Как правило, отмеченные светом Иллюны уходят в храм в возрасте десяти-двенадцати лет, где проводят несколько лет в послушничестве. К четырнадцати годам они меняют послушническую робу на белые одежды и становятся полноправными жрецами. При храме они живут и работают до двадцати пяти, реже тридцати лет. До тех самых пор, пока не решат завести семью. Для жрецов всегда характерны очень поздние браки. И это несмотря на то, что в деревенской местности редко можно найти девушку, которая в пятнадцать лет уже не была бы замужем.
Роли, которые выполняют жрецы Иллюны, рознятся. Жрицы Иллюны — это и суды высшей инстанции, и врачи. Здесь принята система, что за каждым жрецом-врачевателем закрепляются отдельные семьи, которых он или она всегда навещает, как семейный врач и друг. Вся медицина, какая есть в королевстве, сосредоточена в основном в их руках и они совершенствуют её год от года.
Иные жрецы предпочитают путь солдата и после послушничества поступают на службу в регулярную армию. Жрецы в армии — элита не только прикрывающая тылы и заботящаяся о раненых, но и очень умелые бойцы, выполняющая особые поручения. Их боятся и очень уважают. Даже пьяному вдребадан солдату в бреду не придёт в голову приставать к хрупкой на вид девушке в жрическом одеянии.
В отличие от большинства известных Женекерсу религий его родного мира, которые пытались удержать власть над людьми, всячески искореняя инакомыслие и конкурентов, последователи Иллюны придерживаются совершенно иных принципов. Им это и не требовалось никогда, так как жрецы имеют реальные дарованные Иллюной силы, существование которых никто никогда не оспаривает. И личное дело каждого верить тому, что ты видишь или нет.
Как правило, редко кто пытается поставить под вопрос очевидное.
Что касается самой веры, в глаза в первую очередь бросается и отрицание важности молитв. "Не столь важно веришь ты в Иллюну или в кого-то еще. Важно то, что ты делаешь. Сделанное тобой доброе дело перевесит и сотню часов молитв. Молитву же прибереги на тот день, когда сам сделать не сможешь уже ничего, и молитва будет твоим спасением от боли бессилия", эти строки повторяются во многих священных текстах и неустанно цитируются во всех храмах. Считается, что даже тот, кто даже и не слышал про Иллюну, одними только делами своими может заслужить себе посмертие в её "благом свете".
Последователи Иллюны примечательны так же тем, что в их концепции мироздания нет как такового ада, а душа не бессмертна. Считается, что бессмертие человек обретает лишь благими делами, оставляя в каждом деле частичку себя, тем самым зарабатывая право переродиться еще раз, пройдя через свет Иллюны, воскреснув “в детях своих и учениках”. Те же, кто творил зло или ничем не был примечателен вскоре после смерти телесной уйдут в мир теней и умрут там вскоре последней смертью, растворятся навсегда.
Жрецы Иллюны обычно прирожденные психоаналитики, очень тонко чувствующие собеседника. От них не утаить закравшейся в душу тоски, одиночества. Пожалуй, во многом благодаря им, в королевстве почти нет самоубийц, а депрессии даже в самые тёмные годы крайне редки.
К слову, самоубийство здесь никогда не считалось грехом, хотя и не одобрялось. Если жрецы не могут облегчить боль больного и вылечить его — ему всегда дают шанс уйти самостоятельно при помощи специального отвара. Редкие же самоубийцы чаще всего сами идут в храм, прося у жрецов этого отвара, и нередко возвращаются без него, но с желанием жить дальше. Жрицы сделают все возможное, лишь бы спасти жизнь. Даже, если это потребует от них снять жрическую робу и разделить остаток дней с очередным страдальцем, пришедшим в храм искать в смерти спасения от одиночества.
Помимо дара чувствовать душевное состояние собеседника, жрецы и жрицы Иллюны удивительно везучи. Здесь бытует даже поговорка про тех, кто чудом избежал смерти — "в жрической робе родился". Добавить к уже имеющимся навыкам природную ловкость, которой могут позавидовать даже лисоухие, острый ум и крепкое здоровье — и потенциально все высокие посты, какие только возможно должны были бы занимать жрецы.
