— Больше ничего не было?
— Э-э-э, — замялся Гоша, будто пытаясь что-то вспомнить. Меня затошнило от плохого предчувствия. Правда, моего личного. Интуиция подозрительно молчала. — Ключи? Кажется, остались вместе телефоном и часами на сестринском посту. Или кроссовки?! Так они тут, под кроватью.
Мужчина неопределенно взмахнул рукой, указывая направление.
— Который час?
— Полдвенадцатого.
— Давно ты здесь?
— Приехал через сорок минут после нашего с тобой разговора и последующего звонка добропорядочного прохожего, — Гоша снова непривычно нахмурился. — О чем ты только думала? Физические нагрузки в твоем положении...
— Каком еще положении... — перебила мужчину, но он, казалось, этого не заметил.
— ...Или ты решила спровоцировать выкидыш?! Я читал, такое возможно! Только... Оксана, ты совсем ополоумела? Большую часть времени знакомства с вашей семьей я считал тебя ответственным и разумным человеком! А тебе, что, всего лишь смелости не хватило рассказать отцу и этому своему Остревскому о беременности? Или времени — записаться на аборт?!
— Гоша, — осадила я претензии начальника службы безопасности, начиная злиться. Иногда Гошу клинило на какой-то мысли или идеи: случалось это редко, но зацикленность мужчины доставляла, порой, ужасный дискомфорт окружающим. — Тебе не кажется, что моя беременность — это мое дело?! Не твое! Я уже не в первый раз тебе говорю: успокойся сам и оставь в покое меня!
— Ты не права, и знаешь это!
Возникло ощущение, что я вела диалог с заводной игрушкой, программа которой распространялась на сотню слов, комбинируемых всегда по одному алгоритму.
От грубого ответа и указания на пеший маршрут в места не столь отдаленные моего оппонента спас громкий стук в дверь и тут же появившийся на пороге мужчина в белом халате.
Мне хватило мгновения, чтобы узнать в высоком докторе с уже поседевшими висками и недельной щетиной Владлена Германовича — подающий надежды образ "столичной" медицины в целом и первой городской клинической больницы имени какого-то трудновыговариваемого светила, в частности.
Судьба и Сила решили посмеяться в этот день надо мной основательно.
Поправив самые классические из всех возможных очки с квадратной оправой, мужчина в два шага оказался передо мной:
— Главврач передал, что вы потребовали в приказном порядке лучшего хирурга больницы?!
Голос Владлена Германовича выражал крайнюю степень недовольства. Кажется, мужчина считала такое требование излишним. В ответ Гоша высокомерно кивнул.
Я повернула голову, стараясь выглядеть непринужденно, скрывая даже малую толику напряжения, испытываемого внутри. Твердой свободной рукой, тщательно контролируя каждый мускул, будто бы невзначай, я поправила челку, спрятав за прядями волос часть лица, и взглянула на своих оппонентов вполоборота. Оставался маленький шанс, на который хватило бы и капли удачи, что мужчина меня не узнает. И не вспомнит.
Как и все талантливые врачи Владлен Германович большую часть своей жизни был погружен в профессию. Мужчина дотошно относился к мелочам, обладал хорошей памятью и развитой интуицией. Правда, смотрел и запоминал он в основном диагнозы, особенности внутреннего строения органов и противопоказания к операциям. На внешний вид своих пациентов Владлен Германович редко обращал внимание. А уж имена порой даже не стремился узнать.
Оставшуюся часть жизни мужчина успешно делил между семьей и бесконечным количеством любовниц. По крайней мере, так было четыре года назад. В лицо супругу Владлена Германовича я не видела. Знала только, что женщиной она была домашней, тихой и бесконечно терпеливой. Как оказалось позже, до поры до времени. Во Владлене Германовиче она уже давно не вызывала той трепетной нежности первой любви из-за которой мужчина и женился так скоропалительно еще в институте. От развода и полного краха ячейки общества мужчину останавливаю наличие двух горячо любимых им детей. Ну а скуку талантливый хирург в свободное от сложных операций время развеивал с помощью интрижек с молодыми медсестрами, интернами и практикантками.
Правда, все это присутствовало в жизни Владлена Германовича четыре года назад. К сегодняшнему же дню, мужчина погрузился в свою профессию с головой и, кажется, сейчас находился на полпути создания инновационной методики, сулившей ему Нобелевскую премию и должность главврача в одной из ведущих больниц страны. Громкий скандал с женой и последующий развод отобрали у мужчины половину имущества, большую квартиру в "столице", двоих детей и репутацию умелого любовника и сердцееда.
— В этом не было необходимости, — менторским тоном заявил врач, бросив на меня быстрый взгляд и тут же полностью сосредоточившись на нескольких принесенных с собой листках. — Мы провели полный перечень диагностических исследований: анализы крови, узи...
Владлен Германович, прервавшись, поднял голову и посмотрел на Гошу. В глазах хирурга мелькнуло снисхождение, и мужчина кратко резюмировал:
— Ваша подопечная полностью здорова. Обморок, скорее всего, был вызван стрессом.
