Грэйв. Общий файл

Главное есть чем гордиться, черт говорит, на Западе такого пока нет. И ведь гордятся, вон какие у работников лица довольные.

Тут Брежнев заметил тройку девушек, лица которых совсем не соответствовали моменту. Какие-то излишне грустные лица. Брежнев подошел.

— О чем грустите, девушки? Что не так?

Девушки улыбнулись, но как-то тоже грустно.

— Да все так, Леонид Ильич, не беспокойтесь, все хорошо.

— Но что-то все-таки случилось?

— У них в лаборатории сотрудник пропал, Эдик, очень талантливый советский парень — подсказал Булаткин. Вечером грабители напали, по голове трубой стукнули, поднялся, ушел и больше никто его не видел. Милиция не ищет, по закону трое суток ждать надо.

Брежнев нахмурился. Новые разработки, молодые таланты и криминальное исчезновение. Нет ли тут связи с происками Запада? Враги то не дремлют.

— Постараюсь Вам помочь, красавицы. Влюбились, небось, в свою пропажу? Ничего, раз милиция не ищет, поручим это дело КГБ. Возьму это дело под личный контроль, обещаю. Всю страну перетряхнем, но найдем.

Девушки немного повеселели. Черт что-то недовольно крякнул, Брежневу даже показалось, что тот выматерился.

Заканчивая осмотр, Брежнев распорядился созывать митинг. Согласно полученным инструкциям, на митинг насильно никого не гнали, так что места в актовом зале хватило почти всем. Брежнев взошел на трибуну, раздались протокольные аплодисменты. Осмотрелся. Помощники с ужасом взирали на него.

— Еще бы им не волноваться, ведь речь мне никто из них не писал, — подумал Брежнев. Он открыл папку с листами речи и сценарием. — Ох, и поспорили же мы с чертом из-за этой речи. Но убедил, чертяка, убедил. Пора отходить от сухих штампов. Сейчас я им устрою...

Брежнев постучал по микрофону. Легкий шум в зале стих.

— Товарищи! Вы думаете я говорю по пластинке кх, по пластинке кх, по пластинке... — начал Брежнев тщательно отрепетированную с чертом фразу.

Зал замер. Брежнев широко улыбнулся и продолжил

— Вот такие анекдоты сочиняет про меня советский народ. Что ж, подметили, что я немного приболел. Но я не в обиде, мне даже приятно, что про меня анекдоты сочиняют. Вот, про Августа Эдуардовича, — Брежнев указал на сидящего в Президиуме Восса, — Первого Секретаря Компартии Латвийской ССР, анекдоты не сочиняют, а про меня сочиняют. Значит, возможно и я достигну такой же популярности, как Петька с Василий Ивановичем или Штирлиц с Плейшнером.

Зал взорвался. Кто смеялся, кто хлопал. Лишь помощники стояли с каменными лицами. Брежнев помахал залу руками, безрезультатно призывая к тишине.

— А вот не знаете ли вы такого анекдота? Ползут Брежнев и Никсон с автоматами по пустыне. Не знаете? — Брежнев выждал паузу, озирая зал. — Жаль, и я тоже не знаю, а ведь начало хорошее. — Брежнев широко улыбнулся.

Зал опять зашумел, зааплодировал. Брежнев снова призвал к тишине.

