкой кликнули, ибо не скажи вы так, да не прижмись ко мне с сыновьим почтением не сосчитать бы воронам костей ваших. Раз уж так, то отвечайте: зачем пожаловали и мой покой нарушили, кем отправлены в моё ущелье, да что за дело привело вас в мои края?
От ещё не прошедшего ужаса путники не могли сразу и слова вымолвить. А как успокоились, правды таить не стали, ибо не велел им того старец и сказал ей юноша:
— Увидали мы земли Салкым-зюмбюль, и повстречались невольно с одним из её людей, он расказал нам о её охране, и, чтоб спастись от той охраны, посоветовал к тебе идти. Помоги нам, матушка-анне могучая! — Сглотнув, ибо пересохло горло и от слов и от напряжения, падишах продолжал. — Узнав имя той красавицы чей прекрасный источник мы потревожили, я потерял сон и покой и провожу все дни и ночи свои с мыслею одною, как бы мне хоть на миг увидать ту чья краса стоит такой охраны?! Тебя прошу, матушка, помоги, ибо лучше тебя никто не поможет да не посоветует!
Покачала она головой и от того посыпались с гор камни и отвечала им:
— Эх зря, сынок, ты о ней думать начал, ибо нет никого, краше этой красавицы на всей земле и многие прекрасные и храбрые йигиты, одержимые желаниями на твоё схожими, сгубили жизни свои. Ох, сколько было таких, кто о ней мечтал, кто ждал её и добивался её, а в живых уж никого из них нет, и в памяти людей не сохранились даже их имена, ибо не любит Аллах ни упорства ненужного, ни гордости лишней! — Отправив в рот очередную охапку плодов камеди матушка-анне продолжала. — Охрана её: то сыновья мои доблестные и служат они стражами её и под светом солнца и под лунным сиянием. Их там три дюжины да еще треть, и никто без ведома их не покажется около дворца её, ни зверь, ни человек. Не надо оно тебе, беги прочь, сынок, от затеи этой пустой и опасной, гибельна она для тебя!
Так повторяла она это раз за разом, отговаривая юношу, да вот только бесполезны были слова её, ибо если втемяшилось что-то в голову падишаха, не отступал он от своего.
Так и тут вышло. Упросил он её, умолил обещая, что поможет, ежели нужда будет и всё для неё сделает. И камень бы на его просьбы отозвался, а матушка, хоть и дэв, но всё же живое существо и не обошли её мольбы йигита и согласилась она помочь храбрецу. Превратила она лала в метёлку-салким новую, а самого шаха прицепила к торсу своему словно дитя малое, и оглянутся путники не успели а она за два широких шага подле замка Салкым-зюмбюль оказалась. Бросила она на землю горсть песка, что с сумы своей достала, и наказала юному падишаху:
— Размети его хорошенько по земле, бери салким, да акуратно мети, ибо то твой товарищ, помни о том, не забудь! А как перемешается песок с землёю, не переживай и не думай ни о чём дурном, иди себе в замок к девушке. Как в её палатах окажешься, ступай в опочивальню её и сними с руки её то кольцо, что ярче всех сияет, и бегом обратно. Я тебя здесь обожду. А дэвов, сыновей моих, не опасайся, они спать будут.
Осмелел падишах, загорелись его глаза, да сделал все как велела ему анне, благословляя про себя её доброту. Заглянул он в опочивальню красавицы и взаправду спит она.
— Ах, краса какая! — воскликнул он, глядя на неё. — Я и не представлял, что бывает такое! Красива она, словно райская дева, посмотрев на неё от красоты её умереть можно
И стоял наш падишах перед нею и не мог он глаз отвести от девицы и рассудок потерял было совсем, но, вспомнив наказ доброй анне, опомнился, забрал кольцо что ярче всех играло на точенных пальцах красавицы да и попятился из комнаты, чтобы хоть на пару мгновений продлить радость для глаз своих. Шатаясь, словно слепец, прибежал он к матушке дэвов и протянул ей кольцо. И не успел он в себя прийти как анне, подхватив его и лалу, всё ещё превращённого в салким, вернулась в ущелье, в котором они её нашли. Падишах стал было благодарить анне, но она отвечала, что не завершила она своего волшебства и потому благодарить пока ещё не за что. Махнула анне рукой да превратила юношу в высокую амфору, кинула туда добытое кольцо и положила ту амфору в пещеру в одной из гор.
А наутро проснулась красавица, принялась за утренний туалет и заметила вдруг, что любимого кольца как не бывало! Огорчилась она сильно и послала своих дэвов-стражей на поиски кольца и в замке, и в саду, где гуляла она обычно, да все без толку: не нашёл никто кольца её.
