Гении места или Занимательная география

— Ого, — с уважением произносит Мо. — Даже так. И как оно?

— Оно мерзкое. Злобное. И скоро начнет проявлять себя.

— А какое... оно? Внешне? Ты его как чувствуешь?

— Лучше не спрашивай, — передернула плечами Лина.

— Мне вот еще что интересно, — Ахмед переводит разговор с явно неприятной дочери темы. — Тут уже не раз звучало слово — Протектор. Что оно значит? В чем смысл?

— Отличный вопрос, — поддерживает Ахмеда Мо. — И сам давно хотел спросить, да все отвлекался на что-то. На что я подписался, когда меня в Протекторы определили?

— И не ты один, как я понимаю, — подает голос Михаил.

— Все правильно, — серьезно отвечает Варвара. — Насчет тебя, Миша, я ошиблась, когда думала, что быть тебе Старшим среди оставшихся Альфаиров. Нет. Ты тоже Протектор. Своего Максимуса. Вопрос со Старшим среди Альфаиров остается открытым. Я думаю... что и у Альфаиров должен свой Максимус. Но вот кто...

— Давайте сначала про Протекторов! А Максимусом Альфаиров пусть будет Тигр. Он явно самый большой. И уровень вон у него... поднялся.

Тагир смущенно крякнул.

— Ишь ты, Михаил, как хорошо распределил, — Петр повел плечами, поморщился. — Ох, хондроз, проклятье Роксов... А и в самом деле, что там с Протекторами, Варюша?

— Да простое дело, в сущности. Вода и Земля — те материальные сущности, с помощью которых мы будем встречать... незваных гостей. Собственно, преобразование материальности — наше оружие. Точнее, оружие Максимусов. А они у нас на передовой.

— Тааак... — негромко протянул Миша. — А Протекторы?

— А Протектор — это энергетическая батарейка Максимуса. Это если в целом.

— Я правильно понял? — у Мо ровно такие же интонации, как и у Михаила только что. — Пока девочки будут преобразовывать материальность, как вы выразились, на передовой, мы будем обеспечивать... даже не знаю, что...

— Вы будете давать им возможность работать, — ровно отвечает Варвара. — Обеспечивая постоянную и равномерную подачу энергии. Поверьте, Максимусам самим будет в тот момент не до этого.

— Просто отлично! — Мо, наконец-то, вскипает. — Девчонки будут сражаться на передовой, а мы с Мишкой будем в тылу — бутерброды делать?! Нееет! Я на это не подписывался. Меня это не устраивает. Это неправильно! Так ведь, Миш?

— Абсолютно неправильно, — Михаил хоть и не повышает голос, но напряжение в нем очень отчетливо.

— Никто не выбирал себе предназначение. Вы Альфаиры, мальчики. Ваша судьба — быть Протекторами. Радуйтесь, что можете хотя бы так помочь.

— Да чему радоваться?! — вскакивает Мо. — Тому, что наши любимые женщины будут сражаться с мерзкими тварями, рискуя своей жизнью, а мы будем обеспечивать какую-то мифическую равномерную подачу энергии?!

— Она не мифическая, а вполне реальная...

— Да мне плевать! Я не позволю своей женщине рисковать собой, в то время как я сам...

— Вот же разбушевался... — растерянно бормочет Мика.

— Я уже сказал — не позволю Мике рисковать собой! Давайте придумывать новый план! Иначе я выхожу из игры.

— А это не игра, — в голосе Варвары прорезается сталь. — И выйти уже не получится. Я понимаю ваше беспокойство, мальчики. Думаю, у меня есть для вас и радостные новости. Вы даете не только энергию для Максимусов. Вы еще можете обеспечить им защиту. Свою защиту.

— Что-то вроде брони? — деловито спрашивает Миша, он явно сообразил раньше.

— Что это? Я не понимаю. И как это вообще делается? — Мо явно в этот раз "подтормаживает".

— Как делается — понятия нее имею, — пожимает плечами Варвара. — Вы — Протекторы, вам лучше знать. Сами разбирайтесь.

— Кинули нас, Мо, как слепых котят в прорубь, — вздыхает Михаил. — Учитесь, дескать, ребятишки, плавать.

