Не для истории

— История не для истории. Тавтология какая-то...

— Школа всё замнёт, думаю, даже в МС не сообщит. В Развалах бушевала природа, но стихию обуздали. В Елани произошла, допустим, магнитная буря, испортившая амулеты. Два адепта пропали без вести — ну, да это их проблемы. Ничего не случилось, ничего не произошло. А буду болтать — пропадёт и третий адепт для ровного счёту. Никто не станет признаваться, что тридцать лет у них под носом разрасталась тайная организация под руководством одного из наставников, которого не удосужились толком проверить при приёме на ответственную должность. Сейчас моя Школа стоит у власти, а подобные новости дурно повлияют на её авторитет, ослабят позицию, и заветный флаг перекочует на другую крышу. Это политика.

— Может, это только твои предположения, а на самом деле всё не так? — недоверчиво уточнила Юля, глубокомысленно почесав в голове.

— Ты говоришь, как ребёнок, — усмехнулась я. — Поверь, всё именно так и есть. Не зря учитель Килт, рассказывая мне о заговоре, не раз повторил, что это "не для истории". Он был прав. Такие события всегда не для истории...

Карета шла мягко, нас укачивало, и вскоре вновь загрустившая Юля задремала, положив голову мне на плечо. Я провела свободной рукой по её волосам, полной грудью вдохнула свежий лесной воздух. Похоже, всё налаживается и встаёт на свои места...

Эпилог.

"Безнадёжно опаздывая, Марва бежал, бежал через заснеженное поле, по пустынной дороге, мимо деревьев в замёрзшем лесу. Ледяной ветер бил в лицо, снег колол кожу, грудь сжималась от нехватки воздуха. Пробежав с полверсты, Марва остановился на пустой заледеневшей дороге. Морозный воздух не давал отдышаться, ноги подкашивались. Марва сел прямо в снег, не в силах бежать дальше. Он должен бежать, он должен успеть, иначе... Марва встал и из последних сил побежал по дороге дальше. Метель застилала глаза, снег всё сыпал и сыпал... Пробежав ещё с полверсты, Марва остановился, а потом и упал на покрытую снегом землю... Звёзды, изредка появлявшиеся между серых тяжёлых туч, осуждающе смотрели ему в глаза, как бы говоря: "Беги! Ты не имеешь права остановиться! Тебе нельзя опоздать!" Но Марва не мог встать; у него не осталось больше сил... Метель утихла, но снег продолжал идти. Марва смотрел в тёмное небо широко открытыми глазами. Снег падал на его лицо... и не таял, покрывая его белой страшной маской.

Снег уже не шёл. Над дорогой занимался рассвет. Распростёртый на обочине человек не шевелился и не дышал, покрытый тонким слоем снега. В лесу было тихо. Не свистел ветер, не раздавался морозный скрип шагов по свежему снегу. Из леса бесшумно вышел крупный дымчатый пёс. Он ткнулся носом в холодную руку Марвы, вылизал лицо человека от снега... Марва судорожно вдохнул в первый раз и открыл глаза. Он увидел перед собой пса, который тут же развернулся и ушёл обратно в чащу..."

