Лех недоуменно приподнял бровь:
— Ну и что это за хрень? Не мог что ли чего нормального почитать? И... Ты имеешь ввиду, что... у тебя в жизни нет тех, кто... искал бы смысл в твоих... кхм... прыжках? Так?
— Ну...
— То есть я не в счет? Так выходит?! Да я чуть с ума не сошел, когда услышал эту новость про похищение по визору! — ага. Даже скорее — сошёл с ума. Но теперь-то в норме....
— Ну...
Отвернулся. Посыпала мелкая крупка.... Лех задумался. Может, всё-таки встряхнуть за шкирку? Осенило.
— Это ты из-за отца? Давай-давай! Выкладывай! Я тебя отсюда не выпущу, пока не объяснишь, так и знай!
— Сам уйду. Не маленький, — насупился.
— Дурной ты, Ян... хоть и не маленький. Рассказывай. Из-за отца?
Трудно признался:
— Да. Я наводил справки. Когда меня... ну... он тогда вел переговоры. Он ничего не сделал для моего спасения. Я ему не нужен. И с самого начала не был нужен.
Леху краска в лицо бросился — не за себя, за.... Уууу! Убил бы! Убил... Нет, всё, спокойно. Чтобы не как тогда... с Рафиком.
— Дурь собачья! Он просто Координатор! Он просто не успевает всё и везде!
Ян спрятал несчастное лицо в ладонях. Горько сообщил:
— Когда... меня делали... он... не был Координатором. И всё равно не хотел меня! Не смотри на меня так! Я один раз слышал мамин разговор с папой! Я появился только потому, что мама пила просроченный контрацептив! Ни он, ни она не хотели моего появления! Никто из них! И в этот раз он от меня отказался! Может быть, если бы я учился в Семинарии... Или... лучше было бы, если... меня не успели...
— Молчи! Затк... тьфу! Прекращай, короче! Может, отцу мы... да, я тоже!... может, мы и не нужны! Но друг другу мы нужны и не смей больше так думать! Понял?! Понял, я спрашиваю?!
— Д... да....
— Уф... Ну и славно. Пообещай, что больше не будешь сознательно себя морить.
Из-за густой небесной пелены выглянуло солнце. Сосны просветлели, осины засверкали серебристыми стволами.
— Обещаю.
— Да, и хрень эту читать брось. Фигня всё это. Лучше вон, учебники свои мусоль.
— Ага, — глянул в небо, впервые за разговор улыбнулся. — Смотри, тут тоже весна.
— Точно. Но снег еще хорош.
И неожиданно, так же улыбаясь, влепил в оттаявшее лицо снежок. Некрупный — так, профилактическую оплеуху. А чтобы не смел больше... пугать. Ян вздрогнул, встряхнулся, как щенок, расхохотался и не замедлил ответить...
Снег был точно хорош — мягкий и липкий. Как раз для снежков.
Ян.
30 марта 2024 года.
"...Закончилось всё как всегда — дерьмом. Целой кучей (ну я и выражаться начал!). У нас, кажется, ничего не случается ни разу, чтобы закончилось нормально. Начиная от овсяной каши тёти Гнес и заканчивая... Заканчивая автобусными экскурсиями по Европе. Чёрт бы их побрал.
У нас после того случая тихий дурдом в группе. Честное слово. Еще с Лазарета. Нам там выделили целый этаж. На нашу одну только группу. Крепко нас и их торкнуло. Абсолютная тишина и куча барьеров. Каждому отдельная палата. Общая комната психологической разгрузки, конечно. Толпы психологов и психиатров. Все такие искренне-заинтересованные и доброжелательные, словно бы им — каждому — пообещали золотые горы и по источнику в личное пользование. Если бы еще в душу не лезли. Такое странное ощущение, словно бы они перед нами грехи замаливают. Из наших никто из своих палат так и не вышел. Кажется, мы тогда смотреть друг на друга не могли. Хорошо хоть, со мной был Лех. А то взвыть можно в этих долбанных белых стенах и чистейшей стерильности! Кажется, Лешке изрядно потрепал нервы. Задолбал его своими истериками и капризами. То мне вдруг втемяшилось в голову, что в комнате слишком душно, поэтому окна в альпийскую зиму нужно держать распахнутыми круглые сутки. Или вот заставлял его регулярно поднимать собственные барьеры над палатой. Или запрещал гасить свет на ночь. Никуда не отпускал — он, бедняга, так и просидел пять дней взаперти, даже в туалет отлучаясь по разрешению. Дурь. Аж самому стыдно до ужаса. На самом деле мне просто постоянно было страшно и всё казалось, что если что-то там сделать — страх пройдет. Вот я и искал, что нужно сделать.
