Натка, прижимаясь к своему Антону, тихонько допытывалась:
-Тош, признайся, это ты?
-Что ты, девочка, это же дед Мороз, настоящий... ну, или почти, — чмокнув её в нос, засмеялся он.
Водили хоровод, все с большим желанием и энтузиазмом пели 'В лесу родилась елочка' — чего-чего, а эту песню знали все — и маленькие, и большие. Плясали под любую музыку, жгли бенгальские огни, кидались серпантином, мальчишки в стороне от елочки взрывали петарды — веселье било ключом. Наконец дошло дело до подарков. Дед Мороз и Снегурочка не забыли никого, доставая очередной подарок громко называли, кому он приготовлен, и люди подходили забрать. У детишек было много коробочек с игрушками, сладкими подарками, а Санек Платон... офигел — ему, ему — взрослому детине... дед Мороз навалил столько подарков, что у него не хватало рук.
— Дед, а ты ниче не попутал? — тихонько спросил он, в очередной раз забирая подарок.
. -Ну тут же ясно написано — Платонов Александр.
Возле елки ненадолго наступило затишье — разбежались отнести подарки, потом опять долго плясали и дурачились возле неё. Угомонились только ближе к утру, и до двух часов в доме Полосухиных было тихо, спали почти все, кроме мамульки Тоши и тещи Платона. Те, негромко переговариваясь, варили куриный бульон из домашней курицы, баб Нининой.
На вкусный запах начали выползать сонные гости, через час за большим столом сидели все и, весело переговариваясь, хвастались подарками. Один Санек сидел молча.
-Саша, а ты что молчишь? — спросила Натка.
-Да я... у меня... — он прокашлялся, — нет слов у меня, совсем никаких. Я за всю жизнь под елочкой ни одного подарка не находил, только в садике, помню, и были, а тут, я... — он махнул рукой.
-Вот, Саша, тебе за все годы сразу и привез дед Мороз, он где-то не теми дорогами к тебе ехал, -мягко сказала мамуля Антона, — забклукал малость, но доехал же. Я вот так скажу: год был прошедший и страшно напряженный, но и хороший, какая большая у нас сейчас компания образовалась, так славно, нет, как говорит наш друг Марьян, многославно, а в этом году у нас ещё два человечка прибавятся, долгожданные.
После сытного обеда опять всем срочно стало надо на улицу.
Мужики и ребятишки постарше затеяли играть в хоккей, мелкие катались с горки, а Тучкова, стоя на крыльце, картинно курила сигарету, вставленную в длинный мундштук, жмурилась и балдела. Натка с Антоном снимали её на видео, а она позировала... пока не увидела входящего в калитку нового гостя-Петровича, того самого Леху.
И Таня растерялась, может, впервые за лет десять, шустро развернулась и пошла в дом.
-Теть Тань, ты чего? — удивилась Натка.
-Да я... это... пойду, с подругой попробую поговорить, если она в скайпе.
Петрович тоже посмурнел, приехал поздравить своих друзей с Новым годом, отдать подарки-сувениры, да и хотелось ему развеяться, Новый год-то встретил на работе, а тут... Он скомкано поздравил всех, и ни за что не захотел остаться.
Таня совсем сникла:
-Вот, Вер, какая я сука. Сама себе нагадила, а мужик, видишь, как обижен, даже не захотел остаться!Эх, что такое не везет... ладно, переморгаем как-нибудь.
Второго провожали гостей. А восьмого встречал Адриана Тодоровича один Антон — Лерка не смогла себя пересилить. Как бы не хотела она поскорее увидеть Адриана, но слишком свежи были воспоминания, связанные с аэропортом.
Адриана Вера и Ржентич нагрузили как следует, — црвено вино, ракия, всички фрукти, малкие подарци за Нова година...
А Лерка ждала у дома, подпрыгнув, повисла на таком высоком друге. Он, радуясь и восклицая сербские и русские слова вперемешку, закружил её по двору. А Натка и бабуля смотрели в окно и улыбались, ребяткам радостно — и всем хорошо.
