"Вот ведь дура, — трепыхнулась слабенькая мысль. — Надо было чаю попить перед кормлением. Сладкого. И с молоком!"
Воспоминание о чае вдохновило меня на подвиг: я поднялась, доковыляла на непослушных ногах до стола и сгрузила на него живой и спящий груз. Ни один из малышей не проснулся. И слава Богу! Я могла спокойно упасть рядом с сумкой и вытащить из нее кулек с продуктами. Хорошо, что он лежал у меня сверху. Думала, на первой же остановке основательно подкрепиться. Может, и Родаль что-нибудь захочет из домашних деликатесов. Кто его знает, чем он питался, пока жена в коме. Может, хоть в дороге он не таким стеснительным окажется. А то сколько раз ко мне заходил и ни разу ничего не съел. Только полстакана гранатового сока выпивал, как бы через силу, вот и всё угощение. Я сама этот сок не люблю, но мамочкам после родов гемоглобин полагается восстанавливать, вот и приходится по полстакана в день принимать, как лекарство. С большим удовольствием я бы печенку ела, чуть поджаренную, но от нее у маленьких животики болят. Я сок и в дорогу взяла, вместе с другими продуктами, что полезные для мамочек и безвредные для малышей.
Первым под руку попался термос, большой, китайский, с красным драконом на боку и кнопкой на крышке. Из такого термоса очень удобно пить чай — нажала на кнопку и чай сам течет в чашку — не надо откручивать крышку, наклонять термос, рискуя облиться горячим. Можно рукой нажать, а если руки заняты, то локтем или подбородком — главное, чашку не забыть подставить. Вот только чай с молоком в термос наливать нельзя: если вечером зальешь, то уже к утру чай скисает. Я молоко отдельно привезла, кипяченое и в пластмассовой бутылке.
Первую чашку чая выпила без молока. Побоялась открывать бутылку, пока у меня руки так дрожат.
После чая мне немного полегчало и я начала потрошить торбу с едой. Слабость отступила всего на один шаг, но мне и этого хватило. Достала печеную картошку, батон, соленые огурцы, курицу, запеченную в фольге, пластмассовые тарелки. Не те, одноразовые, а из сервиза. Ножи и вилки лежали где-то на дне кулька, но искать их я не стала. Не такого уж я панского рода, чтобы не смогла съесть курицу руками. Батон тоже резать не обязательно, его и порвать на куски не трудно.
Только я развернула фольгу, только унюхала запах курицы и у меня "оборвало якорь". Мамирьяна такое состояние называет "час великого жора". Но во время еды мне никогда не бывает стыдно. Это уже после нее, иногда...
Когда жевать и глотать стало нечего, я начала приходить в себя. Посмотрела на мир уже не голодными глазами и ужаснулась. Видела бы меня мама! Сижу на полу, вокруг грязные целлофановые кульки, мятая фольга, картофельные очистки и куриные кости. А куда делся целый батон?! И курица совсем не маленькая была. Я специально купила побольше, чтобы хватило двоим, или хотя бы на два раза. И как я умудрилась съесть куру сама и даже не заметить?
