Изольда Великолепная. Общий файл. Главы 1-38

— Я бы хотела.

Должен же у меня рыцарь быть, а то как-то несолидно даже. Ни любовника законного, ни рыцаря, муж и тот какой-то не совсем пока еще муж.

— Честно?

Вот видит же, что честно, но все равно переспрашивает.

— Ты разрешишь использовать свои цвета? И герб? И...

— И я даже ленточку ему на копье повяжу, если тебе от этого легче станет.

Уже становится. Все-таки они мальчишки. Кони, доспехи, копья, турниры... ну и я не против поиграть в прекрасную даму. Хотя Кайя думает, что я и вправду прекрасна.

— Только пусть уж тогда выиграет.

— О, в этом можно не сомневаться. Он лучший, — Кайя остановился и уточнил. — После меня.

Желтый листок бумаги подсунули под дверь. И Урфин наступил на него. От сапог остались грязевые разводы, и буквы поплыли. К несчастью не все. На лицевой стороне — четыре строки в обрамлении виньеток.

Забавные носятся слухи

Про жизнь высочайшей семьи:

Раб, рогоносец и шлюха

Кривой треугольник любви.

На обратной — краткий призыв: "Не позволим фризской шлюхе захватить власть!".

Урфин перечитал дважды, затем сложил листок и вышел из комнаты. Он шел, контролируя каждое свое движение, каждый жест, отмечая в памяти всех, встреченных по пути людей.

Тот, кто затеял игру, находится поблизости. Ему ведь интересно, иначе зачем предупреждать?

Два дня...

Мне приносят коробочку от ювелира. Он и вправду понял, что именно я хотела.

И мастером оказался замечательным.

— Возможно, стоит все отменить, — Урфин переступил через обломки стола. Хороший был стол. И стулья крепкими выглядели.

Кайя разжал кулак и высыпал древесную труху.

— Эти бумажки ходят по городу. Люди встревожены.

Кивок и судорожный выдох. Он вообще способен воспринимать информацию? Способен. Кайя втягивает воздух и на вдохе отвечает.

— Нельзя отступать. Это проигрыш.

— Верно. Но рискуешь проиграть больше.

— Нет. Усилим оцепление. В первых рядах должны быть наши.

— Людей не хватит.

— Найди, — Кайя присел и поднял желтый клочок бумаги. — Найди мне эту суку. А люди... они не пойдут против меня.

Урфин мог бы сказать, что уже пошли, но промолчал. Возможно, Кайя прав, поддерживая игру. Ставки растут, но тем интересней.

— Если отступим, — бумага в пальцах вспыхнула, и Кайя брезгливо стряхнул крохи пепла, — он все равно ударит. Только в следующий раз мы не будем знать, где ждать удара.

Один.

Мамочки. Неужели завтра?!

Глава 33. Свадьба

Желание жениться продолжалось до завтрака, а потом прошло.

Из откровений застарелого холостяка.

Сегодня.

Я больше не боюсь.

Море спокойно. Небо ясное. Солнце только-только поднялось над водой, и кажется, что корабль идет по разлитому золоту. Я стою рядом с Гневом, вцепившись в гриву.

Все получится.

Как иначе?

— Когда-то давно, — Урфин держится рядом, не то присматривает за мной, не то охраняет. — Лорды уходили в море, чтобы там найти себе жену. Считалось, что случайные нити судьба крепче вяжет. Отсюда и пошло, что невеста прибывает на корабле.

Про корабль Нашей Светлости упомянуть забыли. Но к тому моменту, когда вопрос прояснился, мне, измученной фрейлинами и куафюром, было все равно. Морской болезнью я не страдаю, а остальное — пустяки.

Галера медленно огибала мыс. Слаженно работали весла, поднимая тысячи брызг, ярких, как алмазы.

— Решил возродить обычай? — я раздумываю над тем, подходящий ли момент для разговора.

Определенно, нет. Но молчание сведет меня с ума.

— Вроде того, — отвечает Урфин.

В доспехе он выглядит столь же массивным и внушительным, как Кайя. Меня тянет потрогать сияющий панцирь, или шипы на перчатках, или конский хвост, который свисает со шлема. Да и вообще я живьем рыцаря впервые вижу.