Адриан за десять дней никак не мог прийти в себя от увиденного. Особенно его впечатлил Храм Василия Блаженного, вид на Кремль с другой стороны Москвы-реки, а в Сергиевом Посаде впал в полный ступор-восторг от Троице-Сергиевой лавры. Побывали на Поклонной горе, в Третьяковке, сходили на концерт, Адриану не понравились только русски морозы — его обувь оказалась непригодной для нашей зимы. Съездили к себе в город, там познакомился с Платоновыми, Леркиными одноклашками — всем было интересно общаться друг с другом. Диман одобрил Леркин выбор:
-Настоящий мужик, то, что надо, ни фига не мажор!
Поехали купить ему теплые ботинки, и увидел он в женском отделе валенки расписные:
-Не може бить! Супэр! — он бережно брал какой-нибудь валенок, вертел в руках, рассматривал и, восторженно цокая языком, шумно восхищался.
Купил маленькие, расписные, за своя малкая Бояна — племяшка его, и выбрал голубые с белыми снежинками "за Лера, на памьят". Лера тут же в магазине нацепила их, сказав, что будет носить до самых луж. Адриан, неприхотливый в еде, постоянно нахваливал все, что ему предлагали.
Посмеялся над названием салата "Оливье", пояснив, что в Европе его везде называют 'Русска салата', пришел в восторг от самой простой еды: вареная картошка с маслом, посыпанная укропом, соленые грибы и огурцы, и селедка... а ещё холодец, да малкая стопка запотевшей водки, на пробу...
-Наш человек! — подвела итог бабуля.
Провожали его, как всегда, шумно и весело, он же грустил — не хотелось расставаться, но как сложится, а то может и приедет на всички лято в Руссию.
-Да будем только рады! — ответствовала будущая 'драга мама' — Адриан, нисколько не смущаясь и не сомневаясь озвучил, что Лера — его будущая жена, и не может быть никаких сомнений. Лерка смущалась и прятала счастливые глаза.
Натка ходила переваливаясь, оставалось три недели до родов, её совсем не оставляли одну. Антон в течение дня названивал постоянно, волновался, как никогда в жизни, старался угадать любое желание Натки, никому не говоря, в душе он очень переживал и боялся, как все пройдет. А Натка совсем не волновалась, по медицинским показаниям все было нормально, а родить — родим, в первый раз, что ли? Живот, правда, был больше, чем когда ходила с Колюней, но Антонович сказал, что ребенок более крупный.
Слепцова так и осталась для всех в классе — Барби. Кондратьев постарался, чтобы она полностью от него отстала — пару раз засветился с самыми отпетыми хулиганами, и Барби старательно его не замечала. Да и поклонники из "Б" класса добавили красок к его портрету, и вздохнула Петрова свободно, а то ишь...
В феврале на последнем уроке, как раз была литература, незадолго до звонка кто-то постучал, класснуха быстро так переговорила, досказала новую тему. А после звонка она, что-то совсем разулыбавшись, шумнула кому-то:
-Входи! Зашла девчонка в светлой куртке, голубых расписных валенках, шапочке и варежках в тон.
-Здрасьте!
Почти все, дружно заорав, бросились к ней обниматься — ребята обнимали, хлопали её по плечу, Кондратьев, этот дебил, вертел её во все стороны и смачно поцеловал в щеку, а Петрова, постоянно косо смотревшая на неё, Марианну, тут только счастливо улыбалась. Эта, пришедшая, смеялась, расцеловывалась со всеми девчонками из класса — даже неразговорчивая Катька Егоршина что-то оживленно рассказывала ей.
-Это кто такая? — спросила Барби у Вальки Куликова.
-Лерка наша! — он тоже полез обниматься с этой девчонкой.
Слепцовой стало даже немного завидно, какую-то Лерку — ничего особенного на вид, вон как тискают, а её, первую красавицу в упор не видят. Лерка чего-то говорила и до уходящей Слепцовой донесся восторженный рев класса.
-Чего это ваши орут? — полюбопытствовал её постоянный провожатый из параллельного класса.
-Какая-то Лерка заявилась.
-А-а, Темнова. Понятно, ща куда-нибудь всей шарагой завалятся, они всегда, когда она приезжает, где-то да зависают, то в боулинге, то на катке, то в Макдаке, у неё теперь отчим — мужик путевый, какой-то бизнесмен, оплачивает вот такие посиделки, — с долей зависти сказал Белицкий.