— Ну ладно, делу время, потехе час. Пошутили, теперь о деле. Мы построили Вам новые цеха, оснастили новейшим оборудованием. Не для себя построили, для вас. Вам в них работать. Мы и старые цеха модернизируем и еще много новых построим. Потому что Вы делаете очень важное дело — производите детали для электроники. А что такое электроника? Это ведь не только телевизоры, радиоприемники и магнитофоны. Это еще корабли и самолеты. Электроника сейчас внедряется всюду. Потому что она помогает управлять, она облегчает труд пилота и моряка. Со временем все станки, все машины должны быть оснащены электроникой. Вот я посмотрел, как вы здесь работаете. Вы большей частью сидите. А где-нибудь в механических цехах люди стоят у станков, целыми днями стоят. А они наверняка тоже хотят сидеть и на кнопочки нажимать. Так что ваша задача облегчить их труд, помочь нам оснастить все станки этой электроникой. И, самое главное, качественной электроникой, чтобы работала и никогда не ломалась. Качество, качество и еще раз качество — вот чем должны руководствоваться все советские люди в своей работе. Вам же неприятно, когда ломается телевизор или радиоприемник? Вы заплатили свои деньги, вещь сломалась, считайте, вы свои деньги потеряли. Вы думаете, что когда выйдет из строя электроника на станке, никто не пострадает, кроме государства? Да, страна у нас богатая, для нее заменить микросхему на станке ненакладно. Ну вот возьмем рабочего, который на этом станке работает. Пока станок стоит, нет выработки и нет зарплаты. Так что, выпустив некачественную микросхему, вы залезаете в карман к какому-нибудь соседу по лестничной площадке, или к какому-нибудь дальнему родственнику. И неважно, что у него сломалось — телевизор или станок, карман у него все равно полегчал. В принципе, вот и все, что я хотел вам сказать. Остальное вы и сами знаете, из наших советских газет, радио и телевизора.

Брежнев сделал длинную паузу. Зал, наученный десятками разнообразных митингов, зааплодировал. Брежнев взмахом руки свернул аплодисменты и добавил

— Давайте-ка я коротко отвечу на пару ваших вопросов. Ну не на пару, а на десяток-другой. Кто смелый, подходите к микрофону, а то никакой провод до задних рядов не дотянется.

Как и предсказывал черт, особого энтузиазма в зале не возникло. Вперед выталкивали то ли самых бойких, то ли самых политически подкованных. Ровно десяток протиснулся к трибуне, не больше и не меньше. Брежнев коротко ответил на вопросы, благо варианты ответов чертовским способом четко проявлялись на белой внутренней стороне папки и серели по мере прочтения.

— Ну что же, я вижу желающих задавать острые вопросы не особо много. А давайте тогда я задам вам вопрос — чего вам больше всего не хватает? И на работе, и в частной жизни. Вот стоят столики, вот пачка бумаги, вот ручки. Подходите, пишите, чего желаете и кидайте в ту коробку. А мы потом выберем наугад пару десятков листов и узнаем, чего вам больше всего хочется. И будем работать в эту сторону. Ну, а пока вы пишете, кто-нибудь еще выступит — Брежнев приглашающе обратился к президиуму, подошел и занял отведенное ему за столом место.

Восс выступить после Брежнева не решился, сидел, хмурился, пришлось выступать секретарю заводской парторганизации. Его выступление было встречено без энтузиазма — все хотели протолкнуться к столикам и "загадать" желание. Пачка бумаги быстро закончилась. Брежнев встал, пошел к трибуне. Парторг быстро свернул свою речь.

— Давайте, берите коробку, вытащите из нее двадцать листов, если есть повторения, то сложите их вместе, и несите на трибуну — сказал ему Брежнев. — А я пока отвечу еще на пару вопросов.

Давайте, там, с галерки, можно даже без микрофона, я не такой уж и старый, услышу.

С галерки кто-то звонко выкрикнул вопрос, женат ли Брежнев, вопрос тут же поддержали, спросив о детях.

Брежнев, искоса посматривая на стол Президиума и возникшую там суету возле коробки с желаниями, ответил, что женат, есть сын и дочь, двое внуков и внучка, есть даже правнучка, скоро в школу пойдет. Наконец ему принесли тонкую пачку листков.

— Ну что же, посмотрим, какие у вас желания. Зачитываю. Мира во всем мире, опять, опять мира, скорейшего построения коммунизма, опять, опять, здоровья членам Политбюро. Все, больше никаких желаний у вас, получается, нет. Вот только сдается мне, желания эти немного фальшивые, как и сами листки. Мои листы размером поменьше были, специально такие готовил. Давайте, несите мне всю коробку, куда вы ее там уже спрятали?

Красный как рак парторг принес коробку. Брежнев запустил в нее руку, достал несколько листков, начал оглашать.