Но этого не происходит лишь потому, что все те, кому суждено одеть жрические робы, полностью лишены амбиций, держатся вдали от страстей и никогда не лезут в политику, предпочитая простую жизнь. Это их дар и одновременно их проклятие.
Сантарин крайне большой по меркам королевства город, потому и храмов здесь целых четыре, отличающихся размером и красотой.
Женекерс и Кикарос поднялись по ступеням, и зашли в прихожую святилища, где их сразу встретила юная жрица. На вид девочке за небольшим журнальным столиком было лет тринадцать, не больше. Рыжие волосы и веснушки очень контрастировали со снежно белым одеянием, подчеркивающим хрупкую, ещё совсем детскую, фигуру.
— Светлого дня, что привело Вас в нашу обитель? — осведомилась девушка, скользнув взглядом по Кикаросу и остановив взор на Женекерсе. На нем она задержала взгляд дольше всего, словно силясь что-то разглядеть.
— Доброго дня, — поздоровался Кикарос, Женекерс же просто кивнул, — нам бы увидеть Телану.
— Прошу, следуйте за мной. Вы должно быть...
— Кикарос. А это Михаил.
— Очень приятно познакомиться, Телана о Вас много рассказывала. Меня зовут Альрин.
Девушка поднялась из-за стола, и её место бесшумно сразу же заняла другая жрица. Перепоручать гостей кому-то ещё здесь считалось неприличным, и этого максимально старались избегать. Женекерс заметил на поясе сопровождающей их жрицы кинжал. Все же это был не самый благополучный район Сантарина, тут бывало всякое.
— Вы обеспокоены? — осведомилась сопровождающая их жрица, взглянув на Кикароса.
— Есть поводы, — пожал плечами коротышка, — но мы справляемся.
Девушка улыбнулась.
— Отношения вашего племени к проблемам как к удивительным загадками, только и ожидающим решения очень здорово не хватает многим людям.
— Что поделать, жизнь. Я вижу, даже Вы теперь вооружены?
— После неприятного случая, когда в храм ворвался безумец, мы решили что так будет лучше. Вы не думайте, мы можем постоять за себя даже без оружия, но сейчас стало слишком неспокойно. Прошу простить, если это Вас смущает.
— Что вы! Мы и сами, признаться, грешным делом... Не без оружия, — Кикарос похлопал по кобуре, — уж простите нас.
— Обычно мы просим оставить оружие при входе лишь тех, в чьих душах не видим достаточной силы духа суметь не воспользоваться им в неудачный момент, — улыбнулась жрица, — тем более что для многих уважаемых коротышек нынче револьвер не столько оружие, сколько знак статуса и повод показать мастерство.
— Да, каюсь, моё племя любит пустить пыль в глаза, похваставшись лишний раз своей работой.
— Скажите, тот безумец, которого Вы упомянули... Синекровый? — осведомился Женкерс.
— Да, об этом уже растрезвонили газеты. Как это не прискорбно. Вы, должно быть, тот самый Михаил, телохранитель хранительницы.
— Все верно.
— Пожалуй, Вы единственный в этом городе в ком я не вижу тревоги. Вообще ничего... Как Вам это удается?
— Такова моя работа, я не могу себе позволить роскошь тревоги. Можно осведомиться, чего было нужно этому безумцу в храме?
— Сложно сказать. Он ворвался в храм, сбил с ног одну из жриц, после чего начал громко выкрикивать оскорбления в адрес Иллюны, а так же уничтожил несколько древних реликвий.
— Никто не пострадал? — осведомился Кикарос.
— Только пара мелких ушибов, когда он раскидал стоявших там людей. Младшие жрицы не пытались встать у него на пути, ибо ни одна реликвия не стоит жизни, бездарно потерянной от руки безумца. Потом подоспел Ридви и скрутил его. Несмотря на возраст, он по сей день может монеты пальцами гнуть.
