— Со мной все в порядке, — раздраженно говорит она. — Я и сама могу позаботиться о себе.
— Если с тобой что-то случится, мы окажемся виноваты, — говорит симана почти умоляющим тоном. — А через два дня состязания. Пожалуйста, Тара, не убегай так больше. Мы волновались.
— Ладно, не стану, — бурчит Тарона, подбирая колчан. — Только отвяжитесь.
— Они правы, — неожиданно поддерживает охранницу Тилос. — Сейчас для тебя не то время, чтобы гулять в одиночку. Слишком опасно.
Тарона бросает на него презрительный взгляд. Еще один нашелся... Мать, когда узнала о чести, оказанной дочери, чуть с ума не сошла от счастья. С тех пор она только и твердит то же самое — опасно, нельзя! Ну сколько можно?
— Мы и без чужаков можем дать совет нашей ахане, — зло обрывает Тилоса охранница. — Иди своей дорогой, северянин.
— Можете, — соглашается Тилос. — И та незнакомка, что валяется неподалеку, наверное, тоже собиралась что-то подсказать. Так?
Одна из симан бросается к кустам туи, на которые небрежно кивает пришелец. Тарона спешит за ней, легко уклоняясь от пытающихся остановить телохранительниц. На небольшой прогалине лежит чужая женщина с неестественно вывернутой шеей. Ее рука все еще сжимает духовую трубку, небольшие дротики с пухом вместо оперения рассыпаны по земле. Из небольшого глиняного сосуда на землю уже давно вытекла густая темная жидкость с тошнотворным запахом. Тарона чувствует, что у нее начинает кружиться голова.
— А вот нюхать не надо, — Тилос отталкивает ее назад. — Умереть не умрете, но поплохеть может. Так что, по-вашему, собиралась посоветовать девочке Тень?
— Зачем ты убил ее? — сквозь зубы спрашивает посеревшая охранница. — Нужно допрашивать...
— Тени не говорят на допросах, — качает головой Тилос, присаживаясь на корточки и пальцем дотрагиваясь до крохотной татуировки подмышкой убитой. — Тара, ты уж, пожалуйста, не сбегай больше от своих. Плохо кончится. Выборы королевы — та еще штука. Никогда не знаешь, кто из соперниц подошлет убийцу.
Тарона смотрит в землю, в ушах с опозданием начинает гулко биться кровь. Значит, она обязана жизнью мужчине, да еще и северянину. Теперь ее точно засмеют. И королевой такой дуре не бывать...
Тилос обхватывает ее за плечи, ерошит волосы.
— Ладно, забудь, — тихо говорит он. — Теперь пугаться уже нечего. И ты уж победи в стрельбе, ладно? А то получится, что зря я тебя учил.
Той же ночью девушка приходит к нему в потрепанный гостевой шатер на окраине королевского стойбища. Ей нечем отплатить за свое спасение, кроме как своим женским естеством. Тилос, кажется, ожидает ее прихода. К своему удивлению, Тарона понимает, что заниматься любовью может доставить удовольствие не только мужчинам. За ночь она четырежды достигает вершин неведомого ранее блаженства. Незадолго до того, как заря на востоке начинает стирать берега Огненного Пруда, Тилос выпроваживает ее из шатра. Тароне не хочется уходить, но она понимает, что он прав: неизвестно, как соплеменницы отнесутся к ее шашням с чужеземцем накануне испытаний.
— Ты станешь королевой, Тара, — говорит Тилос ей на прощание. — Ты обязательно станешь ей.
Тарона бредет по стойбищу. Завтра — последние состязания по стрельбе, но она не думает о них. Она предвкушает следующую ночь с Тилосом.
Но Тилос покидает стойбище тем же днем. Потом он еще несколько раз приходит в племя, но ни разу не остается дольше, чем до исхода дня.
Еще два года спустя молодую мах-королеву вызвали к Самуре. Старая повелительница племени уже никуда не выходила из своего шатра. Хотя она еще пользовалась некоторым влиянием, а Тароне оставалось полгода до того момента, как параданы выкрикнут ее королевой на Пиршестве Назины, молодая женщина уже принимала дела. К тому времени весть о смене власти дошла до самых дальних кочевий, и отовсюду стекались посланницы — выразить Тароне свое уважение, а заодно и рассмотреть новую избранницу получше. Пылевые бури уже душили припустынные пастбища, и люди в южных тараманах начали волноваться. Пустыня медленно, но верно теснила сураграшские племена на север, и потускневшие от небесной пыли аметисты Фибулы Назины предвещали большую войну.