И Барби взорвалась:
-Вот и иди к ним!
Сердито выдернув свой рюкзачок у него из рук, задрав нос, пошла домой одна. А поклонник что-то и не поспешил за ней...
Восьмой же "А" через час зависал в пиццерии, не, не на халяву, ребята по-честному скинулись, у кого сколько было в карманах, уговорили пойти с ними свою класснуху, и было у них как всегда теперь, если Лерка появлялась: шумные разговоры, много приколов и смеха. Сидели до шести, можно бы ещё, но уроки, Лерке домой ехать, класснухе в садик за ребенком, Кондрату в свой офис, кароче, у всех дела какие-то.
Как говорится — "отошла коту масленица..."
Мэг стала замечать странное поведение — нет, не мальчика постельного, а домработницы. Та все так же шустро убиралась, вкусно готовила, но вот её поведение насторожило Мэг. Может, будь она помоложе, и внимания-то не обратила, а так её, битую-пербитую, видевшую-перевидевшую много чего, сумевшую сделать миллионы в девяностые годы, а потом упасть с головокружительной высоты, благодаря двум самым близким для неё людям — мужу и лучшей подруге... очутиться на самом дне, сцепив зубы, выбраться из дерьма, и потихоньку, невзирая ни на что, опять сделать себе имя, это мгновенно насторожило...
Домработница начала поглядывать на неё с каким-то превосходством, а Мэг, не будучи дурой, быстренько сложила два и два, ну в чем может превзойти её, Мэг, это деревенская разбитная бабенка? Понятно же... подлезла к мальчику, вернее, жеребцу-содержанцу.
Предновогодняя суета плюс десятидневные каникулы, всякие праздники: корпоративы, дни рождения требовали много внимания, и Мэг подзапустила свои ежедневные постельные утехи — уставала сильно, вот и дала слабинку... Но все поправимо, осталось поймать голубков на горячем. Прикинув по времени — Темнов рано не вставал, и утром его добудиться было сложновато, значит, где-то в час-два дня самое время для телесного общения. Домработница к тому времени с основными делами уже заканчивала и при бытности Мэг дома удалялась к себе в комнатушку, или отправлялась за покупками.
-Значит, будем брать на горячем! — решила Мэг.
Договорилась с давним знакомым вышибалой — ну не ехать же одной — Витюша с Олёной оба в теле, толкнут её и все...
А Темнов совсем расслабился... Мэг почти не доставляла ему проблем, а Олёна... вот она рядом, певуче приговаривает:
-Трошки подожди, от достираю и ...
-Чего тянуть, машинка сама выключится, — ухватил её за мягкое место Темнов, — до прихода старухи сколько раз можно успеть, давай уже, не вредничай, я в полной боевой...
Как-то так враз захотелось Темнову прям здесь, на кухне, очутиться в этом таком пышном, жарком тепле... Он приобнял её и начал подталкивать к столу.
-Ох, Витюньчик, нетерпеливый мой, погодь, погодь, я сама. Ты уже один фартук порвал — это новый, негоже опять рвать, как я старушке объясню, погодь...
Она шустро скинула рабочую униформу, ловко стащила с Витюньчика футболку и штаны, тут же раскинувшись на обеденном столе. И процесс пошел... Темнов упивался и наслаждался... ну, не попадались ему ещё такие жаркие женщины, которые не заставляли его как-то заморачиваться, придумывать или повторять позы из порнушек, а наоборот, дарили ему такой улетный секс и такой...
-Ка-а-а-айффф!! — застонал Витюша, распластываясь на такой мягкой Олене.
Сзади послышались хлопки.
-Браво, Витюша! Оказывается, тебя самого надо ублажать, тогда только ты получаешь кайф! Это тебе надо содержать женщин!
Витюша дернулся, повернул такую тяжелую голову. В двери кухни стояла Мэг и какой-то мородоворот.
-"Не получится! — мелькнула у него мысль, — если бы она заявилась одна, мало ли, упала неудачно."
— Ой, хозяйка! Ой родненькая! — запричитала под ним Олёна. — Ой, это он, похабник, меня завалил, я сопротивлялася. Но где же мне бугая такого скинуть. Да он ко мне всегда пристает, едва Вы за порог, так и лезеть, я сколько могла не поддавалася. А седня вот не смогла его побороть, ой, простите меня, хозяйка. Это все он!
