По образу и подобию. Часть 1

— Один раз уже сказано. Повторять не буду...

... так, когти на разгрузку и перебежками к башне. Тихо. Замок, казалось, застыл в безмолвии. Ни звука, ни шороха. И уж точно, ни одной собаки вокруг. Стало быть, десятник сделал свое дело. Хм, значит, поживет еще. Свои люди и вправду пригодятся... Черная тень, скользящая от тени к тени, было в этом что-то не вполне человеческое. Что-то такое, чье место в страшных сказках, в ночных кошмарах. Ну, или в воспаленном воображении постановщиков голливудских триллеров. Нависающая впереди черная громада донжона и темное, без единого проблеска небо лишь подчеркивали фантасмагоричность происходящего. Прижаться к стене. Осмотреться. Передохнуть. Полезли...

С трудом перевалившись через бойницу внутрь, Капитан сразу понял, что попал, куда нужно. Поскольку его шея тут же оказалась в стальном захвате, а в горло уперлось острие кинжала. Справедливости ради, нужно сказать, что кинжалу только казалось, будто его острие уперлось в человеческое горло. На самом деле, это был высокий кевларовый воротник бронекостюма. Но кинжал знать об этом, понятное дело, не мог. Как не знал и его владелец.

— Кто вы, и что вам нужно? — прошелестел сзади сдавленный шепот, а острие требовательно вдавилось в воротник, явно намереваясь проколоть кожу.

— Граф, меня послала ваша дочь, Маго де Куртене, — таким же шепотом ответил Капитан, не делая ни малейшей попытки к освобождению.

Стальная хватка недовольно ослабла, острие убралось куда-то во тьму. Капитан обернулся. Из темноты на него смотрел довольно высокий, крепкого телосложения мужчина. Округлое, гладко выбритое лицо — большая редкость по нынешним временам. Сузившиеся глаза, крепко сжатые губы, нетерпеливо подрагивающие крылья носа — все выдавало в нем человека вспыльчивого нрава, способного, однако, держать себя в кулаке, когда это потребуется.

— Маго? — то ли удивился, то ли потребовал подтверждения граф. — Кто вы, и почему моя дочь поручила вам встретиться со мной?

— Можно сказать, случайный попутчик. Ехал из Вексена в Лимож, в ставку короля Ричарда. Сэр Ральф, коннетабль замка Шато-Гайар, предложил мне присоединиться к кортежу вашей дочери, дабы обезопасить путь. Так что, какое-то время мы путешествовали вместе. Затем, волею случая, наши пути разошлись. Вновь встретиться довелось уже неподалеку отсюда, на турской дороге, где шайка каких-то головорезов попыталась на меня напасть. Вы видели это собственными глазами, поскольку именно сопровождавшие вас латники поставили точку в той небольшой стычке. Увы, дорожное приключение происходило как раз на глазах вашей дочери. Именно это место она выбрала для засады, намереваясь вызволить вас из плена. Мое появление спутало ей все планы. Узнав об этом, я счел своим долгом предложить свою помощь в вашем освобождении. И вот, я здесь.

— Стало быть, малышка Маго хотела меня отбить еще в дороге, — глаза собеседника потеплели. Недоверие и подозрительность потихоньку уходили оттуда, уступая место вполне понятной отцовской нежности. — А вы, мессир, и есть один из тех индийских колдунов, о которых лейтенанту Ламье все уши прожужжал какой-то ломбардец?

— Так и есть, мессир. И я прошу вас поторопиться. До рассвета не более двух часов, а нам было бы неплохо к этому времени оказаться подальше от замка.

— Прошу меня простить, мессир, но я не могу отправиться с вами.

-...?!

— Я дал слово молодому Эрве де Донзи не пытаться бежать. Именно поэтому и нахожусь здесь, в Сен-Эньяне, скорее на правах гостя, нежели пленника. Поэтому...

— Мессир, — зло перебил его Капитан, — я тоже дал слово доставить вас к графине Маго, и я это сделаю, даже если придется волочь вас на себе. Впрочем, есть другой вариант. Вот письмо ее светлости. Здесь еще достаточно много места. Напишите своей рукой, что отказываетесь покидать замок, и я оставлю вас в покое. Надеюсь, в здешних апартаментах найдутся письменные принадлежности? Впрочем, если что — я прихватил свои. Были, были у меня кое-какие сомнения...