Ладно, во второй. Но первое знакомство было слишком уж стремительным.

— Слушай, вот ты действительно считаешь меня идиотом, который проломил стену между мирами и взял первую встречную в невесты единственному другу? Ладно Кайя, он от меня ничего хорошего в принципе не ждет. Но ты-то...

А что я? Я вообще случайный элемент. Или не совсем случайный?

— Ты мне сначала категорически не понравилась. Такая же, как эти...

Очаровательное признание.

— ...но теперь вижу: Оракул действительно не ошибается.

— Кто такой Оракул?

Его еще на мою голову не хватало.

— Скорее "что". Он определенно разумный, но вряд ли живой. Странное существо, хотя я ему многим обязан. Он дал координаты. Сказал, что я узнаю, кого ищу.

Прелесть какая. То есть, некто — или нечто? — оправила Урфина сам-знает-куда искать сам-знает-кого? И тот сходил и нашел?

— Извини, что молчал, но... тебе бы слишком много всего пришлось бы объяснять.

А сейчас не придется?

— Да и чужой ты была. А узнай Кайя про Оракула, то... счел бы приказом. Исполнил бы, конечно, усложнив все в разы.

Как ни странно, но я понимаю Урфина. Жениться по приказу — это хуже, чем по воле случая.

Стоим, думаем каждый о своем.

Тень скалы падает на море, словно продавив темно-зеленые волны. И становится вдруг тихо. Жутко. Холодно, несмотря на плащ, подбитый белым мехом. Я впиваюсь в полы этого плаща, кляня себя за то, что отказалась от шубы.

Нельзя молчать: мысли дурные в голову лезут. Им там ныне просторно.

— Урфин, я хотела спросить... точнее не совсем спросить. Кайя рассказал, что между вами произошло.

Обидится? Отвернется? Нет. С ответом он не тянет, только встряхивает головой, и хвост на шлеме качается струной маятника, ударяя по металлу.

— Ну, полагаю, рассказ был односторонним. Иза, я — кромешная сволочь, и лучше, если ты будешь об этом помнить, — Урфин дернул ремень под подбородком и стащил шлем, оставшись в смешной вязаной шапочке, из-под которой выбивались светлые локоны. — Ошибки не было. Кайя отдал мне Фарнер под базу. У меня есть корабли, а остров довольно-таки удобен. Надо только привести его в порядок. Пристани восстановить. Городом заняться. Но это долго — восстанавливать. Я решил, что проще наново все построить и вычистил остров. Кто там жил? Пираты. Контрабандисты. Шлюхи. Мошенники. Воры. Всякий сброд, который не стоит упоминания, но лишь занимает место и мешает поселенцам. Я действовал во благо Протектората.

Я не слышу его так, как слышу Кайя, но зато вижу вздувшиеся сосуды на висках. И капли пота, которые стекают за шиворот. Вот тебе и светлый рыцарский образ.

— Я вполне осознанно убил несколько тысяч человек. Что бы со мной сделали в твоем мире?

— Посадили бы.

Смертной казни у нас нет. А вот здесь имеется.

— Мне грозило обвинение в измене. А при том, что я не собирался отрицать... проклятье, Иза, я гордился тем, что сделал! И готов был ответить. Казнь? Я не боялся.

Еще один с острым воспалением совести на мою несчастную голову.

— Но раб за свои поступки не отвечает. Его нельзя судить. Женщин можно за некоторые преступления. Детей тоже. Не рабов. С ними разбирается хозяин. Я думал, Кайя меня убьет. Он даже не орал. Просто взялся за кнут и... потом еще добавил пару раз уже на холодную голову.

Вот я и расковыряла еще одну чужую рану. И что теперь делать с новообретенным знанием?

Грехи отпустить? Так я не уполномочена.

— И вышвырнул из Замка, сказав, что если я дерьмо, то с дерьмом мне и работать.

Урфин поднял шлем и уставился на собственное отражение.