— Думаешь, Максимусам было проще? — неожиданно поддерживает жену Петр. — Все мы тут... самоучки.

— И то верно, — кивает Мо, задумчиво разглядывая супругу.

— Не смотри на меня так!

— Как это — "так"? — Мо поднимается с места, тянет жену за руку. — А ну-ка, встань.

— Не буду! Ты явно что-то задумал.

— Доминика! — одергивает дочь Ахмед. На его сухощавой фигуре вещи с Мишиного плеча висят мешком, но это не делает его нелепым или смешным. — Прекрати крыситься и делай, как муж велит.

Мика одаривает отца насупленным взглядом, бурчит что-то под нос, но встает вслед за рукой Мо. Какое-то время они стоят молча, друг напротив друга, Мо смотрит на нее, наклонив голову, словно что-то прикидывая, остальные кифэйи с любопытством наблюдают за разворачивающейся сценой. А потом Мо вдруг легко прижимает Мику к себе, проводит руками — от затылка вдоль спины до ягодиц, слегка шлепает по крепким округлостям, обтянутым джинсами, и резко отстраняется.

— Как-то так, — ухмыляется удовлетворенно. — Вроде получилось.

Теперь уже Мика стоит, наклонив голову, словно прислушиваясь к своим внутренним ощущениям. Потом резко поводит плечами, будто мешает ей что-то, резко отводит руку в сторону. И вскидывает на Мо взгляд, полный паники.

— Что ты натворил?!

— Поставил тебе свою альфаирскую защиту. Фирменную.

Мика еще пару раз дергает плечами.

— Убери это! Ты... мне... мне это мешает! Я не могу... Да что же это?! — жалобно. — Мо, убери! Сними сию минуту!

— Нет.

— Мо!!!

— Доминика, прекрати скандалить, — пытается образумить дочь Ахмед.

— Я не чувствую свой силы! — голос и глаза Мики полны отчаяния. — Почти не чувствую! Как я смогу что-то сделать, если он меня блокирует?!

— Зато ты в безопасности, — на Мо, кажется, крики жены не произвели никакого впечатления.

— Да плевать мне на эту безопасность!

— Мне не плевать.

— Тигр, вмажь-ка ей табуреткой со спины.

— Ты уверен?

— Абсолютно.

Легко вздернутый за ножку с пола, направленный могучей рукой, добротный деревянный табурет разлетается на мелкие щепки, так и не успев соприкоснуться со спиной стоящей посреди комнаты темноволосой женщины. Мика резко оборачивается.

— Вот видишь, — тон Мо невозмутим. — Работает.

— Я бы справилась сама!

— Лишним не будет, — Мо неумолим.

— Да как ты не понимаешь! Я не могу работать в этой твоей броне! Я энергию почти не чувствую! Попробуй станцевать вальс в водолазном костюме! Или сыграть на пианино в меховых рукавицах! Это невозможно.

— Вальс и пианино — это к Альке. А тебе против игв — самое оно.

— Мо... — у Доминики глаза раненой лани.

Магомед упрямо складывает руки на груди.

— Значит так, — вмешивается Варвара, пресекая начавший разгораться конфликт Максимуса и Протектора, сил наступательных и оборонительных. — Мо, сейчас освободи девочку от своей защиты. У вас еще будет время — немного, но будет, и используйте его с толком — вам надо научиться ставить защиту так, чтобы она не мешала Мике работать. Думаю, ты с непривычки слегка переборщил.

— Много — не мало, — Мо не просто доволен — целиком и полностью удовлетворен результатом.

— Ты слышал, что сказала Варвара Климентьевна?!

— Ладно, ладно, — вздыхает благостный Мо. — Иди сюда, женщина.

Она послушно шагает к нему. Мо снова внимательно разглядывает ее, но Мика в глазах его читает, что он уже точно знает, что нужно сделать, и эта пауза — на публику. Лишь желание избавиться от буквально сковывающей каждое движение брони Протектора не дает ей взорваться на это неуместное сейчас позерство.