Темнов обалдел:
-Ты? Ты сама ко мне в ванну голая залезла и, можно сказать, изнасиловала. Я бы на тебя и не посмотрел, но когда яйца наглаживают... — он неловко слез с брыкающейся Олёны, под ехидными взглядами Мэг и этого бугая, натянул штаны и буркнул:
-Она сама меня, можно сказать, трахала. Я утром всегда долго сплю, ты из дома, а она на меня насаживается.
-Врет он все, сам ко мне лез, постоянно — я пол мою, нагнуся, а он под подол лезет.
-Интересное кино, никто не виноват! — ухмыльнулась Мэг. — Ну что ж, раз у вас 'ка-а-айфф', передразнила она Витюшу, — то будем расставаться, трахайтесь как угодно и где угодно...
-Эдик, ты пока голубков посторожи, я кой чего проверю...
Она пошла в комнату к домработнице... Вышла оттуда в большом удивлении:
-Ндаа, много интересного мне сегодня открылось, скажи, пострадавшая невинная овечка, а зачем ты мое нижнее белье прихватизировала? Бижутерию и шкатулку — понятно, а вот лифчики и трусы? Размер-то как бы неподходящий — у тебя вон какое вымя.
-Это у тебя, вобла сушеная, два мешочка, а у меня самая что ни на есть — шикарна грудь!! — выставила свой бюст бабенка.
— Так зачем?
-А хотела продать, бельишко красивое, цену хорошую можно взять за него, у тебя же его вона сколько, и не заметила бы, что не хватает.
Мэг брезгливо подвинула ногой её большую сумку на колесиках:
— Вот, все твои одежки-обувки здесь, и пять минут на сборы.
-А расчет? — ошалела Олена.
-А расчет, вон, постельный мальчик с тобой уже произвел секс-услугами.
Ох как орала в дверях Олёна, пыталась проклясть Мэг, но Эдик мягко придал ей ускорение, подопнув под пышный зад:
— Чеши на Ленинградку, там места свободного много!.
Мэг присела на угловой диванчик, закурила, молча смотрела на Темнова.
Тот не выдержал:
-Сама виновата, нечего было оставлять меня с такой, заё... любительницей мужиков.
Мэг поморщилась:
-Давай-ка, дружок, собирай вещички и чао. Я не буду отбирать то, что прикупила тебе — брезгую, знаешь ли. Эдик, ты поприсутствуй возле него, а то мало ли, тоже какие-то безделушки случайно в сумке окажутся. Как у этой...
И выпнули Темнова где-то через полчаса, как обделавшегося пса, а ещё и к вечеру... Пока ехал он в электричке — совсем стемнело, и никто его, понурого, не увидел, хорошо.
А в коммуналке — дым коромыслом, сосед с двумя подругами чего-то отмечал, и не стал Темнов их разгонять, а просто в наглую нажрался с ними и проснулся поутру рядом... с жутью... спала в его постели чистая бомжиха... и так пакостно стало ему, что впору взвыть, ещё вчера был чуть ли не барином, а сейчас... Все бабы — суки, точно!
&nbs И как сглазил кто его — ни работы нормальной — ну, чтобы где-то в охране, ничего особо не делая, посиживать, грузчиком он что ли пойдет? Ни нормально пожрать, все какие-то запарики-дошираки, сосед со своими девками, постоянно приглашающий накатить... сто раз пожалел Витюша, что полез на эту Олёну. Мэг-то баба неплохая, вон, как сыр в масле катался, а теперь... Да ещё эти квиточки за квартплату накопились, он что-то и не заморачивался их оплатой — привык, что это бабские дела. А тут чего-то стали постоянно предупреждать, и долгу-то всего ничего, тридцатка набежала, а вой устроили, телефон городской отключили, пригрозили что вместе с соседом поедут жить в пригород, в барачные дома. А где взять деньги, если он безработный? А что ему капает за съем однушки — так это чтобы ноги с голоду не протянуть. И зверел Витюша от такой жизни. Вот днем шел он по центру, с ненавистью глядя на веселых людей вокруг и увидел... бывшую с огромным пузом... стоит тут и ещё и лыбится. Хорошо ей!