— Первое время я его ненавидел, но... знаешь, однажды я просто понял, что жив. И дышу. И солнце вон светит, а я это вижу. Птички поют, и я слышу. Вода холодная. Хлеб — горячий. А я — живой и мне нравится быть живым. И что люди вокруг — это именно люди, а не сброд или балласт. Вот тогда-то до меня начало доходить, что именно я натворил. Гляди.

Я повернулась туда, куда указывал Урфин. Скала, мимо которой шла галера, вздымалась до самого неба. Вершина ее была алой, словно пламенем объятой, и в этом пламени горел белый замок, такой далекий и хрупкий. Сказочный. Только сказка ноне мрачновата.

— Кайя в очередной раз спас мою шкуру.

Подпортив слегка. Бывает. Молчу, не зная, что сказать, но Урфину, похоже, нужен не столько собеседник, сколько слушатель.

— Я заигрался, Иза. В несчастного мальчика, которому не повезло родиться рабом. Я носился со своими обидами, не замечая, что плохо не только мне. Само собой разумелось, что Кайя за меня заступается, что это его долг, обязанность и вообще... всю жизнь его подставлял. А он терпел. Ждал, что поумнею. Вот и вышло... вроде бы я поумнел, но Кайя мне больше не верит.

— Те шрамы, которые... — я коснулась волос.

Куафюр настойчиво предлагал Нашей Светлости парик, но мы отказались. Как отказались от воска, жира и муки, которые обеспечили бы надежную фиксацию моих непослушных локонов.

Тонкая сетка для волос из той же шкатулки, что и ожерелье, — вот то, что мне нужно.

Куафюр вздыхал, пеняя Нашу Светлость за легкомыслие.

— Как-то я нагрубил леди Аннет, а отец Кайя услышал. Он был редкостной сволочью, но Аннет любил. Если это можно назвать любовью. Ну да поймешь потом. Главное, что грубости она не заслуживала. Но я же был умнее всех! — Урфин хряснул шлемом о мачту, и та заскрипела. Нет, эмоции эмоциями, но нам бы еще до берега доплыть. — Я и ему нашелся, чего сказать. Заступился за друга...

Пара новых в моем лексиконе слов и укоризненный взгляд коня. Гнева я глажу по шее. Красавчик. Копыта ему подкрасили. Шерсть выстригли узорами. В хвост и гриву ленточки вплели. Но Гнев во всей этой красоте умудрялся сохранять солидный вид.

— Он мне ничего не ответил. Но вызвал книжников. Так я оказался в коконе, а Кайя — в колодце, чтобы под ногами не мешался.

— Что такое кокон?

— Устройство, которое делает из человека... существо. Тень. Три дня и самый строптивый раб всю строптивость растеряет. Будет жить лишь одним желанием — сделать хорошо хозяину. Я просидел сутки, но мало что помню. Свет, который мигает. Звуки какие-то. И что вокруг постоянно все движется, отчего тошно. За эти сутки Кайя себе полголовы снес, хотя его даже поцарапать сложно было.

— И его отец сдался?

Сволочь. Мертвая сволочь и я рада, что мертвая. Как можно было поступить так с собственным ребенком? И неужели не нашлось никого, кто бы заступился?

— Нет. Ему приказали. Оракул редко вмешивается, но тогда... случилось чудо, иначе не скажешь. Правда, мне оно пошло не впрок. Я боялся, Иза. Того, что перестал быть собой. И чтобы доказать обратное, снова и снова вляпывался в истории. Старик меня не трогал, а вот Кайя доставалось за двоих. Он пытался говорить со мной, объяснить, а я не слышал. Я за свою независимость воевал. Довоевался.

Может их Оракул, чем бы он ни был, подскажет, где найти хорошего психотерапевта, согласного поработать в тихом и неуютном мире? Я с этим вряд ли справлюсь. Меня тянет и надавать Урфину пощечин, и пожалеть, потому что и он получил свое. Их обоих изуродовали и, если я что-то понимаю, только сейчас шрамы начинают затягиваться.

— Он на тебя не сердится, — я поняла, что вряд ли сумею выразить мысль изящно. — Скорее уж на себя. По-моему, он считает себя виноватым. И не важно, в чем.

Урфин кивнул.

— Старый урод внушал Кайя, что он — недостаточно хорош. Не идеален.