Дома стало как-будто полегче, но ненамного. Боюсь, особого мужества за мной признать нельзя. Трус. Дома я стал бояться спать в своей комнате при выключенном свете. Впрочем, и при включенном тоже ,о чем, конечно, тут же узнал Лешка... Но речь не об этом.
Дурдом у нас в группе — все такие истеричные и нервные, что аж не подойди-притронься. Наверно, это я в чужих глазах вижу соринки... Преподаватели нам лишнее словечко сказать опасаются — чтобы не спровоцировать нечто бурное у кого-нибудь. У нас убрали все зачеты в этом семестре. То есть, конечно, сдвинули, но всё равно...Кстати, соседняя группа, старшая, отказалась ехать на экскурсию. Фельдшер наш, пан Баррет, ходит по школе смурной и помятый. У него жуткое похмелье. Весь последний... этак месяц. А пани Ковальская уволилась. Говорят, ушла работать цветоводом-травницей в одну лавку. Представьте себе. Ну, зато там тихо.
Опять не туда убрёл.
Всё у нас заканчивается... дерьмом, короче. Когда террористов перестреляли, начали выяснять, кто да зачем — вовремя, ага? Они их "поднимали" даже. Этого в новостях не говорят, это мне отец сказал. Как видно, думает, что это меня утешит. А я как представил... Ненавижу зомби! Еще ненавижу Координаторов. У отца такая постная рожа...постное лицо было, когда он "выкроил минутку, чтобы навестить сыновей", что я враз забыл все вопросы, которые хотел задать. А задать я хотел вопросы про то, как сильно он старался меня спасти и вообще... А, что теперь. Поссорились бы, и всё. Тоска. Мы, наверно, и вправду с Лешкой одни только и нужны друг другу. А если с ним что-то случится?
Гнес хочет привести какого-то мужика в дом. В смысле — хочет, чтобы ее новый мужчина жил у нас. Потому что, дескать, всё на этот раз серьезно и Гнес полностью уверена в своем избраннике, а переехать — и бросить нас, соответственно,— не может. Тяжелые тучи сгустились над нашим несчастным домом... кажется, это так пишут на всех этих инфоблоках? Я никого постороннего дома не хочу, даже если это будет немой, глухой и слепой... в смысле, даже если мы с ним вообще никак пересекаться не будем. Я буду его постоянно чувствовать в фоне, и этого достаточно. А ведь с ним нужно будет как-то еще общаться... Лех так вообще плюется огнем и шипит гарпией.
Я сегодня вообще не начну, кажется!
Короче, вот!