Стала собирать мусор в кулек и нашла маленький кусочек батона, измазанный жиром. Сунула его в рот и продолжила уборку. Под фольгой и еще одним кульком обнаружила тарелку с крылышком, картошиной и огрызком огурца. Посмотрела я на эту заначку и задумалась: где здесь холодильник, я забыла спросить, а оставлять мясо в теплой комнате опасно — вдруг испортится до утра. Лучше уж доесть всё сегодня, чтобы не жалеть и не выбрасывать завтра. Да и не так много на той тарелке осталось. Для завтрака точно не хватит, даже если добавить чашку чая или две. Про обед и вовсе говорить смешно — он у меня всегда больше завтрака был. Так что недоеденное я быстро доела, запила чаем и поняла, что если посижу еще немного, то засну прямо возле стола. Или под столом. А спать под таким столом страшновато. Все-таки много есть — это вредно, а морить голодом кормящую мамочку опасно. Неизвестно, сколько она съест, когда доберется до еды, и что сделает с тем, кто захочет ей помешать. Нам Ольга еще в роддоме говорила: "Девочки, сначала выкормите ребенка, а уже потом садитесь на диеты и восстанавливайте фигуру. Не издевайтесь над собой, берегите здоровье". Умная женщина эта Ольга, но боюсь, что мою фигуру уже ничем не восстановишь. Видела я себя на днях в зеркале — и раньше худышкой не была, а теперь вообще в дебелую тетку превратилась. Увидел бы меня козлобородый Борюня — ором и слюной изошел бы. Год назад я потоньше была, но и тогда он кричал, что я попаду на подиум только через его труп. А мне его подиум нужен, как голодному баня. Я тогда за Наташкой зашла, а не всякой ерундой заниматься, да со всякими придурками разговаривать, которые девушку, что не спрячется за ручкой швабры, отсылают к Некрасову или Рубенсу. Можно подумать, я не знаю, что их давным-давно в живых нет. Или он этого не знает? Так я прямым текстом сообщаю: умерли они, и Борюня на похороны опоздал. Я бы еще чего-нибудь наговорила этому ценителю женской красоты, который так вовремя потерял дар речи, но тут появилась Наташка. Она мне потом всю дорогу рассказывала, какой умный, какой талантливый, какой необыкновенный этот Борюня, жаль только, что гей, и как мне повезло, что он заговорил со мной, ведь он не с каждой моделью разговаривает, даже из тех, с кем работает. Вот через эту Наташку я и оформила после родов академку. Ну, и Бог с ним, с потерянным годом, зато сыночка будет присмотрен и накормлен.
Мысль об Олежке потянула за собой другую: "Спать на столе нельзя!" — плохая это примета. Значит, надо укладывать малышей в люльки и нести в спальню. И пускай она мне хоть десять раз не нравится, но спать мальчики будут на большой кровати. Если уж их кроватка и сумка с постельным остались в машине. Ну, и мне рядом с маленькими спать придется — куда я денусь? А если ночью что-нибудь понадобится, мне опять топать в парадную комнату? Или сумку в спальню перетаскивать? Так ее собрать еще надо — половина вещей равномерно разбросана вокруг стола. И когда я так насвинячить успела? Можно, конечно, перенести всё за два раза — сначала дети, потом вещи, но от стола до кровати не меньше автобусной остановки! А если ходить туда, сюда и опять туда, то все три получатся. Нет, на такой подвиг у меня сил не хватит. Все-таки большие дома очень не удобные для жизни! Проснешься ночью, вспомнишь, что до туалета минут десять идти надо, и в вазу пописаешь или заведешь горшок под кроватью. А что, это мысль!
Вытряхнула из большого пакета спортивный костюм — сегодня вечером он мне не понадобится — и начала укладывать вещи первой необходимости. Взяла памперсы — для Олежки второй номер, для темненького первый, пачку влажных салфеток, мягкую чистую пеленочку, рулон туалетной бумаги, несколько чистых пакетов — для использованных памперсов, термос, пачку печенья. Кажется, ничего не забыла, теперь можно и с пола подниматься.
Даже самый дорогой и красивый стол, накрытый детским покрывалом, смотрится как обычный предмет мебели. А если поверх покрывала лежит ребенок, то о цене стола как-то и не думается.
Мои мальчики спали и не проснулись, даже когда их переложили в люльки, которые так и стояли на столе. Хорошо, что не пришлось за ними нагибаться! После обеда — или все-таки ужина? — это было бы затруднительно. Торбу с самым необходимым я тоже поставила на стол — на покрывало, естественно! — и ничего со столом не случилось.
Нагрузилась, как перед походом по лесу, свободными у меня оставались только ноги и зубы. Вот я и пошла, улыбаясь. Этой улыбке меня Темка научил. Говорил, что чем тяжелее груз, тем шире улыбка должна быть — и идти так легче и не надорвешься.