Кайя не идеален? Да с него эталон отливать можно для местной палаты Мер и Весов. О, как я зла! Наша Светлость в бешенстве просто. И злость странным образом придает уверенности: я не позволю и дальше издеваться над моим мужем.

Никому и никогда.

Линия горизонта раскрылась, выпуская берег. Разноцветные крыши домов сливались друг с другом в одно лоскутное одеяло, расшитое нитями дорог.

— Урфин, — я поманила его пальцем и, когда он наклонился, пообещала: — Если ты еще раз выкинешь что-нибудь этакое... такое, что расстроит Кайя, я лично сломаю тебе нос.

Он поклонился и, взяв мою руку, поцеловал.

— Учту, Ваша Светлость.

— И еще. Поговори с ним. Скажи ему то, что сказал мне.

Еще один поклон и обещание:

— Я постараюсь.

Постарайся уж. Мне тут двойной психоз не нужен, особенно в затяжной форме. И вот одно интересно, где же был Магнус. Почему он позволил своему ненормальному брату издеваться над сыном?

Или я еще чего-то не знаю, и психоз следует считать тройным?

Девичьи ворота вырастали из моря. Две статуи, вероятно, тех самых дев, в честь которых ворота и были названы.

— Это — Слепая, — Урфин вновь надел шлем, но забрало оставил поднятым, да и ремешки под подбородком завязывать не стал. Все-таки в железе этом ему должно быть очень неудобно. Таскать пару десятков килограмм металла исключительно ради демонстрации собственной крутости — сугубо мужская забава. — Видишь, у нее закрыты глаза. Война слепа в выборе жертв.

Слепая дама держала в руках серп внушительных размеров. И кажется мне, что это сельхозорудие не для уборки пшеницы предназначено.

— А вторая — Зрячая?

Глаза у нее имелись — круглые, выпуклые. Вытаращенные в море.

— Ждущая. Считается, что если женщина действительно ждет мужа, то Война его не тронет.

Галера прошла меж каменных юбок, покрытых толстой коростой известняка. За воротами ждали лодки. Сотни и сотни, насколько хватало взгляда. Разукрашенные лентами и цветами, расписанные причудливыми узорами, они цеплялись друг за друга веслами, крюками и веревками, создавая сушу на море. И то отступало, спеша уйти из-под ударов весел.

Урфин попробовал затянуть ремешок, но в латных перчатках это сделать было затруднительно. Пришлось помочь, хотя Их Сиятельство и попытались увернуться.

Нет уж, на моей свадьбе должен быть порядок.

— Иза, — он, наверное, почувствовал, как дрожат мои руки. — Ничего не бойся. Что бы ни случилось, ничего не бойся.

А что должно случиться?

Спасибо, успокоил.

Галера пробиралась мимо судов. До меня доносились крики, надеюсь, приветственные. Они мешались со скрипом древесины, гулом ветра, который внезапно поднялся с моря, словно желая поторопить мое неторопливое судно. С сумасшедшим стуком сердца. И заунывным, похоронным воем рогов.

— Справа буду я. Слева — Сержант. Если вдруг ситуация выйдет из-под контроля, свистни и Гнев вынесет.

— Куда?

— К хозяину.

Кто его хозяин, можно не уточнять.

— Ну, Иза, кому бы он еще тебя доверил? Но все будет хорошо.

— Конечно, — подтвердил Сержант. — Леди не причинят вреда.

Ох, что-то неуютно мне от такой уверенности. А Сержант на себя не похож. С шинелью вот расстался. Доспех у него черный, словно прокопченный, и замечательно сочетается по цвету с алым плащом. На кирасе — герб: овальный белый щит с червленым морским змеем.

И траурная полоса застарелой раной.

Перечеркнутый щит — умирающий род, так мне объяснили.

Нет, определенно, странная у меня свадьба. Безумная даже.

Галера врезалась в мягкое дно, и меня швырнуло на Урфина. Он не позволил упасть, перехватил крепко, но осторожно. С оглушительным грохотом упал настил. А Сержант — за шлемом в виде львиной головы лица не разглядеть — с легкостью поднял меня.