Мо протягивает руку и щелчком пальцев сбивает невидимую пылинку с крепкого плеча Рокса. И в следующую секунду кулак Мики, свистнув мимо его уха, врезается в стену. Крошится кирпич, в стене появляется вмятина. Мо оборачивается, морщась, смотрит сначала на вмятину в стене, потом на Мику, бесстрастно сдувающую оранжевые крошки с костяшек пальцев правой руки.

— Это ваше вечное Роксово позерство...

— Попрошу не обобщать, — хмыкает Петр. — Я бы сказал, что фирменное позерство Максимусов.

— А, кстати, о Максимусах, — хищно оборачивается Миша к Лине. — Милая, у меня есть для тебя сюрприз...

— Не нужны мне твои сюрпризы!

— А ну прекратить себя вести как дети малые, — негромко командует Ахмед. — Взялись за гуж — так теперь нечего задний ход давать. Сказано же — тренироваться надо, а без защиты ни ваши мужчины, ни мы с матерью вас никуда не отпустим, будь вы хоть пять раз Максимусы. Есть такая возможность — пользуйтесь. Дело ведь серьезное, — вздохнул неожиданно. — Так что идите уже... тренироваться.

Отца сестры Куприяновы пусть хмуро и неохотно, но слушаются.

— А как это у вас получается?

— Живы останемся — научу.

— Да ради этого стоит только.

После. Отовсюду понемногу — последние элементы мозаики.

Крыльцо, выходящее на окраину села, лицом к лесу, Михаилу памятно. Именно на нем он получил самый дорогой в своей жизни подарок. Но сейчас рядом с ним другой человек — соратник-Протектор, в каком-то смысле, наверное, теперь даже и родственник. А так же просто Альфаир — Магомед Деев. Сидят они рядом, плечом к плечу, и одинаковым взглядом смотрят на край леса.

— Лина... она не передумала?

— Нет, — со вздохом.

— Но она не права!

— Согласен. Но упрямая же...

— Упрямее Рокса?

— Представь себе, — невесело усмехается Михаил.

Мо вздыхает.

— Мика переживает. Очень. Я... — вздыхает еще раз и, негромко: — Я боюсь за нее. Боюсь за них обеих. Им нужно помириться. Я чувствую, что нужно.

— Я тоже чувствую, — Михаил устало трет переносицу. — Но как убедить Лину — не знаю. Ее словно переклинило. Головой понимает, что, в конце концов, Мика была права. А через обиду переступить не может.

— Как ребенок.

— Как ребенок, — соглашается Миша. — Она считает, что сестра предала ее, и я не могу Линку в этом переубедить.

— Плохо это.

— Да чего уж хорошего...

________

Мелкая, едва заметная дрожь прошла по краям грудного плавника, заставив всполошиться стайку рыб-ангелов, крутившихся неподалеку. Они действительно были все это время ангелами-хранителями для того, кто лежал на морском дне в паре километров от Большого острова. Создавали своим мельтешением ток воды сквозь жабры и питательные фильтры, обеспечивая минимум — но необходимый ли? И, тем не менее, они проделывали все это уже не одну неделю. Крупные сородичи не подпускали к лежащему на дне гиганту акул и других хищников. Этот невидимый акт спасения длился долго. И, похоже, подошел к своему логическому финалу.

Дрожь усилилась, взметнулся вверх песок, закрыв на время видимость. И в клубах песка семиметровый морской дьявол медленно поднялся со дна. Движения его плавников-крыльев были хаотичными, огромного ската кренило то в одну, то в другую сторону. И тут сверху опустились две тени — одна совсем гигантская, другая поменьше.

Теперь их стало трое.

_________

На одном из атоллов Индийского океана, который местные жители называли Нидаху — Белый, группа четырех Лейфов, состоящая из трех женщин и одного мужчины, склонилась над полутораметровым панцирем. Жив ли его обитатель — они не могли решить. Но сделали все, что могли. И, тем не менее, даже их сил, сил двух Томалов и двух Водзаров, один из которых — Максимус, могло не хватить, чтобы вернуть к жизни четвертого Потана планеты Земля.

Неподалеку от этой группы медленно ворочаются, словно живые камни, несколько черепах. Это свита Потана, те, кто вытащил тяжело раненого Старшего на опалово-белый песок маленького атолла. Те, кто несли все это время бессменный караул.