Я оторвала взгляд от книги и устало потёрла глаза. За окном бушевала метель, крупные снежинки с упорством самоубийц бились в стекло. Я сидела на кровати, удобно скрестив ноги и поставив локти на стол; Нюся лежала рядом, уютно положив голову мне на колени. Стоящая передо мной свеча почти догорела, её дрожащее пламя отражалось в окне. Я посмотрела на лежащий на столе пудовый фолиант, раскрытый где-то на середине, и решительным движением захлопнула его. "Чудесная жизнь Марвы. Подвиги." — механически прочитала я на обложке. Я вновь обратила взгляд к окну. Было уже совсем поздно, но сыпавший весь день снег не собирался прекращаться. Я мягко дунула на свечу — огонь трепыхнулся и погас, погружая комнату в темноту. Теперь сквозь пелену вьюги я могла разглядеть чёрно-белую стену леса и даже низенький заборчик, окружающий мой дом. Немногим меньше шести месяцев прошло с тех пор, как я осталась без Наставника. Сначала пришлось заниматься кучей дел: надо было писать диплом (работа о раздвоении сущностей получилась весьма оригинальной), строить дом (иначе где селиться после общежития?). Жить в городе мне не хотелось: шумно, многолюдно и вообще неуютно — поэтому я выбрала место в трёх верстах от Вормина, рядом с лесом. Имея неограниченный финансовый запас, я построила дом (ну, не я, конечно, а нанятые мной рабочие) за считанные недели. В конце лета я ездила к Видару на новоселье, осенью навещала Юлю, привозила её смотреть День Листопада. Потом наступила зима, ударили морозы — не хотелось даже высовываться из дома. Было грустно, тоскливо и одиноко; целыми днями я читала книги, вечером начинали болеть глаза, тогда я либо шла гулять с Нюсей, либо отправляла на пробежку Каську, либо просто гасила свечу и смотрела в окно. После гибели Наставника, благодаря которому раньше никто не знал моей истинной расовой принадлежности, все мои знакомые, способные к ауровидению, стали от меня шарахаться, наотрез отказываясь объяснять причины этого. Выяснить, кто я на самом деле, тоже не удавалось, поскольку при соответствующем вопросе каждый считал своим долгом вытаращиться на меня, как на сумасшедшую, и поспешно ретироваться. Учителя и наставники в Школе тоже старались не встречать меня в коридорах, резко сворачивая, едва я появлялась в поле их зрения. Ума не приложу, как у них хватило духа принимать у меня дипломную работу! По городу обо мне с чьей-то лёгкой руки поползли нехорошие слухи. Хоть официально полукровки и имели право жить за пределами Других Долин, но это не значло, что их любили в человеческих городах. И мой симпатичный загородный домик все обходили за версту — я видела людей только два раза в месяц, когда ездила за покупками на городской базар. Клада мне пока хватало и обещало хватать ещё очень долго, посему я не волновалась о работе, которую мне, естественно, никто не собирался предлагать с такой-то репутацией.

В неожиданном порыве я встала, подошла к двери, выбежала на улицу. Ледяной ветер тут же проник под тонкий вязаный свитер и лёгкие домашние штаны; волосы мгновенно потяжелели от налипшего на них снега; кожу на лице и ладонях защипало от холода, а босые ноги промокли и задубели. Для пущего эффекта я раскинула руки и подставила лицо на встречу ветру. Стоящая на пороге распахнутой двери Нюська жалобно заскулила, очень похоже воспроизведя: "Что-то ты, хозяйка, совсем с головой не дружишь". Я безумно расхохоталась и с прежним рвением влетела обратно в дом. Мелко дрожа, я подхватила с кровати одеяло и завернулась в него с ног до головы. Ещё раз неуверенно глянув в окно, я решилась. Единственная возможность всё узнать — вернуться в Топляки и прямо спросить об этом у дяди. Зачем мучиться неведеньем? К этому выводу я пришла давно, но всё тянула время, не решаясь вернуться туда, где провела полжизни и не была десять лет, а теперь чувствовала, что выжидать больше нельзя. Взяв карту, я принялась за неблагодарное дело расчёта расстояния. Добираться до Топляков своим ходом было бы слишком долго, и я посчитала случай достойным применения портала. Чего тянуть, пусть сейчас уже и ночь? Дядя в любом случае будет в шоке от моего появления, а в какое время суток это произойдёт — уже не важно. Произведя необходимее расчёты, оделась потеплей и, не забыв прихватить с собой оружие (на всякий случай), вышла во двор. Каське на своём участке я отвела отдельный сарайчик, лишь отдалённо напоминающий конюшню. Лошади было там просторно и привольно, и оставалось место для сбруи и немногого имеющегося у меня сельхозинвентаря. Я вошла в конюшню — Каська встретила меня гостеприимно, но лишь поначалу. Взяв в руки седло, я двинулась к кобыле — та, недовольно ржанув, попятилась.

