— Да, уж! Полное духовное удовлетворение от жидкого мыла. — Негромко пробормотал я, содрогаясь от отвращения.
Любая ложь — ваша ложь, и направлена против вас вами же. — Сказал старик.
— Мудрёно как-то вы всё излагаете, — потёр я лоб.
— Ну что ж?.. Хорошо. И всё-таки, что тебе от меня надо?
— Ну, как мне можно от вас чего-то требовать, если я понятия не имею, кто вы и что можете? Да и я сам не знаю, чего мне надо. Может, вы бы и подсказали? — с надеждой взглянул я на старца.
— Да ты, сынок, и так всё знаешь. Что могу я тебе дать, коли ты "коснувшийся фонтана познаний". Ты ищешь любви, но фонтан её был рядом. Цель всей твоей жизни в том и состоит, чтобы стремиться к этому источнику. Объединение двух в одном даст ключ к третьему, а это и есть смысл жизни человеческой. Ты хочешь видеть во плоти непознаваемое. Пойми, что не в этом решение твоей задачи. Цель определена неверно. Любить не образ надо. — Старец надолго замолчал, как будто обдумывая что-то очень серьёзное.
Я ждал. Ничем не нарушаемая тишина заполняла всё пространство. Это было дико и страшно — быть в мире без звуков.
— Любовь — пламя. — Замогильным тоном заговорил странный дед. — Чем больше отдал, тем ярче и выше пламя. Любовь не угасает в человеке-творце. Но чтобы понять, что такое ЛЮБОВЬ, надо до конца любить то, чему ты служишь. Только забыв о себе и отдавшись целиком и полностью, всей душой своему делу, проснувшийся в тебе художник сможет понять, в чём черпают люди-творцы свои силы. Именно тогда ты переступишь грань ремесла и проникнешь в подлинное творчество, в интуицию. Велико счастье такого человека. Он не от земли получает силы, а, обновляясь во вдохновенном труде, принимает участие в делах и скорбях земли. Ну, что ж... — как будто на что-то решившись, вздохнул, наконец, старик своим обычным голосом. — Я помогу тебе. Ты снова попадёшь в сад фонтанов, но не просто так. Ты отдашь мне перстень — знак коснувшегося фонтана познаний.
— И я увижу ту, о которой мечтаю?! — обрадовался я.
— Разумеется, — улыбнулся старик в бороду.
— И всё повторится заново?!
— Конечно.
— Вы хотите сказать, что на этот раз стюардесса погибнет на самом деле?
— Кто его знает?.. — отвёл он взгляд. — Может, и не погибнет. На всё воля Творца!
— Тогда какой смысл повторения?
— Надеяться надо на лучшее.
— Да, конечно. Но я бы предпочёл всё же иметь хоть какие-нибудь гарантии.
— Тогда обратись ко всевышнему.
— Ладно. Я пошёл, — поднялся я.
— Сядьте, молодой человек. — Резко сменив тон, потребовал старик. — Вы не хотите счастья?
— Хочу. Но не такой ценой.
— Вспомни Фауста.
— Вы же не Мефистофель, — улыбнулся я.
— Как знать, — он покачал головой. — Попробую помочь и в этом, хотя гарантировать ничего не берусь.
— Но-о, — растерянно протянул я, — вернув вам кольцо, я лишусь покровительства каких-то сил?
— А то как же?! Конечно, — подтвердил он. — Зато ведь взамен ты увидишь её! И не только увидишь!..
— Позвольте мне коснуться вашей бороды? — совершенно не к месту попросил я.
— А это ещё зачем?! — поднял брови странный старец.
— Мне кажется, что она ненастоящая. Такое впечатление, будто борода и волосы ваши из ваты.
— Ха-а-ха-а-ха-а! — засмеялся старец. — Уморил старика! — выговорил он, отсмеявшись и вытирая рукавом своей хламиды выступившие на глаза слёзы. — Давненько я так не смеялся. Сынок, если тебе уж так хочется, то вот она, моя борода. — И с этими словами протянул мне конец своей великолепной бороды.
Я взял в руку мягкий, пушистый пучок потрясающей бороды. Что-то неестественное чудилось в этом атрибуте старости, и я отпустил её.