ТЕРРОРИСТОВ ПОСТРЕЛЯЛИ И ПСУ ПОД ХВОСТ ПОЛЕТЕЛИ ПЕРЕГОВОРЫ, КОТОРЫЕ "ДЕРЖАЛ" ПАПЕНЬКА. ПОТОМУ ЧТО ОКАЗАЛОСЬ, ЧТО ЭТИ "АЛИ ИСХАНИ" — ПОДПОЛЬНАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ В ПОДДЕРЖКУ "СЕВЕРНОЙ ГРУППИРОВКИ", ТАК СКАЗАТЬ... В УЧЕБНИКЕ ПИСАЛИ... КАКОМ-ТО... УДАРНАЯ СИЛА, ОСТРИЕ ПАРТИИ. Ну, или что-то вроде. Как только их уничтожили, северная группировка обиделась и прекратила переговоры. А то, что они основательно нас "попили" — это ничего, это нам еще не повод обижаться. В общем, во Вьетнаме, в ихней Подземке, опять война. Из-за этого... никогда бы не поверил, что такое может случиться!... голодают светлые во Вьетнаме. Не знаю, какая взаимосвязь на самом деле... тут нужно крепко подумать, а мне думать не хочется... В общем, всё плохо. Говорят, кризис. В Малом круге к власти после внеочередных выборов пришли радикалы. Предлагают кардинальный пересмотр всех основ и даже изменения некоторых пунктов Хартии Баланса. Хартии уже пятьсот лет, а они вдруг собрались. Думал, Лех мне объяснит, что к чему, но Лех сказал, что это не нашего с ним ума дело и вообще не стоит заморачиваться по пустякам. Лех вообще в последнее время странный. Мне показалось, что мы с ним наконец во всем разобрались и теперь можем жить дальше. Ан нет, теперь придавило Лешку. Кажется, у него позднее зажигание. Он сперва и виду не подает, что что-то случилось. А потом его начинает глючить. Сейчас у него глюки капитальные. Уходит куда-то, надолго уходит. Иногда на всю ночь. Потом валится в кровать и спит до обеда, прогуливает пары. Мне кажется... что он пробовал наркотики. Хотя, может, это мне только кажется, потому что он меня "читает" как на ладони, а я его "читать" не могу, у него естественная блокировка. Только чувствую, когда если с ним что не так или где там он находится. Вообще Лех сильно себя запустил. Еще после мамы... Я говорил? Он так и не стрижется. У него теперь лохмы до плеч и лезут ему в глаза. Носит только черное. Хотя траур официальный уже закончился. А еще. Я только сейчас начал замечать— он такой худой, как будто совсем не ест. И мрачный.
Наверно, скучает по маме. Я тоже по ней скучаю. Мне даже сны снятся про неё постоянно. Ой. Нет, всё. А то разнюнюсь как девчонка.
Хотя, нет. Вот еще странность. Нам с Лешкой снятся одинаковые сны про маму. Я раза четыре уже замечал. Один сон был про мамину смерть... Что она снова умирает, только по-другому, и я (он) знаю, что она умрет, но ничего сделать не могу. Другие сны хорошие, про какое-то зеленое поле, про мороженое, про воздушные шарики... Я, честное слово, не знаю, чьи это сны. Почему-то мне кажется, что Лешкины. А один раз мне снился уж точно его сон. Про меня....
Ну, вот, собственно. Я месяц не писал в дневник, вот и раскатался на четыре страницы. А теперь пойду-ка перекушу и сяду за прикладную псионику. У Леха. Кстати, "волчьи дни" и лучше ему на глаза не попадаться..."
Ян поднялся, захлопнул блокнот. За окном отыгрывал первый закат, малярной кистью щедро выкрасивший фасады домов в сливочную желтизну и кровь. На клумбе вовсю зеленилась уже нежная газонная травка, у соседки, пани Гнежки, в вазонах на окне зацвели ландыши и наперстянка, сладкий дурманный аромат вползал в комнату через приоткрытую форточку, стоит ее приоткрыть. Форточку приоткрыл. Вдохнул дурмана и понял, что сегодня дома не усидит. Псионика в сравнении с бушующей весной — ничто. Ну их, уроки. Сходить в парк? А и сходить! Тем более что хлопнула дверь — ушёл Лех. Интересно бы знать, куда он отправился.
Легонько "потянулся" к нему поверху... По "нитке" сразу пришёл ответ — раздраженный, но и тревожный. Типа "чего тебе? что случилось?". Ян мысленно пожал плечами — ничего, дескать, так. На всякий случай. Незамедлительно по "нитке" щелкнули и со звоном "отключились". Ну всё, теперь не дозовешься. Ясно.
Гнес ушла еще с утра, оставила на холодильнике записку, чтобы ее сегодня не ждали. Едим, следовательно, сегодня опять "комбикорм" — обед быстрого приготовления. Ян подумал, что в свете таких событий даже подгорелая Гнесина овсянка пришлась бы кстати. Но делать нечего...
Погода на улице действительно была — чудо. Совсем уже тепло и пахнет цветущим жасмином. Голуби летают низко, хохлятся и воркуют, путаются под ногами, распускают толстые зобы и выпендриваются перед своими "дамами", а вот янову булку презирают и вообще на нее никакого внимания не обращают. Поверху они сегодня смешные — ершистые и серо-зеленые. Ни в коем разе не голодные, конечно.