Большой темный шатер, посреди него горит костер. Дым от него вытягивается в отверстие в потолке, но маленькие дымки из курильниц ароматной пеленой растекаются вокруг. Самура сидит возле костра на мягких подушках, мечущиеся отблески огня превращают ее увядшее морщинистое лицо в грубую маску смерти. Она еще живет, но для окружающих она мертва. Через полгода сорокалетняя старуха ударит себя ритуальным кинжалом в сердце, освобождая дорогу мах-королеве... нет, уже просто новой королеве. Тарона ждет того момента одновременно с трепетом и с предвкушением. Стоит ей только получить всю власть в свои руки, и тогда... тогда...
Тилос входит в шатер и останавливается на приличном для иноземца месте. Его лицо бесстрастно, ни один жест не выдает его чувств. Посланника знают, его лицо примелькалось многим, а потому охрана довольно небрежна. Сабли покоятся в ножнах, а за спиной чужака нет обязательной симаны с обнаженным кинжалом. Только неопытная пока Зула напряженно следит за ним из-за плеча Тароны.
— Приветствую тебя, о великая королева Самура, — опускается он на одно колено и смиренно опускает голову. — Приветствую и тебя, молодая мах-королева Тарона. Я рад, что великое племя тарсаков избрало себе достойную новую предводительницу. Радость переполняет и сердца моих хозяев, что шлют дары воительницам, известным далеко за пределами своих исконных земель. Караван стоит у входа в стойбище, ожидая, когда его разгрузят. Я сам ездил к гуланам, выбирая в подарок верблюдов, — добавляет он.
— От имени всех тарсаков я принимаю твои дары, — медленно произносит старуха. — Да не испытают твои хозяева жажды! Встань, путник. Ты проделал далекий путь и заслуживаешь отдыха.
— Благодарю тебя, королева, — Тилос поднимается с колен и кланяется. — Кроме того, со мной приехали северные купцы. Они хотят обсудить торговлю между знойными южными и прохладными северными землями. Ваши кони, равно как и ваши пряности и тисненые овечьи кожи, славятся по всему миру. Думаю, торговля окажется выгодной для всех.
— В твой прошлый приезд я сказала тебе, северянин, что тарсаки не торговцы. Мы равнодушны к наживе, нам вполне хватает обмена с соседями. — Самура хмурится. — Твои купцы напрасно проделали великий путь в наши земли.
— Возможно, стоит сначала посмотреть, что предлагают чужеземцы, — Тарона выступает вперед. Глаза Самуры вспыхивают от гнева и тут же угасают: ее время ушло. Тарона с трудом сдерживает желание подойти поближе к Тилосу. — Времена меняются, и твои слова, королева, прозвучали год назад. Сейчас с юга дуют новые ветры.
Мах-королева внимательно наблюдает за посланником, стараясь понять, дошел ли до него скрытый смысл ее слов. Однако тот остается бесстрастным.
— Я благодарю прекрасную мах-королеву... — начинает он. В шатре поднимается ропот — посланник явно выходит за рамки этикета. Сердце Тароны начинает учащенно биться. — Я благодарю прекрасную мах-королеву за великодушные слова. Думаю, однако, что наши купцы окажутся благодарны куда больше. Я же со своей стороны могу лишь отплатить сказками о происходящем в мире. Если королева позволит мне немного передохнуть с дороги...
Его глаза, не отрываясь, смотрят на Тарону. Та буквально тает под его взглядом.
— Я отпускаю тебя, — медленно кивает королева. — Твои истории выслушают у вечернего костра. Отведите его в гостевой шатер и убедитесь, что у гостей ни в чем нет недостатка.
Дождавшись, пока посланник и стражники покинут шатер, королева оборачивается к Тароне.
— У тебя своя голова на плечах, девочка, — печально говорит она, — но я вижу, что чужак еще ни разу не уходил от нас с пустыми руками. Каждый раз он уносил твое сердце, и сейчас оно лежит в его приседельной сумке. Негоже женщине тарсаков так привязываться к мужчине, да еще и из дальних чужих земель.