Женская ладонь раскрывается над самой серединой панциря, прижимается к теплой коричнево-зеленоватой пластине. И убирается прочь, оставляя вместо себя грязно-серый полупрозрачный камушек с тусклой желтой полосой. И под взглядом четырех пар внимательных глаз камень истаивает, словно растворяется, протекает внутрь роговой пластины и...

Первой показались когти левой задней лапы — и лапа дернулась, втянулась внутрь. А потом высунулся блестящий темный нос, а за ним и вся голова — на длинной сморщенной шее, с мутноватыми, наполовину прикрытыми почти прозрачными веками глазами.

— Оклемался, хороший мой, — звучит женский голос, и ладонь — другая, не та, что была с камнем, гладит черепаху по голове. — Ой, — запоздало смущается Алла. — А ничего, что я так запросто... со Старшим?

Вместо ответа огромная черепа как-то совершенно по-кошачьи подставляет свою голову — продолжай, дескать, не отвлекайся. В какие-то моменты даже Старшим нужно простые тепло и ласка.

После. Алия и Мунира.

С утра у полковника Федора Петровича Крыницына, начальника исправительной колонии строгого режима номер четыре, совершенно немилосердно болела голова. Можно было списать головную боль на смену погоды, магнитные бури, хронический недосып. Сам Федор Петрович почему-то грешил на "глушилку". Общепринятым было считать, что они абсолютно безопасны, но Федор Петрович, человек старой закалки, считал, что голова у него болит именно тогда, когда работает "глушилка".

Поэтому Федор Петрович был хмур сверх обычного. Единственным положительным моментом начавшегося непростого дня было решение вопроса с заключенным Кимом. Ходатайство удовлетворили, и сегодня ИК-4 попрощается с Кимом. Баба с возу... а хоть бы и мужик... — а хлопот колонии меньше. Все равно жить Киму осталось от силы пару месяцев.

Выйти проводить на волю, дать последние наставления и попрощаться с Виталием Кимом к воротам вышли и отец Василий, и имам Мусса. Увлеченные беседой, они не обратили внимания на стоящую метрах в пятидесяти пару — хорошенькая невысокая темноволосая девушка и десятилетняя девочка, тоже темноволосая, с длинной косой и яркими карими глазами. На них не обращали внимания ровно до тех пор, пока девочка вдруг не закричала — пронзительно, с переходом на визг.

У отца Василия резко заломило в висках, и снова будто вдруг резко зима вернулась — и мир подернулся белой пеленой. У имама Муссы боль пришла тупым ударом в затылок, а мир на прощание раскололся изумрудными брызгами. А оба они уже не видели, как менялось лицо досрочно освобожденного Виталия Кима. Впрочем, для этого смотреть было недостаточно. Надо было именно видеть. Как сквозь человеческие черты проступает нечто иное, и глаза уже не глаза, и рот... уже и не рот совсем. Как искажаются пропорции тела, словно сквозь пар или горячий воздух смотришь. Как проявляются за спиной призрачные темные перепончатые крылья. Призрачные ли?

Тот, кто был Виталием Кимом, перешагнул через тело осевшего на землю священника и пошел. Медленно, а потом все быстрее к стоявшим неподалеку девушке и девочке. Утробно и жутко взвыли за забором вышколенные немецкие овчарки. Взвыли, а потом заскулили жалобно. Автоматчик на вышке вскинул оружие, но ничего подозрительного не увидел — ну, идет себе человек в сторону от ворот колонии — так имеет право, освободили. Автоматчик на вышке не знал, что до настоящей свободы Виталий Ким был далек как никогда.

Мунира уже пряталась за спиной Алии. Девочку било мелкой дрожью, губы ее беззвучно шептали: "Мухи... Мухи...".

Расстояние между мужчиной и девушкой с вжавшейся в ее спину девочкой сокращалось. Вот уже меньше тридцати метров. Вот уже двадцать. Десять. Тот, кто теперь не был человеком, замедлил свое движение, начал дергаться — взад-вперед, как заглохшая машина. А потом все же резко, в последнем рывке — вперед.