Чуть белеющий в темноте кусочек пергамента ткнулся в грудь мессира де Куртене, а глаза Капитана уперлись в лицо собеседника. Десяток-другой секунд мужчины ломали друг друга взглядами, первым не выдержал граф.

— Хорошо, я иду с вами. Что нужно делать?

— Сначала оденьте вот это, — появившийся в руках Капитана черный рулончик раскатился, превратившись в почти безразмерный эластичный черный комбинезон. — Прямо поверх одежды. Так, здесь застегиваем, — липучки сошлись, оставив белеть в темноте лишь лицо графа. — Здесь подмажем, — крем из баночки лег темными полосами на возмутившуюся, было, физиономию.

— Выходим из башни внизу. Идете за мной, делает все, как я. Кулак — стой. Взмах руки — идете ко мне. Ладонь книзу — ложись! Все понятно?

Кивок.

— На стенах нас ждут веревки. Сможете подняться, или лучше вас затянуть наверх?

Возмущенное фырканье.

— Хорошо. Попрыгали.

— Это еще зачем?

— Чтобы проверить, не звенит ли чего...

И вот, уже две черные фигуры скользят по замку Сен-Эньян, перетекая от одной неподвижной тени к другой. Преодоление стен прошло без эксцессов. Граф забирался по веревкам быстро, без видимого труда. Капитан, несмотря на накопившуюся усталость, от него не отставал.

Некоторое время, правда, пришлось потратить на оставленные в стенах костыли. Специальной фомкой Капитан вытаскивал их на одном краю стены и вбивал на другом, причем уже снаружи, под небольшим кирпичным карнизом. Ничего, держатся крепко, их с графом спуск вполне выдержат. Зато для крепостного начальства будет большой сюрприз.

— Если смотреть сверху и не искать под карнизом специально, то никто их здесь не найдет, — шепотом пояснил Капитан свои действия. — С земли их тоже не увидеть, слишком далеко. Будет лучше, если способ вашего исчезновения из замка останется для хозяев неизвестным.

Наконец, последняя веревка слетела с последней стены и, свернувшись бухтой, устроилась на поясе Капитана. Пара мгновений, и две тени, сливаясь с темной землей, почти бесшумно заскользили к отдаленной кромке леса, где их ждали кони, дорога и свобода...

— ... я же предупреждал, что эти колдуны способны на все! — Винченце Катарине почти визжал в лицо коннетабля замка Сен-Эньян, что, однако же, не завершилось немедленным отсекновением головы наглого купчишки, прямо тут, не сходя с места. Ибо глава местного воинства чувствовал себя явно не в своей тарелке. Уйти ночью, не оставив ни единого следа, никого не потревожив..., такое в замке случилось впервые. И почтенный вояка просто не знал, как на все на это реагировать.

— Я же говорил вам, что они попытаются похитить графа! — продолжал неистовствовать несчастный ломбардец. — Неужели нельзя было усилить охрану, удвоить, утроить, если нужно, принять дополнительные меры предосторожности?

— Какие именно, сударь, — пришел, наконец, в себя господин коннетабль. — До сих пор не понятно ни то, как похитители проникли в замок, ни то, как они ухитрились вместе с графом его покинуть. Единственное, что известно достоверно, так это то, что они вышли из башни. Своими ногами. Двери оказались не заперты. И это все! Как они передвигались по территории крепости, не потревожив ни одной собаки? Как они прошли через стены? Ворота не открывались, стража в этом клянется, и я ей верю. С какой бы стати ей вообще их открывать? Двери, прикрывающие подземные ходы, даже знай похитители об их существовании, тоже остались на запорах.

Как? Как, черт меня подери со всеми потрохами, они умудрились покинуть замок? Лестницы бы сразу же заметила стража. На стенах нет никаких следов. Броски кошек стража тоже непременно бы услышала. Этого не скроешь! Может быть, они прилетели и улетели по воздуху? Колдуны ведь, говорят, это умеют? Так какие же дополнительные меры я должен был принять против людей, умеющих летать по воздуху и способных отвести глаза целой стае злющих сторожевых псов? Ну, что же вы молчите, господин купец...?