Опечалилась Салкым-зюмбюль, стала охранников своих распрашивать, где были да что видели они той ночью. И пришлось тем признаваться что заснули они, и не могут поручиться что никто не приходил пока спали они сном беспечным. А, если кто приходил, то может тот и вором оказался. И сильно разругала красавица дэвов, и не вынесли они позора такого да кинулись на поиски повторно. Но и тут результатов не было. И пошли они тогда к матери к своей на поклон, быть может она что видела. Но не призналась им анне что сделала, а насмехалася над ними, говоря, что никто не полезет на рожон к дэвам в этот райский уголок где их так много. Обругала она сыновей что они повелись на такие обвинения девицы да отослала их прочь. А на следующий вечер, когда в небе загорались первые звёзды, анне, подхватив путников вновь подошла ко дворцу. И снова рассыпала она песок по земле, и, вернув падишаху его истинный облик, вручила ему заколдованного лалу с наказом на сей раз принести ей серьгу из уха красавицы.
— Но будь акуратен — напутствовала падишаха великая анне, — и не путайся в замыслах и помыслах своих и не наделай того о чем пожалеешь после!
И она, пожелав ему удачи и осталась ждать. А падишах, уже зная что ему нужно делать, ободрился и обернулся ещё быстрее чем в первый раз, разве что вновь засмотрелся он на спящую Салкым-зюмбюль, но не его в том вина, и любой бы так поступил, ибо нет ни у кого сил отвести взгляд от такой красы истинной! И переборол молодой падишах своё желание остатся подле возлюбленной и вернулся он к матери дэвов с серьгой трофейной. Анне обрадовалась столь скорому возвращению молодца, да и его послушанию, видно было что красавец чист помыслами и душою, а это пришлось ей по нраву. И повторилось всё вновь: мать дэвов, вернувшись в своё ущелье, закляла юношу, бросила в недра амфоры и драгоценные безделушки и салким, положила их в пещеру, а сама занялась своими делами. Неуютно было терпеть в заклятом виде путникам, но что не сделаешь ради любви? А к этому моменту падишах уже настолько был влюблён в красавицу Салкым-зюмбюль, что страстно мечтал жениться на ней.
А утром девица сразу почувствовала неладное, ибо серьга её тяжелой была, и уху стало непривычно без её тяжести. Увидав в чём дело, всплеснула девица руками и расплакавшись от гнева и бессилия, вновь созвала своих верных дэвов, да устроила им распрос. А дэвам то и сказать нечего, ведь вновь проспали они всю ночь заместо того, чтоб сон и покой хозяйки стеречь. Осерчала Салкым-зюмбюль и позвала деда старого что у неё с младенчества служил, воду ей подносил чистую свежую, никогда не подводил её какое бы поручение не задала она старику. Мудрый он был старец этот, и успокоить умел, и утешить, и девичье, сердце понимал хорошо. Подошел час, и пришёл старец и воды принёс и угощение, какое только его дочь делать умела, ох и любила же его красавица, это угощение! Села Салкым-зюмбюль, и старика усадила, и принялась жаловаться ему на странности что творятся последние две ночи. Ибо боязно ей уже стало, и хотелось ей совета услышать мудрого, а старец многое знал, и не раз ей выручал её мудрым словом.
Услышал её жалобы да обиды тот старик да что сказать не знает, ведь понял он кто чудит и почему, а признаться-то боязно! И стал он её утешать как умел, развлекать да страхи её отгонять прочь сказаниями и легендами. А, уходя, сказал он ей:
— Ой торунэ милая, не дело рассказываешь ты старику седовласому, тут дэвы, тут матушка их, они тут столько народу сгубили а ты боишься что тут бродят незамеченные да неопознанные лихие люди! Не бывает так и не может того быть. Может где в покоях потеряно, может где в саду упало незаметно, великое ль то дело такую мелочь-то потерять?! Я поищу где смогу и как смогу, а ты уж не серчай на старика, глаза слабые да спина не гнется как хочется. А ты зазря не переводи слезы девичьи, что потерялось то вернётся, не грусти и не томись ты в печалях.
И старец ушёл, а красавица, потребовав у рабыни ароматного кофе, села на терассе и принялась думать что ж это за странности происходят вокруг, а заодно и успокоить сердце своё разтревоженное. И решила девица что это кто-то шутки устраивает так поглупому да ерундой занят со скуки и что обязательно шутника изловить надо да наказать чтоб другим неповадно было. Вызвала Салкым-зюмбюль к себе вновь дэвов всех своих горе-стражей и выругала их и ножками топала и кулачками махала и пугала что покарает их жутко ежели и этой ночью приключится чего невиданного. И вновь разпереживалась девица, и не находила себе покою целый день и до восхода белого лика Луны не могла никак занятие по душе себе подобрать. А пока девица красавица так металась по своему дворцу, пугая слуг и стражей падишах тем временем мечтал о новой встрече, и одновременно её боялся. А боялся потому что не понимал он действий доброй анне и не знал как бы подступится к прекрасной Салкым-зюмбюль.