— Ой, Каська, недосуг мне за тобой гоняться! — я махнула рукой и демонстративно отвернулась. — Поеду одна, без тебя!

Я показала лошади язык и покинула конюшню. Каська, естественно, тут же последовала за мной, неохотно ступив на заснеженную землю; она оббежала меня кругом, виновато заглядывая в лицо. Я тотчас коварно накинула на неё седло — впрочем, лошадь уже и не сопротивлялась.

Чертить пентаграмму на снегу во время метели изначально было затеей глупой. Бороздки заносило, едва я успевала их делать. Проведя за сим бесполезным занятием минут тридцать, я совершенно отчаялась и решила открывать портал в конюшне: там хватало места развернуться. Чёрный уголёк оставлял на полу чёткий след, и вскоре всё было готово. Портал открылся легко, стоило лишь поярче воскресить в памяти двор дома моего дяди и внести необходимые компоненты в заклинание. Он был аккуратным и стабильным — хоть сейчас на экзамен. В первопроходцы вызвалась Нюся: при появлении окошка она сразу любопытно подобралась к нему, обнюхала, после чего я её чуточку подтолкнула — и собачка, испуганно тявкнув, исчезла. Каська, укоризненно на меня посмотрев, сама нырнула в портал — она уже не раз перемещалась таким образом и привыкла. Я высунулась в открытую дверь конюшни, взглянула ещё раз на свой милый домик — сруб с большими окнами — проверяя, заперла ли его. Поправив меховую куртку и проверив снаряжение, я вернулась к порталу и шагнула в окошко.

Судя по всему, я попала туда, куда хотела, хотя и не совсем. Наша лошадо-собако-человеческая компания оказалась посреди замёрзшего болота, окруженного хилыми деревцами, пародирующими лес. Хорошо, что жуткие холода стояли с самого начала зимы, и топи заледенели, а то мы так бы и утонули. Вот самое безопасное последствие расчётов параметров для портала по неточной карте. Впрочем, это место мне было знакомо. Хоть я и не была в Топляках десять лет, но предыдущие одиннадцать провела на этих болотах в самом прямом смысле. Быстро закрыв портал, я оседлала Каську и уверенно направила её вперёд по глубокому снегу.

Здесь метель бушевала ещё сильней: снег быстро покрыл толстым слоем мою меховую шапку, куртку, а также каськины хвост и гриву и Нюську с лап до кончиков ушей. В этих местах дорогу к дому я отыскала бы и с завязанными глазами, поэтому через полчаса мы действительно вышли к границе болот, в двух шагах от которой начинался неровный покосившийся частокол, окружающий Топляки. Ограждение это, надо сказать, было весьма условным и бесполезным. Некоторые куски частокола отсутствовали ещё с времён моего детства, и в образовавшиеся проёмы мог проехать рыцарь в полном облачении на боевом коне (если бы, конечно, таковой имелся в наличии близ деревни). Да и от кого здесь защищаться? В Топляки не вела ни одна приличная дорога (неприличная, впрочем, тоже), жители зарабатывали тем, что торговали торфом и различными изделиями из ясеня, дуба и клёна. Для этого приходилось грузить товар на лодки и сплавляться по реке Ако до Кобёра. Там топлячане продавали всё привезённое, закупали продукты и другие предметы первой необходимости. Затем нужно было возвращаться, что выходило не так легко. Ако славилась своим норовом и сильнейшим течением, посему идти вверх по реке не всегда удавалось, приходилось перетаскивать лодки по суше.

Деревня состояла всего из девяти дворов; дома выглядели потёрто, но ухоженно и даже как-то по-домашнему мило сквозь взбитую снежную стену вьюги. На заснеженных крышах вяло дымились трубы, света в окнах видно не было: время позднее. Один дом, стоящий на отшибе, заметно отличался от остальных. Он был больше по размеру и обшарпанней, и я уверенно направилась именно к нему. Я спешилась около перекошенной приоткрытой калитки и сразу по колено провалилась в снег. Сердце замерло; через раз вдыхая колкий морозный воздух, я смотрела на дом, некогда бывший мне родным. Света нигде видно не было, снег во дворе явно не убирался с начала зимы, а если протоптанные тропинки раньше здесь и существовали, то их занесла метель. Дом казался заброшенным, необжитым: заледеневшее крыльцо, замки на хозяйственных постройках, несколько старых испорченных деревянных заготовок для плошек, выглядывающих из сугроба, — всё выглядело неухоженным, пустым. А вдруг что-нибудь случилось? Всё-таки десять лет прошло...