— Ну, так как, сынок, выбор сделан? — спросил дед, пристально глядя мне прямо в глаза.
Я взялся за перстень. Странно, но он как будто врос в палец и ни в какую не хотел покидать своего места.
— Проверни его камнем вниз. В ладонь, — посоветовал старик.
Я перехватил перстень двумя пальцами за противоположные стороны. Подушечка указательного оказалась на камне. Бережно зажав кольцо, мягко потянул на себя, пробуя одновременно провернуть, как посоветовали, и вдруг страшная боль пронзила мою голову. В глазах потемнело.
— Ты напрасно это сделал, — донеслось до меня, как из тумана. — Я же сказал взяться сбоку, а не за камень. Теперь уж тебе ничто помочь не сможет.
Я отпустил перстень и мотнул головой, пытаясь сбросить навалившуюся боль. Старик исчез.
"Стоят они навеки, упёрши лбы в беду.
Не Боги, человеки, привыкшие к труду.
И жить ещё надежде до той поры, пока
Атланты небо держат на каменных руках".
Александр Городницкий
Лабиринт
Страшное это слово — _Л_А_Б_И_Р_И_Н_Т_! Я стоял у распахнутого зева в этот самый лабиринт под старым, никому не известным храмом древнего Египта. Кажется, это был Египет. Что было там наверху, не помню. Не помню и всё. Как отшибло. Может, чем опоили? Не знаю, не помню, хоть убей. А вот сейчас стою и смотрю, соображая, что к чему, в чёрную глубину этого самого тайного лабиринта. Правда, не совсем тёмную, на стене, справа за порогом в специальном зажиме торчит чадящий факел. Метрах в десяти дальше вроде ещё один.
— Ну, что? Готов? — Послышался голос слева. Это говорил главный жрец храма. Может, и не главный, это я его так повысил, но думаю, что главный. Всё его поведение, одежда, головной убор прямо-таки кричали "Я жрец! Я главный, самый-самый главный жрец!". Я окинул его внимательным взглядом. Среднего роста, весь в белом, даже не разберёшь, где у него чего начинается: выцветшие космы бровей над широко распахнутыми глазами стального цвета, скрытые под седой шевелюрой вьющихся волос уши, приплюснутый короткий нос, дряблые щёки и белая борода ниже пояса. Хотя трудно сказать точно, так как определить этот самый пояс можно было лишь по препоясывающему чресла жреца широкому куску белой ткани, долженствующей, вероятно, заменять ремень.
— Готов, — вяло отозвался я.
— Помни, отсюда никто не выходит. Ты согласен на такую жертву?
— А куда деваться?! — криво усмехнулся я. — Можно подумать, что у меня выбор есть.
— Есть, — остановил меня жрец. — У каждого человека есть выбор. И у тебя он есть.
— Ну да! На плаху. Хрен редьки не слаще. А тут ещё бабушка надвое сказала. А вдруг я буду первым, кто пройдёт этот ваш заколдованный лабиринт от входа до выхода?..
— Забудь надежду всяк сюда входящий! — патетическим голосом возвестил жрец. — Но мечту оставь!
— Понял, понял. Оставлю себе и то, и другое, — рассмеялся я. — Ну, что? Я пошёл?
— Погоди, — остановил меня он. — Не один ты пойдёшь. С тобой пойдёт служитель храма — это наш тебе подарок.
— Ни фига себе?! — я действительно удивился. — Это тоже каторжанин какой-то? Чем это он перед вами провинился?
— Нет. Не провинившийся. В лабиринт насильно не войти.
— Ну да? — опять удивился я. — Так-таки и не войти?
— Служители храма сами решают идти им в лабиринт или нет. Никто не вправе заставить их сделать это.
— Ладно. Поверю. Где же ваш служитель?
— Сейчас будет, — немного торжественно произнёс жрец. И не успел он договорить, как из бокового прохода вышла процессия из нескольких белых фигур. Я остолбенел. Это были женщины.
— И что? Все они со мной? — Только и сумел выдавить я.
— Нет. С тобой пойдёт лишь одна, — успокоил меня жрец.