Вот, снова наступил вечер, на чистом небе цвета темно-синего бархата зажглись первые звёзды, а мать дэвов вновь вернула падишаху его истинный облик.
— О анне всемогущая, — обратился он к ней, — подскажи как мне быть, что мне делать, умираю хочу увидеть красавицу Салкым-зюмбюль, не могу и не хочу я жизни без неё видеть, как мне её в жены добиться, смилуйся помоги мне мудрая матушка!
Не стала ему отвечать в этот раз мать дэвов, лишь улыбнулась и в третий раз понесла странников к замку красавицы. А там и указание новое дала влюбленному юноше:
— А сегодня тебе придётся исполнить самое приятное из трёх моих поручений! Иди к возлюбленной твоей да в ланиты расцелуй и не бойся ничего. Ты это заслужил своей смелостью и добродетельностью. Счастья себе. Только ж не забудь от счастья про время и не потеряйся нигде.
С этими словами мать дэвов попрощалась с падишахом. Взял он своего заколдованного лалу, размёл им песок, да и пошёл прямой дорогой в опочивальню к возлюбленной своей. Но вот беда, от ярости своей и слез долгих Салкым-зюмбюль той ночью заснуть так и не смогла хоть и умостилась на ложе на своём раскошном, а сон к ней так и не пришёл. Переползая ленивым взором от угла к углу, девушка лежала под лунными лучами посеребрившими все вокруг и раздумывала а не придёт ли и сегодня тайный шутник учудить еще чего либо этакого, когда увидела как открывается дверь в её опочивальню, куда ходу не было никому до той поры. Испугалась красавица, но с места не сдвинулась, уж больно любопытно ей было поглядеть кто же этот наглец, что осмеливается тайно пробираться к ней по ночам, да еще и не таить этого. Вот зашёл юноша в её опочивальню, и его осветило лунным светом, а красавица, увидав насколько прекрасен падишах, не устояла, да и влюбилась в красавца. Сердце её затрепетало и огонь в раз раздулся в пожар поглотивший её раз и навсегда. И поняла она что нашла свою судьбу. Тем временем, падишах приблизившись к ложу своей возлюбленной красавицы, затаив дыхание и обмерев вновь от её красоты поцеловал её по наказу матушки дэвов в обе щёчки. Не заметил ослепленный любовью шах что девица не спит, а Салкым-зюмбюль от счастья замерла едва дышать не разучилась, но когда падишах попытался отстраниться, девушка не позволила возлюбленному убежать и, обвив юношу руками прошептала:
— Лунный свет навсегда нарисовал твой образ на сердце моем, серебром выткав мою судьбу рядом с твоей, кто ты, возлюбленный мой, как очутился тут?
Не смог ответить ей шах, обмерев и от испуга и от счастья, услышав слова какие и не надеялся услышать никогда, и тогда, поняв его сомнения девица добавила:
— Не переживай более, мой господин, теперь я с тобой навек, половинка моя найдена, и другой искать не стану я.
И не успела она вымолвить свои слова как падишах сомлел от счастья и лишившись чувств пал бездыханным рядом с девушкой. Не растерявшись, Салкым-зюмбюль при помощи ароматических масел вернула молодца к жизни. И сидели они друг против друга до восхода солнца и смотрели глаза в глаза и тонули в них и никак не могли оторваться. Но вот солнце взошло, его лучи шаловливо пробежались по тяжелым шторам опочивальни девицы, и таки попали внутрь, словно отрезвив молодых. И сказала Салкым-зюмбюль возлюбленному своему падишаху:
— И теперь моя судьба за твоей судьбой идет, и переплетаются наши ладони навсегда, и не быть другому, но не как я не в силах отсюда уезжать, прошу тебя мой гсподин живи со мною тут и буду я тебе верная жена навеки.
Опечалился падишах, слушая такие речи любимой и сказал ей:
— Драгоценность сердца моего, я неволен перед своей судьбою, я падишах, за мной страна, и не могу народ я бросить, но когда набрел я на источник что ты устроила за лугами я решил построить там дворец себе и приезжать туда отдыхать. Быть может так и поступим любимая?
И согласилась с ним девица, и решили они свадьбу играть в городе, а жизнь строить и так и этак, и там и тут в радости и любви вместе. Поднялась она с ложа своего и, топнув ножкой, позвала охрану свою неверную, что опять заснула на всю ночь, и с ними вместе они пришли к анне, которая ждала их все там же перед дворцом. Поклонились они в земль той что помогла им обрести свою судьбу и попрощались с ней как с матерью, ибо она им счастье подарила, как истинно мать родная. И сказала им мать дэвов довольная тем, как все сложилось:
