Москва-36

-Опять заговорили на птичьем языке...— деланно обижается Авдеев.

-А ты, давай, переходи в нашу веру,— шутливо толкает его в бок Лосев.— дни электронной лампы уже сочтены.

-Лошадка она себя ещё покажет...— по-будённовски подкручивает несуществующий ус Валентин.

'В Гиредмет надо позвонить Сажину, чёрт его знает, может быть этот теллурид висмута дороже золота'.

-Николай Петрович?— Делаю знак расшалившимся сотрудникам.— Здравствуйте, это— Чаганов.

-Вениамина Аркадьевича арестовали!— Вместо приветствия выпаливает Сажин.

-Когда?

-Только что!

'Зильберминца взяли... плакал наш германий. Как лавина пошла. Ну что я могу сделать'?

Помню перед расставанием, стоя в подворотне под пронизывающим холодным ветром, расстроенная Оля предложила, в сердцах, убить Ежова.

-А дальше что?— Резко возразил тогда я.— Те, которые 'при любой власти не пропадут', ударят с тыла в 41-ом... Не надо нам встревать в это. Перед войной не должно быть двоевластия.

Ничего Оля тогда не ответила, да и моя убеждённость в тех словах ныне ослабла...

-Понятно,...— замолкаю я на мгновение.— хорошо я разберусь. Вы завтра на месте с утра?

-Да, конечно, Алексей Сергеевич.— Веселеет он.

-Отлично, до завтра. Дело у меня к вам есть.

-Что случилось?— Тревожно глядят на меня соратники.

-Ничего, всё нормально.

'Блин, ну что делать, идти Ежова мочить'?

* * *

Сопровождаемый чуть подотставшими филёрами-телохранителями (ночные прогулки им явно не по душе), сворачиваю в Докучаев переулок к своему дому, останавливаюсь под фонарём у подъезда и смотрю на часы. Три тридцать утра. Машу им рукой (сопровождающие останвливаются, поворачиваются друг другу и шарят по карманам в поисках папирос).

'Позиционируют себя 'наружкой'? Или телохранители злятся на меня за ночные пробежки'?

Закрываю дверь на засов, тянусь к выключателю в прихожей, поворачиваю его и... что-то мягкое и волнующее прижимается ко мне сзади, а две шершавые девичьи ладошки застят глаза. 'Молчание... ну меня на это не купишь'.

-Товарищ Ежов?— Шепчу я официальным тоном.

Кто-то сзади сдавленно фыркает, объятия ослабевают и после недолгой борьбы передо мной предстаёт боевая подруга и отважная хронопутешественица, которой мне так не хватало в последнее время. Смотрим друг на друга глупо шучу. широко раскрытыми глазами, улыбаемся и боимся сморгнуть, чтобы не спугнуть набравшиеся слёзы.

Неслышно ступая по плотно подогнанным друг другу половицам, перемещаемся на кухню, где наступает время упоительных историй под суицидальную капель из крана. Берзин, Мамсуров, Старинов, Эйтингон, примкнувшие к ним Фельдбин и Шпигельгласс, перед мысленным взором, мгновенно высохших глаз Оли, проходят легенды советской разведки, сошедшие со страниц учебников, обретшие вдруг плоть и кровь и ставшие участниками реальных событий, случившихся пусть не с тобой, но с твоим другом. Радость, разочарование и тревога, разбавленные лёгкой белой завистью, быстро сменяют друг друга на обветренном лице Оли, вслед за перипетиями моего сбивчивого повествования.

-Как-то вот так,— гордо распушаю я невидимый хвост.— а что у тебя?

-Работаю в сельской школе,— тихо отвечает Оля.— лаборанткой в химической и физической лабораториях. По ночам помощницей истопника...

Поджимаю свой хвост между ног.

-...когда никто не мешает занимаюсь синтезом изониазида.

-Что это? Не экстази?— Когда не в своей тарелке всегда глупо шучу.

-Лекарство от туберкулёза, сильное.— Улыбается Оля.— Спасибо тебе за деньги. Очень помогло: купила тут в Москве нужные реактивы в красильной артели. Чтобы скрыть своё смущение бросаюсь в спальню и достаю из тумбочки три тысячи, скопившуюся зарплату за полгода.

'Она делом занимается, а я— на отдых в Испанию за новыми впечатлениями. Да это лекарство может спасти сотни тысяч, миллионы людей, а я задумал рискнуть её жизнью чтобы убить 'кровавого карлика'. Не стоит он того'.

-Вот ещё!— Протягиваю деньги Оле.

-Спасибо.

-Как тебе Гвоздь?— Меняю тему.

-Смышлёный, пригодится... знаешь, ты в воровском мире, оказывается, популярная фигура. Сама слышала в пригородном поезде, как один урка рассказывал, что Чаганов— сам из воров, фартовый, справедливый. Сталин и Киров— его лучшие друзья. Скоро подомнёт он под себя всех легавых, а тех которые занимаются беззаконием посадит в тюрьму. Это я повторяю его речь в переводе на русский.

-А что, вполне может быть, вдруг провал какой в памяти у меня образовался. Да и насчёт подмять мысли приходят.— Подхожу и обхватываю подругу за талию, за что получаю звонкий шлепок по лбу.

-Оля, вспомнил что...— снова сажусь на табуретку напротив неё.— занимаюсь я тут в учётно-регистрационном отделе доработкой фототелеграфа. Так вот, достал я ключ от картотеки с дактокартами, пытался найти твою, но облом: они отсортированы не по фамилиям, а по группам.

-Гальтона-Генри?— Подскакивает она со стула.— Быстро неси чистый лист бумаги. Когда я вернулся из комнаты, перед ней на столе стояло блюдце с сажей из печки и газета, над которой она склонилась, подпирая лоб растопыренными пальцами.

-Ты бы лучше сначала зрение отрегулировала, а потом в саже руки пачкала... Отмахнувшись от меня грациозным движением Багиры и даже щёлкнув в воздухе белоснежными зубами, Оля принимается изучать оттиски своих ладошек.

-R33.— Наконец тихо произносит она.

'Как жаль, что я не знал этого тогда. Ладно, ну теперь-то всё зависит от меня'.

-Может не надо?— Спохватывается Оля и испытующе смотрит на меня.— Спалишься ещё, время неподходящее.

-Наоборот самое подходящее, очень удобный момент.— Упрямо сжимаю зубы.

-Тут ты не только собой, но и положением Кирова рискуешь,— не выпускает она меня из света своих глаз-прожекторов.— его человек залез в картотеку НКВД, не иначе выполнял какое-то задание... компромат на товарищей искал?

-Отпечатки пальцев?— Принимаю поединок 'кто первый моргнёт'.

-В дактокарте есть ссылки на другие дела, в том числе оперативные. Не отмоешься...

-Хорошо-хорошо,— уступаю я.— подумаю ещё как всё лучше устроить.

-Какие отношения у тебя с Ежовым?— не выпускает меня Оля.

'Звучит как: '...позволь я отрублю ему голову''.

-Ровные отношения, беспокоится он обо мне, прямо как ты. Охрану приставил. Мёрзнут сейчас в подъезде, поди, да думают чего это я дома задержался.

-Да и мне пора,— поднимается подруга.— ты— первый.

— Пашу навести,— в последнюю минуту вспоминаю о друге.— сопьётся, ведь мужик.

— Слабые вы мужики... чуть что не так и вы опять не в состоянии.

'Вот только не надо обобщать... кстати, надо будет поэкспериментировать с 'наложением рук', не верю, что это только на глаза и мускулы влияет. Нет, не то что это меня волнует, но какой геймер откажется от чит кода'.

— ... наблюдение за ним из соседней квартиры прямо напротив его двери, да и лестница на чердак выходит на его же лестничную клетку. В общем, очень рискованно. Скажи ему чтобы чаще выходил по выходным, бывал в людных местах. Я почти каждый выходной в Москве бываю.

-Может быть ты и моих соглядатаев знаешь?

— Как не знать,— Оля элегантно набросила на плечи модый ватник, сунула ноги в валенки на резиновой подошве (хотя весной ещё и не пахнет) с голенищами, обрезанными как 'Уги'.— сосед под тобой этажом ниже.

'Не может быть! А с виду такой обаятельный старичок в шляпе'...

Глава 13.

Москва, площадь Дзержинского 1,

Управление НКВД.

4 апреля 1937 года. 10:00.

'Неплохо обосновался Генеральный Комиссар Госбезопасности в своём пентхаусе (кабинет находится на верхнем этаже и имеет выход на крышу). Приёмная, как под копирку, похожа на сталинскую: те же два стола у входа в кабинет, Шапиро (явно с бодуна) в роли Поскрёбышева и помощник-референт с внешностью Валуева перебирает бумаги'.

Почти без задержки приглашают во внутрь, обстановка почти спартанская, тоже под большим влиянием сталинского стиля. Хозяин кабинета безупречно подстрижен и выбрит, гимнастёрка отглажена.

'Вместе же с Шапиро пьют, а как по разному выглядят с утра'.

-Чего хотел?— Косится на тоненькую папочку у меня в руках.— Принёс соображения по Центру?

-Нет, товарищ Ежов,— стою напротив стола хозяина кабинета.— мои предложения ещё в Госплане на проверке. Я по другому вопросу.

-...— Нарком поднимает бровь.

-Я список составил учёных и инженеров,— переминаюсь с ноги на ногу.— которые были недавно арестованы или находятся сейчас под следствием...

-За врагов народа пришёл просить, значица,— веселеет Ежов.— наши сотрудники в поте лица выявляют и арестовывают эту погань, а ты хочешь их выпустить на свободу, я правильно тебя понимаю?

-Нет, товарищ генеральный комиссар, неправильно. Никого я отпускать не предлагаю. А даже наоборот, предлагаю изолировать такой контингент от других заключённых и помещать его в особые исправительные учреждения, где бы эти учёные и инженеры смогли приносить большую пользу нашему государству, особые конструкторские и научные бюро.

-Кхм, присаживайся Чаганов...— Ежов поднимается из кресла и обходит свой письменный стол.

-Такие учреждения уже существовали у нас в рамках ОГПУ,— продолжил я, видя что нарком внимательно слушает.— но в 1934 году по приказу изменника Ягоды были закрыты, чем, считаю, стране был нанесён большой ущерб.

-Ты так думаешь?— Мой собеседник седлает, стоящий рядом, стул и упирается подбородком в спинку.

-Однозначно,— поворачиваюсь к нему.— армия потеряла Остехбюро, а мы наоборот сможем создать у себя научную и конструкторскую базу: получим финансирование, уважение и внимание руководства.

-Сам придумал?— Стрельнул в меня маленькими глазками.

-Говорю же, всё придумано до нас,— достаю отпечатанный листок.— здесь всё расписано, что надо сделать...

'Передрал в основном старые приказы, которые мне подогнал Новак из архива'.

-... вот только, я думаю, указ ЦИК СССР нужен будет, чтобы передавать этот спецконтингент в Особое Совещание НКВД для назначения окончательного наказания по любой статье, вплоть до 58-ой.

-Ты что, Чаганов, совсем ох*.— даже подпрыгнул на месте Ежов.— У ОСО максимальный срок— пять лет. Ты что контреволюционеров, троцкистов пятилетним сроком наказывать собрался?

-И в мыслях не было,— откладываю листок в сторону.— сами они будут выбирать свою судьбу: либо ударная работа в ОКБ, либо 'вышка' или что им там назначил суд.

-А как понять,— не сдаётся нарком.— хорошо он работал или просто лоб морщил? Кто-то вкалывал, а этот баклуши бил...

'Не простой вопрос: с теми у кого индивидуальное задание, конечно, проще. А как быть с бригадой конструирующей, скажем, самолёт'?

-Если человек работает в бригаде,...— начинаю лихорадочно соображать чем закончить фразу.— то главное— это готовое изделие на выходе, которое испытают и проверят на соответствие заданию. Если всё хорошо, то пусть сама бригада на общем собрании решит, кто достоин поощрения, а кому прямая дорога в лагерь, на лесосеку. Нужно ещё позволить им самим отбирать себе людей в бригаду.