Подошла к ближайшему шкафу и... не смогла его открыть. Со второй попытки он тоже не открылся. Пришлось идти к следующему шкафу.
Встретиться бы с тем, кто установил эти гробы вместо нормальных дверей, сказать бы пару ласковых, да узнать, почему в такой большой комнате нет ни одного окна. А если я привыкла спать с открытой форточкой? Кстати, в спальне я тоже окон не заметила. И какой диагноз у хозяина дома — мания преследования или невероятная скупость? И на окнах сэкономил, и на шторах, а враги пусть через дверь входят, если найдут ее.
Второй шкаф открылся, но попала я не спальню, а в ванную комнату. Заодно решила воспользоваться унитазом — когда еще придется? Насчет унитаза тоже надо бы поговорить с хозяином дома. Что за удовольствие сидеть на холодном камне, рискуя себе что-нибудь отморозить. А не сидеть нельзя — только поднимешься и дыра сразу же закрывается. Интересно, а по какому принципу здесь работают писсуары, если они есть, конечно.
Вернулась в общую комнату, оставила возле входа в ванную рулон туалетной бумаги — чтобы не ошибиться шкафом, когда мне опять захочется, и пошла спать.
Третий шкаф вывел меня на балкон. На застекленный и зарешеченный. Или на лоджию. Что-то слишком много места, как для обычного балкона. Для лоджии тоже многовато. Так может это веранда или как там называется то, что тянется вдоль стены дома от одного угла до другого? А может, и не только вдоль одной стены — с Родаля станется все стены этой верандой окольцевать. Чтобы смешнее было, а для гостей — непонятнее. Ведь говорил про поездку за границу, а его дом оказался совсем недалеко от города, как и дом бабы Ули, только по южной трассе. Или это мы, дурынды, всё неправильно поняли и губу на заграницу раскатали — а куда еще ехать иностранцу, если не за границу? А наш иностранец взял да и купил дом под городом или снял на годик у какого-нибудь знакомого, вот как мы с Темкой. И дом под присмотром и хозяин дома может спокойно бизнесом заниматься в дальних краях.
Трудно Родаля без переводчика понять, даже когда он говорит на русском. Вот и надо будет завтра точно выяснить: мы здесь пожить останемся или скоро укатим за границу? Не скажу, что мне так уж туда хочется, просто интересно. И еще надо узнать, что за стекло на веранде, почему оно вид за окном так искажает — звезды большими и яркими делает, луну в зеленый цвет перекрашивает, и почему снаружи так темно, если на веранде тоже нет света. Может, нам с сыником домой лучше вернуться, от этих непоняток подальше? Вот поговорю с Родалем и решу завтра. Или послезавтра.
Опять вошла в красивую комнату. Возле прогулочного шкафа оставила пакет с самым необходимым. Нашла возле стола сапоги и поставила вместо пакета. Получилось очень символично: хочешь в туалет — иди к рулону бумаги, хочешь на прогулку — к сапогам. И все-таки, Ксюха, ты не совсем дура, что бы там ни говорила Мамирьяна.
Еще один шкаф тоже не открылся, а вот пятый или шестой открыл доступ к спальне. Честно говоря, еще немного и я готова была лечь на полу в общей комнате. И пускай Родалю потом стало бы стыдно.
Уложила малышей на кровати, поверх одеяла, подсунула каждому под бочок подушку — благо, этого добра на кровати с избытком. Все необходимые вещи, вместе с термосом и печеньем тоже выложила на покрывало, чтобы не пришлось потом бегать по комнате. А так одеяло откинула, руку протянула и бери то, что надо. Свет выключать не стала, только установила на самый минимальный. Потолок со звездами — это не для меня.
Только легла, расслабилась, а в голове стишок зашевелился. Я-то думала, что не успею голову до подушки донести — засну, а меня вдруг на поэзию потянуло. Наверно, съела что-нибудь перед сном, стихосложению способствующее.
А стишок совсем коротким получился. И о личном. Хотя все поэты пишут о личном.
Я легла под одеяло
И укрылась с головой.