Я нерешительно сделала первый шаг. Нюська, прижимая уши к голове, юркнула между моих ног и, по-волчьи приподнимая лапы и принюхиваясь, медленно пошла к крыльцу. С трудом протиснувшись в калитку (она не открывалась шире из-за плотного снежного полога), я последовала её примеру. Подняться по трём покрытым льдом ступенькам стало непростой задачей, но я с этим справилась. Самая обычная дверь из рассохшейся древесины была заперта изнутри. Я подняла руку , чтобы постучать, подержала в воздухе, опять опустила, несмело потопталась на крыльце и, наконец, ударила пару раз по косяку кулаком. Долго ничего не происходило, и я уже собиралась постучать ещё, когда из дома послышались шаги.

— Кого черти принесли посреди ночи? — грубо спросили из-за двери.

— Дядя, открой.

Дверь, немного посомневавшись, открылась. Дядя совсем не изменился: невысокий — примерно моего роста, жидкие чёрные волосы с нитками седины, лысина на затылке, вечно недовольные серые глаза, мешковатая одежда, круглый живот. Он поражённо уставился на меня, пытаясь узнать; свеча дрожала в его руке.

— Это я, Верена. Не узнаёшь?

Я посмотрела дяде в глаза. Уж что-что, а взгляд у меня точно не изменился. Дядя судорожно вздохнул и кивнул.

— Здравствуй, племянница. Не ожидал тебя увидеть ещё когда-нибудь, — протянул он своим низким голосом.

— Может, позволишь войти? Метель, как видишь, усиливается.

Дядя повторно кивнул и пошёл в глубь дома, по рассеянности не оставив мне света — впрочем, я в оном в последнее время не особо нуждалась. Впустив Нюську, я вошла сама, аккуратно прикрыв дверь. Я сняла куртку, шапку, тёплые кожаные перчатки на меху, отряхнула сапоги и направилась по знакомому маршруту. Сделав пару шагов, я вновь остановилась. Здесь на стене висело старое запыленное зеркало, смотревшееся нелепо в деревенской избе. Последний раз я видела в нём своё отражение в тот день, когда уходила из дома. В память крепко врезался образ нездорово худой одиннадцатилетней девочки с коротко остриженными, торчащими во все стороны волосами и большими расширенными в полумраке светло-карими глазами, одетой в протёртые на коленях штаны (я была жутко неуклюжей и вечно падала) и потрёпанную рубашку, с тугим узлом в руке. Теперь я совсем другая... Почти совсем...

За десять лет в доме ничего не изменилось. Такая же унылая и неуютная обстановка, стерильная чистота и идеальный порядок. Дядя уселся в кресло (он изготовлял мебель и предметы утвари из местного дерева сам), мне досталась лавка у стены. Одинокая свеча на столе давала слишком мало света, мы разглядывали друг друга прищурившись.

— Ты изменилась, — сказал наконец дядя, водя взглядом то по висящему у меня на поясе мечу, то по длинным каштановым волосам (он всегда заставлял меня стричься "под мальчика").

— А ты — нет, — ответила я, криво усмехнувшись.

— Где же ты была всё это время? Чем занималась?

— Тебе это действительно интересно? Я училась, — я легко прищёлкнула пальцами, создавая дополнительное освещение в виде нескольких лайтиков по углам, — и жила в Вормине.

— Значит, ты теперь...

— Я — маг. В твоей опеке я давно не нуждаюсь, так что не волнуйся, я приехала не за тем, чтобы вновь поселиться здесь.