— Ну, спасибочки! Примногожды благодарен! А если я её того... Ну, короче, буду использовать по назначению? — Я покрутил пальцем у виска. Жрец изумлённо воззрился на меня, явно не понимая, о чём это я. — Ну, как женщину, — пояснил я на всякий случай.
— Вряд ли, — жрец с сомнением поджал губы. — Тебе там не до неё будет. Да и идёт она с тобой для помощи.
— А это разве не помощь?
Жрец немного задумался, как бы взвешивая, помощь это или нет? Потом решительно качнул головой.
— Нет. Не до этого тебе там будет.
— Тогда, жрец, оставь женщин себе, — покачал головой я. — Неровен час, не сдержусь, потом всю жизнь казнить себя буду. Не соблазняй. Я сам пойду.
— Нет, — твёрдо, даже жёстко, возразил жрец. — Она самостоятельно изъявила желание войти с тобой в лабиринт, а совет жрецов не может запретить добровольцу, вызвавшемуся на святое дело.
— Кончай, жрец, времени нет, — ответил я, вскидывая за спину увесистый рюкзак. — Я мужик, понимаешь, мужик, а не евнух. Мне ничто человеческое не чуждо.
— Это уж как Бог решит, — перебил меня служитель храма. — Если ему будет угодно, значит, так тому и быть. Но помни, ты в святом месте, на пути к истине, к познаниям всевышнего! Может быть это действительно дано тебе как змий-искуситель. Не мне знать такие вещи. Идите. — И он скользнул в сторону, освобождая проход.
Я не стал оборачиваться, а шагнул внутрь. Стоящий справа от меня младший служитель непостижимо ловко подцепил на руку связку запасных факелов. Сразу стало тяжелее. Обернувшись, дабы иметь возможность выразить ему всю свою признательность, а заодно и всё, что о нём думаю, я буквально обомлел в полном смысле этого слова. Всё невысказанное застряло в горле. Ряды белых жриц раздвинулись, и перед входом осталась лишь одна фигура. Потом к ней потянулись руки, и белые одежды спали к ногам жрицы. Приятная, скажу вам, дамочка. Во всех отношениях. И фигурка классическая, и личико хоть воду с него пей, бровки — две чайки, глаза — небо звёздное, губки — кораллы, розовые ушки — морские, ажурные раковинки, маленькие, с золотыми серёжками, сахарно-белая шейка лебединая, волосы чернее воронова крыла, густые, вьющиеся, Руки, правда, закрытые рукавами, зато грудь до половины обнажена и одета весьма легко... Талия — двумя руками обхватить ничего не стоит, ноги длинные, стройные, прикрытые одеяниями аж ниже колен. На изящных ступнях мягкие тапочки, а может, это туфли у них такие. Все в бисере, так и вспыхивают от света факелов. Короче, я понял, что мне подсунули достаточно серьёзное испытание. Быть с такой красоткой наедине... Это даже не садизм.
— Жрец! — вскричал я, чувствуя, как всё моё естество вскипело. — Я отказываюсь идти в лабиринт! Лучше на плаху, чем такое измывательство!