За день я ходить устала
И хочу иметь покой.
Хорошо, что Мамирьяна этого никогда не услышит. Помню, как она прикалывалась над песней, где были слова: "Каждый хочет иметь и невесту и друга!" Сначала поиздевалась над словечком "иметь", а потом над тем "каждым", кто хочет. Говорила, что хочет, может быть, и каждый, но кто-то хочет что-нибудь одно — или невесту или друга, а кому-то подавай сразу двоих или даже троих — можно и невесту друга к компании присоединить.
Ну, у Мамирьяны все мозги только в одну сторону направлены.
А засыпать действительно надо, и чем быстрее, тем лучше. Пока малыши не проснулись и не захотели вкусную мамочку. Так что спи, Ксюха, день был долгим и утомительным. Спи, и пускай тебе ничего не приснится.
19
Открываю это я глаза и вижу, что на полу сидит Малек и улыбается. А рядом дедок-прорицатель — тоже сидит и тоже улыбается. И держит что-то на коленях, в знакомый, яркий платок завернутое. А состояние у меня такое, будто я не отдохнуть прилег перед дальней дорожкой, а целый день по лесу шлялся и здоровенным баулом за деревья и кусты цеплялся. После такого, мягко говоря, отдыха надо неделю восстанавливаться. Желательно под чутким руководством диетолога и массажистки.
— Давно сидите?
Спрашиваю, а самому даже пошевелиться в облом.
— Давно! — жизнерадостно сообщает старик.
— А почему не разбудили?
А так же не подняли с кровати, не умыли, не накормили... Список можно продолжать до бесконечности, еще и порявкать: "Какого хрена вы здесь делаете, оба двое?", но рявкать тоже в облом.
— Я не велел. Зачем будить — ты и сам проснешься.
Ну, спасибо тебе, добрый дедушка! Если бы разбудили пораньше, может я не таким уставшим проснулся бы. И обрадовался бы вам больше.
Но выражать недовольство не стал — дурное это дело и бестолковое. "Если бы да кабы — всё это от большой губы. А на большую губу губозакаточная машинка имеется". Так одна нянечка в нашей клинике говорила. В той, где я с Пал Нилычем работал. А к дедку-прорицателю у меня вопросец созрел.
— Скажи, Многовидящий, а почему это те странные сны мне и без браслета снятся? И сколько еще они будут сниться?
— Почему без браслета?
И старик изобразил такое искреннее удивление, что я даже засомневался в собственном уме и памяти. Но посмотрел на сверток в ярком платке и сомневаться перестал. Похоже дедушке, божьему одуванчику, поговорить захотелось, вот он и спрашивает всякие странные вопросы.
Пришлось отвечать, а куда деваться?
— Потому, что шкатулку с браслетом я лично отослал к тебе, Многозрящий. Вот с Мальком и отослал. Он подтвердить может.
Малек молчал и уже не улыбался. Старик тоже молчал и только смотрел то на него, то на меня.
— Ну, так и будем молчать? — спросил я, когда мне надоели эти игры в гляделки.
— Я не могу, господин.
— Чего не можешь?!
— Подтвердить не могу. Я не видел, как ты положил браслет в шкатулку.
— Блин, а как по-твоему, я мог его еще отправить?! Касырту на шею повесить, чтобы тебе шкатулку было легче нести?
Малек ничего не ответил, а вот прорицатель продолжает улыбаться, как ни в чем не бывало. Типа, ему нравится то, чего он слышит и созерцает.
— Ну, а ты что скажешь, Многовидящий?
Старик погладил сверток и спросил:
— Скажи, Многодобрый, как ты узнаешь, есть ли на блюде жареное мясо, если глаза твои пребывают в отдохновении?
Дедушке опять захотелось выспренно повыражаться. Вот только меня на такие выражения почему-то не растаскивало. Не было настроения для длинных и возвышенных речей. Ответил просто, без лишних выкрутасов:
— По запаху и на ощупь определю. Или мои руки и нос тоже пребывают в этом... как ты там сказал?.. на отдыхе?