— У меня ответственная и нервная работа, — подтвердил я.
— Что с ребенком? — не успокоился Гоша.
— С чьим?
— С ребенком Оксаны?! Не с моим же!
— Полагаю, за глаза я не смогу ничего сказать. Приводите на прием. Посмотрим, возьмем анализы, проведем все диагностические исследования.
— Какие еще исследования? Узи? Кажется, больше ничего у беременных не исследуют! — все-таки плотное общение Гоши с Зо влияло на мужчину сильнее, чем ему того бы хотелось.
— Уважаемый, — Владлен Германович начал закипать. Глупых родственников пациентов он не любил даже больше, чем просто глупых пациентов. — Я совершенно не понимаю, о чем вы толкуете! О чьем ребенке или чьей беременности? Если речь идет про мою пациентку, — мужчина снова посмотрел в свои записи, — Оксану Викторовну Циммер, то она — не беременна. Сейчас.
— Что?
— А диагноз уже родившемуся ребенку Оксаны Викторовны, или любому другому ребенку любой другой Оксаны, я смогу поставить только после личного осмотра, сбора анамнеза и проведения всех анализов.
— Успокоился теперь? — с упреком и долей усталости переспросила я Гошу. — Говорила же тебе много раз, я — не беременна.
Начальник безопасности нахмурился и машинально почесал затылок. В глазах Гоши отразилась усиленная работа мысли. Кажется, мужчина пытался разгадать загадку моих бумаг из репродуктивного центра, но отсутствие дополнительной информации не давало ему это сделать. А безумное кружащее голову любопытство не позволяло остановиться на полпути.
Владлен Германович снова взглянул в свои бумаги, пред тем как заговорить со мной:
— Оксана Викторовна, некоторые показатели понижены, а часть — наоборот... Вам нужен отдых. Я основательно рекомендовал бы сегодня пропустить свою ответственную и нервную работу и остаться в стационаре. Поставим вам еще несколько капельниц с физраствором и витаминами для укрепления иммунитета?!
— Она согласна! — не дал мне возразить Гоша.
А я — нет.
Однако затевать скандал с начальником безопасности или даже мелкое препирательство на тему самостоятельности казалось глупым и невежественным. Не стоило давать лишнего шанса Владлену Германовичу узнать меня. А вовлечение третьих лиц в ссору двоих еще с детства вызывало стойкое отвращение. Потому я просто промолчала, сославшись на усталость.
В конце концов, ворох свалившейся информации еще предстояло проанализировать. Продуктивно это получалось сделать только в одиночестве. Окончательно так и не определившись с выводами по вчерашнему падению, я должна была теперь его соотнести с падением сегодняшним. И наконец-то прийти к каким-то решениям.
Настоятельно порекомендовав мне отдохнуть и поспать, Владлен Германович выпроводил Гошу и удалился сам. Правда, уже на выходе, одной ногой за порогом, мужчина все-таки обернулся:
— Простите, Оксана Викторовна, — врач на мгновение снова сверился с записями, — мы раньше не встречались?
— Я не попадала к вам прежде в качестве пациента, — мои губы искривились в неискренней улыбке. Лучшая ложь — полуправда, — если вы об этом.
Не знаю, устроили Владлена Германовича мои слова или нет, но кивнув на объяснение, мужчина все-таки удалился. А меня, настроенную на продуктивную мысленную работу, неожиданно сморил сон.
Около 7 лет назад
Октябрь утвердил в своих правах осень в "столице". Проливные дожди сентября сменились приятным теплым ветерком. Листья деревьев университетской аллеи закружились в завораживающем желто-красно хороводе, создавая умопомрачительный вид за окнами всех близ находящихся зданий. Студентки-модницы сменили резиновые сапоги и плащи на туфли, короткие юбки и легкие курточки; уроки физкультуры перенесли на улицу; а студенты-заводилы возобновили привычку собираться перед началом пар у главного входа и перемывать косточки последним героям сплетен.
Изменения, впрочем, коснулись не только погоды в "столице".
— Культурология и мировая мифология? — стоя перед обновленным расписанием моего факультета, я недоумевала. — На третьем курсе юридического? Наш декан совсем рехнулся?!
— И не он один, — едко заметила девушка-ровесница, крутившаяся рядом. Ничем не примечательная личность с приятными чертами лица, неумело подкрашенными ресницами, губами, покрытыми прозрачным блеском, и ярким пятном — двумя тугими косами редкого медного оттенка волос. — В сетке расписания физмата теперь тоже стоит "Культурология и мифология народов мира". Впрочем, кажется, пострадали не только наши факультеты.
Я вздрогнула и едва не подскочила на месте, когда с левой стороны к расписанию подошел Сергей Сташевский и с таким же недоумевающим выражением лица посмотрел на сетку факультета управления и международных отношений. Парень учился на четвертом курсе и также был удивлен неожиданным нововведением.