* * *

Пара лье к югу от Шатору,

Франция

— ... а граф, стало быть, на крестьянина смотрит, ну прямо — одно лицо! Как будто сам на себя в миску с водой глядится. Эге, — говорит он кюре, — похоже, мой папаша наведывался в эту деревню! А кюре ему: ну что вы, мессир, вашего почтенного родителя мы здесь ни разу не видали. А вот госпожа графиня к нам нередко наезжала...

Жизнерадостное ржание полутора дюжин глоток и одобрительные хлопки по спине, каждый из которых свалил бы с ног кого похлипче, засвидетельствовали полное и бесспорное одобрение услышанного. Что, впрочем, ничуть не мешало развеселившимся воякам энергично месить дорожную грязь своими крепкими башмаками.

— Филипп, — проорал кто-то из толпы широко шагающих по дороге здоровяков, — ты бы рассказал, как гвоздь от святого креста покупал!

— Ну, я ж не один покупал, — добродушно ухмыльнулся рассказчик, не сбавляя шага. — Вон, Герт с Мартином со мной тогда были. Пусть они расскажут.

— Ага, из них слова клещами не вытянешь! А вытянешь, так тут же вместе с клещами обратно запихнуть хочется! Давай, не жмись, рассказывай, как дело было!

— Ладно, волчата, — не стал долго ломаться неведомый Филипп, будет вам рассказ. Только уж, чур — не перебивать. Да... Мы тогда у Арнольда-гасконца служили. А дело-то было во время осады Монферрана, что прадедушка Ги Овернского рядом с Клермоном отстраивать начал. Ну, никак ему попы Клермон отдавать не хотели, пришлось на свой городишко раскошелиться. Стало быть, осадили мы Монферран. Ох, а девки там, я вам скажу...

— Ты не отвлекайся, давай, успеешь еще о девках, — не дал ему погрузиться в любимую тему все тот же голос, — ты про гвоздь рассказывай!

— Так я ж к тому и веду. Осада — дело долгое. А в паре лье оттуда стояло бенедиктинское аббатство Мозак. Может, и все еще стоит — что ж ему сделается-то. Ну, пока шум да дело, выломали мы монастырские ворота и много чего там взяли. Одной посуды церковной два воза нагрузили. Святые отцы ее, понятное дело, через день выкупили, так что у всего отряда серебро в кошелях позванивало.

И вот возвращаемся мы с Мартином и Гертом в лагерь из одной деревушки неподалеку...

— А девки там, я вам скажу... — под общий хохот продолжил кто-то из вояк.

— Ну, и девки, конечно, — ничуть не смутился рассказчик, — так мне про девок или про гвоздь рассказывать?

— Про гвоздь давай, на девок мы и сами посмотрим, — донеслось из гогочущей толпы.

— Ага. Возвращаемся, стало быть, мы с Мартином и Гертом, смотрим — часовня на перекрестке. А у часовни опять-таки бенедиктинец, и чем-то с лотка вроде как торгует. Ну, мы честь по чести — мол, чем торгуешь, отче? А вот, говорит, святые реликвии, которые отпускают грехи их владельца. Вот — волос святого Петра, из тех, что обильно падали на землю, когда нечестивые язычники распяли его вниз головой. Вот камень, что сокрушал плоть Святого Стефана, когда богомерзкое судилище Синедриона проговорило святого к побитию камнями за христову проповедь в Иерусалиме. А вот — гвоздь, что скреплял когда-то крест, на коем распят был сам Спаситель...

Ну, Герт, не будь дурак, и спрашивает. Мол, какая из этих реликвий лучше всего отпускает грех грабежа? Монах весь так надулся, сейчас лопнет от спеси! Судя по вашим разбойничьим рожам, говорит, вы все трое наемники. Стало быть, грешите этим делом беспрерывно. И спасти вас от геенны огненной сможет только самая могущественная реликвия из всех, что здесь лежат. Вот, гвоздь от креста Спасителя — в самый раз будет.