— Модные джинсы. Джинсы. Отдельную квартиру. Джинсы. Светку. Ну, товарищи, тут партия бессильна — по залу покатились смешки. — Опять джинсы. Лёню. Фамилия и отчество не указаны. Жаль. — зал грохнул от смеха. — Отдельную квартиру. Цветной телевизор. Джинсы. Машину. Модное платье. Прибавку к зарплате. Джинсы. Импортный кассетник. Квартиру. Джинсовую юбку. Бананов. Джинсы.

— Этот листок как раз твоя распрекрасная Ирочка писала — съязвил в ухе черт.

Брежнев зачерпнул рукой еще листков, быстро просмотрел.

— Большинством голосов победили джинсы. Грубые рабочие штаны американских ковбоев. Ну что ж, желание большинства у нас всегда закон, не правда ли, товарищ Восс? Легкой промышленности в республике полно, по большому счету швеям все равно что шить — брюки или джинсы, значит, если будут все материалы, выпуск сможете наладить в кратчайшее время. Дело, значит, в основном за материей. Вот тут Вам придется немного покрутиться. Если нужно оборудование — закупим или сами сделаем, но, смотрите, чтобы качество наших было лучше американских. Чтобы никто не кривился при словах "советские джинсы". И не делайте все джинсы одинаковыми, у нас не Китай, чтобы всем одинаковыми ходить. За два месяца управитесь? Выйдете на уровень пар эдак миллионов семь-десять в год, для начала, дальше спрос надо изучать. Если все фонды для этого выделим? А, Август Эдуардович?

Воссу ничего не оставалось, кроме как кивнуть.

— Вот так просто решает ваши проблемы генеральный секретарь. Главное знать о них. До свидания, товарищи, работайте, а мы поехали дальше с вашей столицей знакомиться. А желания ваши я еще посмотрю, все до одного. Может вам, кроме джинсов и джинсовых юбок, нужны еще и джинсовые пиджаки, джинсовые жилетки и джинсовые галстуки.

В зале опять одобрительно засмеялись. Брежнев сошел с трибуны, захватив коробку желаний, передал ее охраннику. Грохнули аплодисменты, переходящие в овации.

— Зря ты так, Леонид Ильич, — сказал Восс, севший в лимузин Брежнева. Ну ладно еще приехал как снег на голову, ну ладно этот твой дешевый популизм с анекдотами, как был шутником, так и остался, годы тебя не берут. Но зачем работающую промышленность будоражить этими американскими штанами? Свою одежду надо делать, а не капиталистам подыгрывать. Зачем мы модельеров в институтах обучаем? А эти желания — глупость, молодежь, она сама не знает, чего хочет. Какой-то дурак написал, а все собезьянничали.

— Неправ ты, Август, ох не прав. Начиная с популизма неправ. Авторитет партии не вечен, его надо все время зарабатывать. Любыми методами. А любой дефицит товаров, тем более таких простых, это потеря авторитета. Ты Фиделя не слышал? Он часами говорить может и все его слушают, замерев. Черт знает, о чем там он говорит, я их испанского не знаю, может и о джинсах или вообще о носках. Нищая страна, только на его авторитете и держится с этим американским эмбарго, ну и на нас. Ты видел, как меня провожали? В кремлевском дворце съездов никогда так воодушевленно не провожали, а ведь там вроде лучшие коммунисты страны собираются. Потому что речи у нас однообразны стали, мы перестали общаться с народом, именно с народом, а не с митингующими. Ты видел — ни одного действительно своего вопроса не задали, ну кроме как о семье. С ума сойти, страна 200 с лишним миллионов, и никто, за исключением тысячи-двух, не знает, женат ли ее глава. И наоборот, первый человек в стране не знает, чего народ хочет. Убирай заводского секретаря по-тихому к чертовой матери. Не на другой завод, а просто переизберите, пусть простым коммунистом походит. Чего придумал, шельмец — генсека обманывать. Такому веры больше быть не должно. Ну а насчет джинсов потом поговорим. Ты обедал или не успел?

— Пообедаешь тут с тобой, Леонид Ильич. Как снег на голову. Мне сообщили только когда ты из аэропорта уже уехал. И как ты только столько машин незаметно привез? Мои полностью прохлопали, а ведь должны были вовремя просигнализировать. Пока мы обнаружили, куда именно ты отправился из аэропорта, весь изнервничался. Тебе баловство, а чуть что, спрос потом с меня.