Женекерс сделал в голове своей заметку. Бессмысленное с точки зрения жриц действие слуги Ядовитого имело полный смысл для выходца из другого мира. В королевстве никогда не существовало такого преступления, как “оскорбление чувств верующих” или осквернение святыни. Более того, считалось великим грехом смертному пытаться выносить за подобный грех наказание, ибо это фактически ставило под сомнение способность Иллюны послать грешнику кару, достойную его преступлений.
Но Ядовитый этого не знал. Времени и желания вникать в особенности верований, у него тоже не было. Зато его опыт, вынесенный из совсем иного мира, говорил, что за оскорбление святыни верующие могут очень “обидеться” и начать “охоту на ведьм”, назначив “ведьмой” ближайшего человека, который им не понравится. А любой беспорядок, отвлекающий внимание хранительницы ему на руку. Так что он предпочел эксперимент. Направил в храм своего слугу и стал ждать реакции людей.
— Старина Ридви тоже тут? — удивился тем временем Кикарос, — а я-то думал, он осел близ гор.
— Нет, хвала Иллюне, он в нашей обители.
Женекерс ничего не спросил про этого Ридви. Евклид лишь послушно выдернул из архивов храма досье на этого коротышку — жреца-силача, с силой которого может сравниться лишь его доброта.
Боковой коридор вскоре вывел их к обширному полукруглому залу. Ряды скамей, обитых мягкой алой тканью окружали огромный орган.
— Ах, какая прекрасная работа. Вижу, Сантаринский зал музыки процветает, — обрадовался Кикарос, — Михаил, как тебе эта малышка? Её почти год монтировали, а это крыло специально перестраивали под неё. Самый большой орган королевства, и одна из жемчужин нашего скромного ремесла.
— И впрямь впечатляет, — кивнул Женекерс.
Из служебного помещения на звук голосов к гостям вышла другая жрица. На вид ее можно было бы назвать ровестницей жрицы, что сопровождала их. Но это было бы обманчивым впечатлением. Едва заметные особенности строения костей черепа, из-за которого лицо казалось немного более круглым, чем у остальных людей легко выдали Женекерсу ее происхождение.
— Телана, девочка моя! — обрадовался Кикарос.
— Дядя Кикарос! — та бросилась к коротышке и крепко его обняла.
— Михаил, это Телана. Она моя... дальняя родственница. Не спрашивай родословную, не помним.
— Дядя Кикарос меня приютил, когда с родителями случилась беда, и нянчил до тех самых пор, пока я не решила уйти в жрицы... Альрин, принесешь чего-нибудь с кухни, они...
— Не стоит беспокойства, мы буквально на пару минут, — остановил жрицу Кикарос, собственно, мы по делу. Тебе передали моё письмо?
— Да. Альрин как раз сегодня уже договаривалась с хранителями покоя. Через пару дней весточка пройдёт по всем храмам. Я... Надеюсь, что мы сможем их почувствовать.
— Отлично! Это, Михаил, наш ответ этим ходячим бомбам. Телана, расскажешь?
— Разумеется. Садитесь хоть, чего стоять.
Женекерс и Кикарос присели на кресла в первом ряду, на которые указала Телана. Жрицы же предпочли взять два небольших стульчика, что стояли рядом с органом и разместились напротив.
— Собственно, рассказывать пока нечего, так как результата нет. Раз есть угроза такого... опасного помешательства... Мы будем посещать людей теперь в несколько раз чаще и внимательно следить за всеми признаками надвигающейся беды. Те, кто хотят собственноручно открыть для себя врата в мир теней, словно отмечены для нас тенью. И мы увидим надвигающуюся беду прежде, чем станет слишком поздно.
— Спасибо, Телана, — кивнул Кикарос, — а ты не знаешь, чем закончился разговор с Верховной?