'А что если применить 'старый' сталинский Метод Повышения Эффективности? Прекрасно, ведь, работал пока 'лысый гад' не отменил его'.

Суть метода заключалась в следующем: для каждого проекта руководством назначался руководитель, который из сотрудников организации набирал временный коллектив. В процессе работы над проектом руководитель мог исключить из коллектива любого члена. Каждый участник изначально получал один балл (руководитель— пять), характеризующий долю его участия в работе над проектом. В процессе работы руководитель мог добавить любому участнику проекта до трёх баллов, в зависимости от вклада в проект. Делалось это открыто с объяснением причин на общем собрании. При успешном завершении проекта каждый участник знал какая доля причитается ему из премиального фонда, который формировался из экономии за счёт сокращения сроков разработки, уменьшения стоимости объекта проектирования и улучшения его основных технических характеристик.

'В нашем случае роль премиального фонда будут играть годы заключения. Руководитель проекта освобождается немедленно после успешной сдачи проекта, другим участникам срок уменьшается на столько лет, сколько баллов тот заработал в проекте. Не востребованный или исключённый из проекта специалист отправляется в лагерь'.

-Ладно оставь свою писульку,— небрежно берёт мои листки Ежов.— посмотрю, когда будет время.

Спускаюсь в лифте во внутренний двор и переживаю.

'Становлюсь вершителем судеб: того— в лагерь, этому— шиш, а не освобождение. А сам-то хотел бы оказаться на их месте? Заслужили они такое наказание? Подумаешь, истратили кучу государственных денег, а результата— ноль. Это же, всего лишь деньги, а тут— жизни. Хотя, как посмотреть. Истраченные ими впустую деньги— это чьи-то (не их) жизни, которые не удалось спасти, защитить из-за отсутствия нужного оружия или припасов'.

Смотрю на оживление у подъезда внутренней тюрьмы: преобладают конвоируемые в военной и нашей форме, граданские пока в меньшинстве.

'А идея с 'шарашками' Ежову явно по душе пришлась. Всё правильно, сейчас он не предселатель Комиссии Партийного Контроля. Тогда обвинил человека исходя из своих понятий, а дольше хоть трава не расти. Сейчас он должен организовывать работу и быт этих самых обвинённых, отвечать за результаты их труда. Много ли проку от профессора на лесозаготовке? А за кульманом или за микроскопом? Две большие разницы. Ну что, большое дело сделал, точнее, начал. Сохраним пока научно-инженерные кадры и будем надеятся, что и простых людей минует чаша террора и репрессий'.

Вчера в 'Известиях' прочитал проект конституционного закона о порядке выборов в Верховный Совет СССР: грядут большие изменения, тайные альтернативные выборы, кандидатов могут выдвигать также общественные организации. Видимо, это тот самый 'хлыст' в руках народа для зажравшихся партократов, о котором Сталин упоминал в интервью американскому журналисту Говарду. Только помнится, в нашей истории этот закон был принят совсем в другой редакции: один кандидат 'от нерушимого блока коммунистов и беспартийных'. Сумели тогда взбунтовавшиеся секретари продавить свой вариант, развязать кровавый террор чтобы запугать избирателей, чтобы провести своих кандидатов. В новой же истории удалось опубликовать в газете проект закона, что многими воспринимается как негласное одобрение его текста властью.

'Ни что на земле не проходит бесследно'...

Москва, Охотный ряд, дом1,

Совет Труда и Обороны.

10 апреля 1937 года, 14:00.

'Неожиданно'...

Взмокший выхожу в приёмную после рассмотрения на совете моего вопроса. Не то, конечно, неожиданно что было решено создать радиотехническое (номер 22) управление в составе Народного комиссариата оборонной промышленности, решение по этому вопросу было предопределено заранее и не то, что ему были выделены дополнительные средства в размере 250 миллионов рублей на строительство восьми сборочных радиозаводов. Это тоже было решено заранее. При предварительном обсуждении вопроса, когда мне Атипенко был задан вопрос откуда взять деньги, я сделал сильный ход.