— Мое сердце принадлежит только мне, момбацу сама, — сухо отвечает Тарона. — Могу ли я идти?
— Конечно, Тара, — кивает королева. — Иди, но помни мои слова. Забери свое сердце назад, пока еще не поздно.
Ночью Зула приводит Тилоса в шатер Тароны. На исходе ночи посланник и мах-королева снова лежат рядом друг с другом, и Тарона чувствует, что не в силах расстаться с возлюбленным.
— Останься со мной! — жарко шепчет она ему на ухо. — Что тебе далекие северные земли? Что тебе хозяева? Останься — и ты всегда будешь рядом с королевой самого великого народа в мире, и твоя власть уступит лишь моей...
— Не могу, милая, — гладит ее по волосам посланник. — Меня зовет дорога. Для меня нет большего счастья, чем топтать пыль. Я никогда не соглашусь на клетку, пусть и золотую. Прости, но я не могу.
— Тогда я приказываю тебе остаться! — в голосе Тароны прорезаются хриплые нотки от проступающих слез. — Я хочу видеть тебя каждый день, а не раз в два года! Я приказываю!..
— Прости! — посланник осторожно высвобождается из ее объятий и начинает одеваться. — Я должен идти. Скоро начнет светать.
— Я ненавижу тебя... — шепчет ему вслед молодая королева. — Ненавижу! Ненавижу!
Иноземные купцы остаются еще на несколько дней, но посланник уезжает тем же утром. Вскоре после его отъезда Тарону снова приглашают к Самуре.
— Я знаю, что нынешнюю ночь ты провела с чужаком, мах-королева, — с плохо скрываемым раздражением говорит она. — Ты не услышала мои вчерашние слова. Так продолжаться не может. Я позаботилась, чтобы он больше не смущал тебя своим присутствием. Найди себе новую игрушку, девочка, и никогда...
— Позаботилась? — недоуменно смотрит на нее Тарона. Потом до нее доходит. — Ах ты старая сука...
Она молнией вылетает из шатра. Зула, ни на минуту не оставляющая свою госпожу, бросается за ней. Не обращая внимание на окружающих, Тарона запрыгивает на первого попавшегося коня и вскачь несется в ту строну, где недавно осела пыль под копытами жеребца Тилоса. Зула, ничего не понимающая, но не потерявшая голову, следует за ней, успев, однако махнуть ближайшим симанам. Вскоре небольшой, в полтакха, отряд несется на северо-запад.
Однако они не успевают. В четверти перехода от стойбища в траве тут и там валяются бездыханные тела восьми тарсачек, судя по вышивке на безрукавках — симан Самуры. Их лошади разбрелись по окружающей степи и мирно щиплют траву. Тилос сидит на пригорке, грустно рассматривая труп своего коня, из которого торчит не меньше пяти стрел. Заслышав стук копыт, он поднимается и молча ждет, пока спешившая Тарона бросается ему на шею.
— Тилос... — задыхаясь, шепчет она. — Прости, милый, прости... Это не я, это Самура...
Охрана недоуменно рассредоточивается вокруг. Женщины, ничего не понимая, смотрят друг на друга и на сошедшую с ума мах-королеву. Только Зула, наконец, разобравшаяся, что произошло, молча качает головой.
Тилос мягко отстраняет от себя Тарону.
— Я ни в чем не виню тебя, момбацу сама, — сухо говорит он. — Однако мне нужно продолжать свой путь, а мой конь мертв. Могу ли я попросить...
— Да, да, да! — исступленно шепчет Тарона. — Проси что хочешь, хоть мою жизнь! Нет, не все, не проси коня, я не отпущу тебя никуда, любимый!..
— Мне не нужны девки, что таскаются за мной хвостом. Я свободный человек, — в голосе посланника неожиданно прорезается презрение. — Сейчас мне нужен только конь.
Вздрогнув, как от удара, Тарона отступает назад. Безумная пелена спадает с ее глаз, и она наконец-то осознает, что стоит посреди степи, а охранницы изумленно пялятся на нее, но больше — на разбросанные вокруг тела.
— Я... приношу свои извинения... за нападение... — слова даются с трудом. Губы кривятся, с трудом удерживая рыдания. — От имени...