Тогда Ян отправился дальше — по книжным магазинам. Там всегда пустынно и тихо. Книги сейчас не в моде. Сейчас больше объемки и имитаторы с симуляторами. А Яну книги нравились по той же причине, что и писать в блокноте, а не на планшетке. Нравилась фактурность хорошей бумаги. Нравилась особая магия выведения строчек на белых разлинованных листах.... Настроение особое. И с книгами, и с блокнотами.
А вот на площади Свободы оказалось неожиданно людно. Опять выступали.
Этакая толпина разномастная, возбужденная и озлобленная. Цветастая мешанина спин, заслоняющая собой нечто вопящее и визжащее в мегафон. Отвратительно. И чего им вечно не хватает? Хотя... Простецы же. Ради интереса протолкнулся между дамочкой в канареечно-желтом комбинезоне на обрюзглых телесах и длинным тощим мужиком с острыми локтями. Вытянув шею, заглянул через плечо какой-то девицы — телевышки. На капоте мобиля торчал неизвестный Яну пузатый субъект и, размахивая руками, восклицал:
— Даешь четырехчасовой рабочий день! Даешь заработную плату не ниже общеевропейской! Даешь климатическую страховку в соцпакете!
Ян покачал головой, поморщился — кроме слюны субъект брызгал еще и сильнейшими невротическими эманациями, поскольку, кажется, являлся харизматиком-эмпатом. Не особо мощным, но собрать толпу и повести за собой на баррикады, или там вызвать мигрень у пси-эма — вполне достаточно. Придя к выводу, что здесь ничего интересного нет, а только вредное и опасное, Ян осторожно протиснулся между желтой лоснящейся дамочкой и мужеподобной девицей обратно, вдохнул спокойного весеннего воздуха и отправился по намеченному маршруту.
Нехорошо как-то в последнее время стало. Митинги чуть не каждый день, регулярные припадки массовой паники на фоне растущих цен, падающих каких-то там курсов чего-то, чуть не ежемесячных эпидемий инфостресса и вирусных расстройств, и прочего, прочего... Раньше гулять по городу было интересно и приятно, теперь же единственно хорошее Ян находил в голубиных стаях, переливах ауры Шнапса и улыбчивом простодушии его хозяйки. Да еще в прохладной тишине книжных магазинов.
За спиной взрыкнул субъект-харизматик. Ян уткнулся взглядом под ноги и торопливо зашагал на другую сторону улицы.
Лех.
С утра болела голова — верный признак надвигающегося приступа тоски. Беспричинного приступа. Это точно не инфостресс и не нервное истощение... Теперь уже всё хорошо. Уже полмесяца всё хорошо, всё просто безумно хорошо и так вообще не бывает. А если так отлично, то скоро станет хоть вешайся. В этом Лех на собственном опыте многократно убеждался.
С утра голова заныла — в виске прорезался тоненький гвоздик боли. Лех еще не успел подняться с постели — ну и не стал подыматься. Дохлый номер. Не помогло. К двенадцати, когда Лех заставил себя встать и всё-таки явиться на последнюю в семестре лекцию по силовой подготовке...Знал бы пан Лещиньский, что Лех вытворил с давешним Рафиком... Слабак, впрочем. Пан Лещиньский. Но Леху нужен был зачёт позарез. Без зачета не допустят к итоговым испытаниям... Так вот, к лекции Лещиньского затылок уже налился холодной, полноценной болью и мечталось об одном — чтобы она ушла. Вот ведь зараза — ни таблетки, ни гнесины травки не помогают. Даже, блин, после пары глотков "универсального" коктейля из рома и коньяка ни на йоту легче не сделалось. С трудом отсидел положенные полтора часа, почти не отводя взгляда от табло настенных часов. Лещиньский даже приметил лехову тоску и ехидно заметил, что студенту Горецки, видать, невмоготу раз в полгода отсидеть хоть два часа из положенного сточасового курса, и сейчас указанный студент пытается силой мысли воздействовать на время. Тут же Лещиньский "утешил", что это пока никому не удавалось... Тоска трансформировалась в злость.
Закончилась попытка получить зачет плачевно. Весьма плачевно. Лех высказался в ответ.
Завтра разговор с директором. А после, наверно, с отцом. А разговоры с отцом всегда имеют один итог...