— Дядя, тут тебе не артель коротышек, чтобы после официальной сделки идти ко мне и узнавать информацию "неофициально" у родственников! — возмутилась, скорее для вида Телана, но на вопрос все же ответила — Все прошло очень быстро. С завтрашнего дня ко всем патрулям хранителей покоя будет приписана жрица или жрец, на всякий случай. К концу недели это будет сделано во всех городах. Если даже не раньше.
— Уж мне и повод выдумать, чтоб тебя повидать нельзя... — пробурчал Кикарос, — А вас хватит на все?
— Хороший вопрос, — вздохнула уже Альрин, — Как это ни прискорбно, нас немного. Верховная хочет привлечь в том числе бывших жрецов, кто согласится и сможет на некоторое время оставить семью. Она здорово перепугалась, когда узнала о том несчастном, что чуть ли не отправил в мир теней десятки людей на площади. Чем хоть он был вооружен?
— Они выпотрошили несколько зарядов осадной мортиры, и прочего военного хлама по мелочи. Споры гром-гриба высшей пробы, кое как замотаны в мешок посередине, к ним взрывашка на слезах пустыни. Самый примитивный вариант. Основная опасность — острые металлические фрагменты, закрепленные вокруг заряда. Гвозди, куски металла, и тому подобный хлам, щедро смоченный ядом синекровых. Все это укомплектовано в пояс и обернуто вокруг этого бедолаги. Работа крайне грубая, но от этого не менее опасная.
— Милостивая Иллюна, ну и варварство... — произнесла Телана.
— Ты про методы или про конструкцию? — живо поинтересовался коротышка, — если про конструкцию, то да, я тут полностью с тобой согласен. У них полностью отсутствует чувство прекрасного.
— И про то и про другое, — нейтральным тоном ответила Телана. Все же жрическая роба обязывала ее воздерживаться от типичного для коротышек юмора, хоть он и не был ей чужд.
— Кривые руки и энтузиазм. До добра никогда не доводят.
Кикарос развел руками и пожал плечами. Получилось это у него настолько картинно и комично, что Альрин и Теланой невольно улыбнулись.
— Ладно, нам пора двигаться дальше, — вздохнул Кикарос.
— Я вас провожу.
* * *
— Забавный у тебя дядя, — произнесла Альрин, когда Кикарос и Женекерс покинули храм, — я его представляла совершенно иначе.
— Слышала бы ты, как он бухтел, когда я оставила школу подгорных мастеров и ушла в храм...
— Были проблемы?
— Отнюдь. В этом плане с ним очень просто. Он всегда уважает выбор других... Меня больше поразил его спутник. Этот Михаил.
— Ты тоже почувствовала?
— Да... Похож на отреченного, правда?
— Отнюдь. У отреченных в глубине души всегда горечь, обида... Рана, которую сковал лёд и которая никогда не заживает... — Альрин задумалась, — не знаю, как и объяснить, тут почувствовать надо, поговорить с таким разок.
— А тебе доводилось?
— Однажды, когда я жила ещё на севере с родителями, до того как ушла в храм... И то мельком, я тогда была совсем маленькая. Нет, на отреченного он мало похож. Словно... Не знаю. Даже у отреченного я чувствовала подо льдом ту боль... А тут... Ничего. Пустота, темнота, да далёкие отзвуки неизвестно чего. Как далекие отзвуки в черном глубоком колодце.
— Уж если ты ничего не почувствовала, то мне и подавно ничего не светит, — вздохнула Телана.
— Не расстраивайся, зато ты наш орган можешь разобрать и собрать с закрытыми глазами.
— И не расстраиваюсь. И все же... страшный он. Недаром же весь город гудит про него.
— Знает поименно всех, даже кого не встречал лично ни разу, включая родословные, вина не пьёт — лишь воду, знает столько, словно в голове вся Великая Библиотека, на красоту женскую не падок. Вообще не замечает светских дам, даже на духи-соблазнители и прочие чудо-травки не реагирует вообще никак. Это только то, что написали в "Сантарин Сегодня". Другие газетенки ему приписывают, что он видит будущее не хуже хранительницы и может голыми руками скрутить Кхиери.