Громко и витиевато выругавшись, он сфотографировал изменения в расписании на мобильный телефон и, послав по весьма конкретному маршруту своего декана, ректора и куратора, удалился, полностью меня проигнорировав.
Я поняла, что смогла сделать полноценный вдох-выдох, только когда заметила, как Сергей Сташевский завернул за угол.
Внимание первого красавчика университета к моей персоне закончилось. Не знаю, что послужило причиной, но в один ничем не отличавшийся от других день Сергей Сташевский перестал мне писать, караулить между парами, поджидать в коридорах общежития, распускать далекие от правды слухи. Я до сих пор не могла привыкнуть к тому, что парень перегорел в своей навязчивости и всякий раз, когда невольно сталкивалась с ним в университете или общежитии, безотчетно начинала вспоминать защитные и атакующие обращения.
Громкий, искаженный из-за плохого качества динамика, голос университетского радио отвлек от собственных мыслей:
— Уважаемые студенты всех факультетов нашего университета! Администрация просит вас незамедлительно явиться в актовый зал на срочное собрание с участием ректора и деканов факультетов университета. Благодарю за внимание!
— Кажется, случилось что-то серьезное, — с сарказмом прокомментировала объявление студентка физмата.
Вслед за испарившимся интересом Сергея Сташевского ко мне, свелась на "нет" и активная фаза травли со стороны Алины Лаврентьевой. Издевательства, подкармливаемые неприязнью звезды университета, трансформировались в холодную войну с полным игнорированием моего существования. Ее подруги, как верные последовательницы и единомышленницы полностью поддержали решение и старательно исполняли его.
Стася Новицкая тоже поумерила свой пыл, отчего совместное проживание в одной комнате общежития превратилось в более-менее сносное. Даже, наверное, лучшее, чем было до истории со Сташевским. Соседка теперь полностью меня игнорировала: не заговаривала и не отвечала ни на какие вопросы, только окатывала презрительным взглядом при встрече и порой весьма красноречиво хмыкала, будто пытаясь в этом единственном странном звуке выразить все пренебрежение мироздания по отношению к моей персоне. Не было больше мороженой рыбы в кровати, украденных и порванных конспектов или резаной одежды. Меня это полностью устраивало.
Заняв место на одном из последних рядов, я невольно уставилась вперед, где на таком же месте, только в первых рядах, совсем близко к сцене, звонко щебетали между собой подружки Алины, пытаясь вовлечь в разговор и ее. Блондинка молчала. С ровной спиной она сидела без движения, будто статуя. Внимание девушки было полностью сосредоточено на все еще пустой сцене. По крайней мере, с моего места казалось именно так.
После своего "розыгрыша" размахом на весь университет Сергей Сташевский так и не вернулся к Алине Лаврентьевой. Пара окончательно рассталась. Сплетники по углам, конечно, еще шептались: мол, Сташевский нашел себе кого поинтереснее Селедки-Циммер и Конфетки-Лаврентьевой; или и вовсе решил завязать с девочками. Однако вслух предположения особенно в лицо Сташевскому или Алине Лаврентьевой никто высказывать не осмеливался. Пример моей травли все еще был жив в памяти студентов.
Тем временем сама университетская красавица вела себя более чем скромно. Принцесса Диана воплоти. Алина появлялась в коридорах университета, на лекциях и в столовой с ровной спиной, спокойным выражением лица и благожелательной улыбкой. Девушка все больше помалкивала, кажется, полностью сосредоточившись лишь на учебе и вне учебной социальной деятельности. Вечеринки, по словам невольно обмолвившейся как-то пьяной Стаси Новицкой, Алина игнорировала. Как и непосредственное участие в обсуждении сплетен перед парами у главного входа.
Удивительно похожим образом вел себя и Сергей Сташевский.
Свет в зале приглушили. Ректор университета — человек сложной натуры и странного для представителя административной должности характера, вышел на сцену под ярким лучом софита. Картинно поправив сначала свой галстук, потом микрофон, закрепленный на одной из трех стоек — той что, что по центру, мужчина хорошо поставленным голосом начал:
— Здравствуйте, господа студенты! Сегодня весьма приятный повод для встречи: в нашем преподавательском коллективе — пополнение! Господа студенты, прошу любить и жаловать — Иванова Лариса Ивановна!
По залу прокатился звук несмелых редких аплодисментов.
Студенты были наслышаны о некой театральности ректора и его нездоровой страсти к публичным выступлениям. Как мужчина с актерским амплуа занял столь высокий пост в университете, где большая часть специальностей не имела ничего общего с богемной средой, не представлял никто. Но сталкиваться с высоким чином нам приходилось редко, благодаря толковому проректору по учебной работе. Эта разумная женщина последние два года с успехом избавляла университет от многочисленных сборищ в актовом зале по пустяковым темам.
— Говорят, — прокомментировала происходящее оказавшаяся в соседнем кресле студентка физмата, с которой мы перекинулись парой слов недавно у расписания, — проректор в начале учебного года уволилась. Вышла замуж за какого-то видного московского профессора и укатила с ним в настоящую столицу.