Но было уже поздно. Жрица вступила за порог. Из-за её плеч виднелся такой же рюкзак, как и у меня, в левой, опущенной вниз руке был незажжённый факел, а на правой точно такая же связка, как и у меня. Дверь за ней с шорохом затворилась, а затем послышались равномерное шарканье и постукивание мастерков. Нас замуровывали согласно традиции. Через год, или два, а может, и через все десять, кладку разберут для следующих претендентов, ежели таковые найдутся. Я таращился то на бывшую дверь, то на улыбающуюся жрицу. Потом сплюнул и, выдернув из зажима факел, широкими шагами бросился вперёд, в неизвестность. Девушка меня тут же осадила, поймав за руку. Она показала на следующий факел, потом сделала движение, видно, означавшее "собирать", а потом неспешный шаг. Я понял. Смутился и пошёл медленнее, разглядывая стены и собирая торчащие там факела, если таковые оказывались. Общаться не хотелось. Да и не о чем нам было говорить. Земля под ногами то и дело уходила вниз под достаточно крутым наклоном. Стены были довольно пристойные, обработанные, даже облицованные каким-то отшлифованным камнем. Особой сырости не было и явным подземельем пока что не пахло. Но ощущение многотонной крыши над головой не улучшало настроение, скорее наоборот. Хотя сам проход был прилично широким — телега вполне могла проехать. Да и высота до потолка немалая, метров 5-6 не меньше. Так мы шли долго, очень долго, как вдруг совершенно неожиданно оказались в большой комнате с множеством ответвлений. Я так разогнался, что тут же потерял проход, из которого только что вышел. Благо моя спутница шла медленнее, и пока моя персона обалдело оглядывалась в поисках прохода, она спокойно стояла в нём и наблюдала за мной с лёгкой усмешкой. Да, эта странная особа была права. Спешить здесь — значит, похоронить себя раньше времени. Я картинно поклонился. Потом обошёл помещение по периметру. Двенадцать коридоров, учитывая и тот, из которого мы вышли, ожидали своих исследователей. Только теперь до меня дошёл глубинный смысл слова "ЛАБИРИНТ". Что-то похожее на панику овладело моим сознанием. Стало страшно, по-настоящему страшно. Сколько безумцев бросалось сюда в поисках собственного счастья?.. Сколько из них вернулось и отдало богу душу у замурованной двери?.. Меня передёрнуло. Жрица подошла ближе и осторожно коснулась моего плеча. Я глянул на неё и немного успокоился. Одному умирать страшно. Вдвоём не так. Но всё равно не хочется. Дурная мысль мелькнула в затуманенной страхом башке.
"А не есть ли это мой запас пропитания? — Я оценивающе глянул на девушку. — Нет. Вряд ли. Да и где её жарить?!" От таких мыслей мне стало смешно и противно одновременно. Ну, право дело, что за бред лезет в голову?
— Ничего, красавица, прорвёмся. Где наша не пропадала?! — ободрил я её и принялся внимательно обследовать каждый проход на предмет различий. Это было глупо. Все они оказались совершенными близнецами. Даже облицовочные камни, насколько хватало света в глубь тоннеля, были идентичны. Закончив осмотр, вернулся к исходному коридору. Опустился на землю и ещё разок окинул взглядом помещение. Нет, зацепиться решительно было не за что. Тогда попробовал представить вид сверху. Круг с двенадцатью лучами. И тут ничего не было. Никаких намёков. Хоть бери да жребий бросай "орёл — решка"! Хочется мне того или нет, но придётся идти в первый попавшийся коридор и приниматься изучать его на предмет идентичности построения с другими. Не могли же, в самом деле, хозяева сего славного заведения делать каждый проход оригинальным?! Тогда у них фантазия должна быть о-го-го! Да и выбраться из такого лабиринта практически невозможно. Чистейшая удача, да и то при условии, что такой выход имеется в наличии. Я почесал в затылке. Делать было нечего, надо было подниматься. Жрица смотрела на меня с лёгкой улыбкой. С одной стороны, её присутствие поддерживало моё состояние духа на должном уровне, с другой же, самоуверенный вид, мол, ты помучайся немного пока, а потом я тебя выведу отсюда, раздражал.
— Чо лыбишься-то? — спросил я, меняя позу, поудобнее устраиваясь на корточках.
Жрица приблизилась ко мне, замерев напротив, и бесстыдно полезла себе за пазуху. Дело принимало пикантный оборот. Я, не без интереса, наблюдал за её действиями. Мелькнула даже глупая мыслишка: "Не рановато ли?", но тут же угасла. Пытаясь вытащить оттуда что-то, девушка продолжала улыбаться, время от времени произнося какое-то слово, смысл которого до меня никак не доходил: то ли у меня в голове что-то переклинило, то ли изъяснялась она на непонятном мне языке. Наконец, на свет появилась трубка туго свёрнутого пергамента. Жрица сделала приглашающий жест и присела, разворачивая на своей коленке свиток. Это она делала напрасно, так как мой взгляд постоянно отвлекался и уходил в сторону, пытаясь заглянуть куда-то в другое местечко. Я закрыл глаза и сильно тряхнул головой, дабы избавиться от недостойных мыслей. Жрица громко рассмеялась, хлопнула меня по лбу полуразвёрнутой трубкой и переложила рукопись на моё колено. Я смутился.