— Я принимаю твои извинения, мах-королева! — Голос Тилоса снова холоден и бесстрастен, но рот презрительно кривится. Глумливая усмешка в его глазах жалит больнее осы. — Я повторяю просьбу насчет нового коня...
Тарона медленно отходит назад и бросает ему поводья своей лошади. Потом делает еще шаг назад, еще... и упирается в коня Зулы. Она смотрит, как Тилос легко вспрыгивает на спину животному и коротко кивает.
— Позаботьтесь о своих товарках, — говорит он на прощание, обращаясь не к Тароне, а к Зуле. — Они придут в себя через пару часов.
Северянин разворачивает коня и вскоре исчезает за холмом. Только тогда, опустившись на колени, Тарона дает волю слезам, яростным и страшным.
— Я ненавижу тебя... — повторяет она. — Ненавижу... Я убью тебя...
— Догнать его, момбацу сама? — осторожно спрашивает Зула.
Тарона мотает головой, пытаясь унять рыдания.
— Я ненавижу тебя... — обреченно повторяет она.
Неподалеку со стоном шевелится одна из неудачливых убийц.
За прошедшие с тех пор семь лет Тарона видела Тилоса только два раза, и оба — в последний год, при дворе Великого Скотовода.
В первый раз, сорвавшись под его насмешливо-презрительным взглядом, она пообещала вырезать ему сердце.
Во второй раз с ним ошивалась какая-то накрашенная девчонка в аляповатом платье, под стать уличной проститутке.
Элиза так и не узнала всей истории. Тилос нехотя цедил слова, отделываясь скупыми фразами. Наконец разочарованная девушка умолкла и какое-то время смотрела на звезды.
— Тилос, — спросила она после паузы, — ты переживаешь из-за того, что Тарона начала войну, да?
— Я не переживаю. Я к тому и стремился.
— Что? — Элиза аж вскочила на ноги. — Но ведь ты сам рассказывал, что нужно вести переговоры о мире...
— Я и веду переговоры о мире, — усмехнулся тот. — Эла, ты прожила столько лет в Граше! Ты же должна понимать, что предложить мир кочевнику означает лишь признаться в собственной слабости. А уж если ты еще и подарки предлагаешь...
— То есть ты специально устроил, что Тарона начала войну? — непонимающе спросила Элиза. — Но... зачем? Как?
— С твоей помощью, Эла, — Тилос предпочел не услышать первый вопрос. — Зачем, думаешь, ты потребовалась мне тогда, во дворце? Чтобы лишний раз привести Тарону в ярость. Она молода, но уже мудра и сдержанна. В Граше я стремился заставить ее подумать, что предпочел тебя ей. Слабая надежда, конечно, но она оправдалась. Сегодня я, наконец, превозмог ее благоразумие. Теперь сураграшские племена поднимутся на войну с Севером, и мне нужно оказаться там раньше, чем южанам.
— Значит, ты использовал меня, только чтобы рассердить Тарону? — Элиза не верила своим ушам. — И всё? И... сегодня тоже? Чтобы позлить ее? Ты... Ты...
— Сволочь, мерзавец, сукин сын, — меланхолично согласился Тилос. — Знаю. Меня еще и не так называли. Но сегодня я держал в голове другое. Не вышло, к сожалению. Нас перехватили раньше, чем нужно. Я собирался оставить тебя в Тарса-хамане, это такое большое постоянное стойбище тарсаков километрах в трехстах отсюда...
— Но зачем? Зачем? — Элиза почувствовала, что задыхается от унижения. — Чтобы она могла перерезать мне глотку с большими удобствами?
— Успокойся! — голос Тилоса зазвенел металлической ноткой. — Сядь и не дергайся. Она уже не считает тебя моей любовницей, если тебя это обрадует. Ученицей — да, здесь драка с тарсачкой оказалась нам на руку. И, как я уже сказал, она не станет мстить неразвитому ребенку вроде тебя. Наоборот — защитит, если что. А мне нужно, чтобы рядом с ней оказался человек, которому она доверится. Мой человек. У меня есть шпионы среди тарсаков, но никого — в ближайшем окружении королевы. Нет никаких шансов завербовать кого-то из симан, поэтому я намеревался внедрить тебя. И, кроме того, — добавил он уже тише, — я уже говорил, что рядом с Тароной самое безопасное для тебя место. Но пока, видно, тебе еще придется поболтаться по свету...