А Герт опять с расспросами. Можно ли купить один гвоздь на троих? Будет ли работать? Отчего же не будет, отвечает тот, святости у него и на десять таких разбойничьих рож хватит. Но платить, каждый пусть платит полную цену — иначе никак! По пятьдесят денье с носа, и ни оболом меньше! Что делать, ссыпали мы ему серебро в мешок, гвоздь забрали. Когда еще выпадет спасение бессмертной души за серебро купить!

Вот, а потом Герт с Мартином святого отца аккуратно за руки придержали, я ему рясу задрал, а там — понятное дело, наш кошель с серебром и, клянусь хребтом Господним, еще с полдюжины таких же, никак не меньше. Срезаю кошели, слова худого не сказал, а отче в крик: "Помогите, грабят!" Ну и еще слова разные нехорошие, которые честному наемнику даже и повторить-то срам!

Одобрительный хохот шагающих вояк показал, что стыдливость рассказчика оценена по достоинству.

— Вот, Герт с Мартином бенедиктинца тихонечко подняли, вверх ногами перевернули и легонечко себе трясут — вдруг из него еще чего выпадет? А тот покраснел весь, как рак, и кричит, дескать, гореть вам всем в аду, грабители, разбойники, богохульники... Мол, черти вам уже сковородки готовят и костры запаливают.

И тут, значит, Мартин. Так-то он парень молчаливый, но если уж рот откроет, так, что ни слово — золото. Все-таки есть что-то в этом образовании, не зря он в Болонье два года отирался... Нет, говорит, святой отец, никак такого не может быть. Тот даже орать перестал. Это почему же не может, разбойник ты эдакий? Хулу на Господа, говорит Мартин, мы не клали, так что в богохульстве ты нас облыжно обвинил. А что до грабежа, так ты, святой отче, нам только что гвоздь от Святого Креста продал, который грех грабежа до конца жизни отпускает...

Дружный хохот и острые подначки шагающих наемников заглушили окончание рассказа, и весело гогочущая компания пошагала дальше, вслед за многими сотнями таких же, как они солдат удачи. Гигантская, растянувшаяся почти на два лье колонна огромной, шипастой, блещущей наконечниками копий змеей извивалась между холмами, неспешно двигаясь на юг. Брабантская тяжелая пехота, способная в чистом поле остановить и принять в копья даже бронированную рыцарскую лаву. Гасконские и генуэзские арбалетчики, чье проклятое Святой Церковью оружие все чаще становится решающим взносом в копилку ратных побед. Собранные со всей Аквитании конные сержанты, которые в бою немногим уступают опоясанным рыцарям, зато стоят не в примере дешевле. Даже вывезенные королем Ричардом из Святой Земли сарацинские конные лучники, и те были здесь, в этой же колонне. И вся эта шумная, звенящая оружием, лязгающая доспехами, орущая и хохочущая масса текла в сторону Лимузена.

А что бы и не радоваться жизни солдатам удачи? Есть работа, и есть наниматель, лучше которого и сыскать нельзя! Еще никто ни разу на памяти весело шагающих вояк не собирал столько наемников сразу. А, значит, нет войска, что могло бы им противостоять. И, стало быть, впереди победы, кровь врагов, грабеж и тяжело оттягивающие пояс кошели с серебром. Жаль, конечно, что, выдав аванс, король Ричард запретил грабежи по дороге. Все припасы — только за деньги. Это, конечно, не то веселье, но ослушаться грозного нанимателя — дураков нет! У всех наемников еще на памяти, как лет тому уж пятнадцать назад поступил Ричард с отрядом, вздумавшим немного развлечься и потрогать за вымя местных селян. Нет, Ричард не церемонился. Половину отряда повесил, а половину отпустил восвояси. ... Предварительно ослепив. Так что, ну его — себе дороже!

Ах ты, Господи! Помяни черта к ночи, а он тут как тут! Проходя мимо холма, где на вершине вместе с ближайшей свитой и капитанами наемных отрядов стоял король, наемники даже как-то подтягивались. Стихал веселый гогот, и лишь топот подошв и звяканье доспехов сопровождало движение грозного войска.