— Ну да, тебе скажи, вы бы тут всё вылизали, а так хоть реальную работу увидел. Всегда ведь как — на какой завод ни приедешь, там обязательно стройные ряды рабочих в новеньких спецовках стоят, ждут по стойке "смирно" и ни один станок не крутится. И черт его знает, работает ли вообще этот завод или даже к электричеству не подключен, и черт его разберет, рабочие это стоят, или переодетые в спецовки агенты Андропова. Ты где вообще ешь — дома или в столовке?

— Дома предпочитаю. У нас тут все рядом, да и жена рада, когда я ее стряпню ем.

— Ну так поехали к тебе домой. Кофейком угостишь?

— А тебе кофе то можно? Что врачи говорят то?

— Врачи говорят, что организм штука темная и поэтому сам не знает, чего ему можно, а чего нельзя. Но что-то у меня веры им мало. Лечили — болел, перестал таблетки пить — болеть перестал. Хоть вредителями этих врачей объявляй. Прекрасно себя чувствую, так что

и кофе выпью и какой-нибудь пирожок съем.

— Ну поехали. Только я предварительно домой звякну, чтобы жена приоделась.

Восс осмотрелся в салоне в поисках телефона, снял трубку, набрал номер и отдал жене краткие распоряжения.

Приехали.

— Ты вот что, поднимайся первым, позвони в ЦК, чтобы устроили большое собрание, раз уж я в Риге, то надо еще раз наставить здешних коммунистов на путь истинный. Только силой никого не гоните, вдруг у кого какие дела на вечер запланированы, пусть желающие генсека увидеть приходят добровольно. Именно добровольно, а не добровольно-принудительно. У вас там внутри какой-нибудь магазинчик есть, с местными колониальными товарами?

— Конечно есть, Леонид Ильич, не такой, конечно, как у вас, но тоже есть.

— Вот и хорошо, мы Вам туда сейчас кое-что из дефицита подкинем, чтобы коммунисты не обиделись на удлиненный рабочий день в такую-то погоду, да еще в пятницу. Иди, звони, а я минут через пять-семь к тебе сам поднимусь, тоже кое-куда позвоню.

Восс ушел. Брежнев подозвал Богомолова.

— Слушай, Володя, раздобудьте мне срочно хоть какой-нибудь цветок, хоть живой, хоть каменный. Неудобно в гости с пустыми руками являться. Мы тут как раз метрах в пятистах вроде какие-то цветочные прилавки проезжали, вам на машине туда-назад сгонять минута-другая. Отправь кого-нибудь и подходи опять, еще одно поручение есть.

Богомолов кивнул и быстро, почти бегом пошел к машинам сопровождения. Оттуда резко стартанула черная "Волга". Вернулся Богомолов уже нормальным шагом. Брежнев подумал еще минуту, решаясь.

— Вот еще что Володя, выясните-ка мне все о той кассирше из столовой, Ирочке. Только аккуратно, чтобы никто, ни из здешних, ни из наших московских, ничего о моем интересе не пронюхал, а то еще решат, что чего-то натворила. А могут и про меня слух какой пустить. Для начала — что за человек, нет ли каких грехов по вашей части. Где и как живет, кто родители. Ну, в общем, ты понимаешь. Понравилась мне она, это точно, но не в этом дело. Мучаюсь от самого завода, кого-то она мне напоминает, вспомнить не могу. Совсем старый стал, да?

Богомолов улыбнулся.

— Я намного Вас моложе, Леонид Ильич, но тоже иногда что-то вспомнить не могу, мучаюсь. Да и не старый Вы вовсе, последние дни вообще молодцом держитесь. В общем, сделаем, все как надо сделаем. У нашего шефа в здешнем комитете большой приятель служит, молчун из молчунов.

— Вы там смотрите, чтобы ничего ни наружу, ни внутрь не вышло. Мне сплетни не нужны, я честный семьянин. Нинку ведь вы убрали.