С этого момента многое изменилось. Теперь рабы занимались самой тяжелой работой, а у хозяев появилось больше свободного времени. В течение следующей тысячи лет огороженная частоколом деревня превратилась в настоящий город. Лежащая в паре милькилометров речушка оказалась полностью поглощена им, раскинувшимся по обоим ее берегам. Произошли десятки крупных и сотни мелких воин. Рабов становилось все больше и больше.

Примитивное общество, которое видел Гансер, превратилось во что-то, напоминающее то, что происходит в городах Залива Работорговцев. Могущественные семьи, являющиеся потомками тех, кто изначально жил на этой земле. Прочие люди, живущие здесь уже достаточно долго и имеющие статус свободных граждан. И рабы, захваченные в недавних воинах невольники, их дети и чужаки, купленные на многочисленных невольничьих рынках. Облик города и также поменялся. Большие каменные стены, каменные дома, храмы, дворцы и глиняные постройки на окраинах.

Люди уже давно перестали быть заросшими и грязными варварами. Знатные горожане регулярно моются, умащиваю свое тело ароматными маслами и одеваются, в основном, в разнообразные вариации туник. Чем богаче и родовитее человек, тем дороже и ярче ткань этих самых туник.

Ремесленное мастерство также очень сильно выросло. Вместо одиночек, которые, зачастую, были в свое деревне единственными представителями той или иной профессии, появились целые мастерские, обеспечивающие город почти всем необходимым. Однако было множество товаров, которые привозились из далеких стран. Река, по берегам которой устроился город, была достаточно широка и, судя по всему, впадала в море. По этой реке в город приходили самые разные, порой довольно экзотические суда, как раз, и привозившие всякую экзотику. Специи, красители, экзотические фрукты, сладости, драгоценные поделки иноземных мастеров и многое другое.

Несмотря на все внешнее великолепие, Гансеру не слишком нравилось происходящее в этом городе. Потрясающая жестокость и презрение к человеческой жизни, со всей отчетливостью выражающееся в отношении к рабам. Хоть его и нельзя при всем желании назвать особенно чутким и жалостливым по отношению черни, но даже ему такое скотское отношение сильно претило.

К тому же, благородные семьи не были честны и добродетельны между собой. Они не упускали случая оскорбить, опозорить, разорить или даже убить не только членов другого семейства, но и своих ближайших родственников. Высшее общество этого города было настоящей ямой с самыми ядовитыми змеями, которые только есть на свете.

Минуло еще полторы тысячи лет. Как ни странно, но каких-то особенных изменений Гансер не заметил. Да, город стал еще в несколько раз больше, по размерам приближаясь к Королевской Гавани. Одни благородные семьи частично заменили других. Рабы начали превращаться в свободных граждан, а свободные граждане по своим правам не сильно отличались от рабов. Над городом витала отчетливый дух безнадежности и гниения.

Если раньше, несмотря на всю жестокость и аморальность, жизнь здесь буквально кипела, люди были намного энергичнее. Богачи с головой окунались в интриги и борьбу за власть, простые люди отчаянно рвались наверх. Те, кто победнее записывались в легионеры, а имевшие какой-никакой достаток бросались в торговлю, либо прогорая, либо наживая баснословные состояния. Даже рабы изо всех сил стремились стать вольноотпущенниками.

Сейчас же, спустя более,чем полторы тысячи лет, никто ни к чему не стремился. Власть прочно захватили четыре самых богатых рода, подмявших под себя все, что только можно. Все, даже самые незначительные посты передаются по наследству. Подняться и разбогатеть стало практически невозможно, но даже не в этом самый большой ужас. Жизнь обычных, "свободных" граждан даже хуже того, как раньше жили рабы на больших латифундиях. Стражу в городе несли не сами граждане, а наемники-чужеземцы с белыми и рыжими бородами. После нескольких крупных восстаний, вызванных голодом и нищетой, к которым подчас присоединялись и стражники, охрану города и патрулирование улиц взяли на себя наемники, получающие золото напрямую от благородных господ.

Но вот, в один миг очень многое поменялось. К городу подошла довольно значительная армия и, несмотря на внушительные стены и неплохой парк осадных машин, в осаде он не продержался и семи дней. Было все и стены, и оружие, и провизия, не было самого главного — защитников. Граждане города не хотели брать в руки оружие и воевать за своих властителей, даже если дело касалось врага, стоящего у ворот. Наемники же просто открыли ворота захватчиками, они были их родичами, поэтому ничего удивительного в этом не было.

Город подвергся тотальному разграблению, властители и все сколь-либо значимые люди были преданы мечу, захватчики же осели на этом месте. С этого момента начала новая эпоха. Хоть пришедшие чужаки и не были полными дикарями, но в культурном развитии от жителей города серьезно отставали. Им была чужда философия, математика, о сущем естестве они даже не задумывались, списывая все на мистику и своих богов. Искусство их было довольно примитивно, да и общество их само по себе не сильно отличалось от того, что было у здешних хозяев две тысячи лет тому назад.

Теперь городом управляли варвары, их вождь провозгласил себя императором, своих дружинников назвал легатами и патрициями, а местные жители опустились до уровня рабов. Однако, надо сказать, что новый порядок для подавляющего числа бывших граждан города стал более благоприятным, чем раньше, и они даже не подумали роптать против новых хозяев. Во-первых, можно очень жестоко поплатиться, а, во-вторых, просто незачем. При старых властителях рядовой гильдейский ткач или кузнец обязан был отдавать больше двух третей всего заработанного, что ввергало его в нищету. Новые же хозяева установили дань в треть от заработка. К тому же, он теперь не являлся прикрепленным к мануфактуре рабом.

Уцелели, как ни странно, и септоны. Что сыграло очень весомую роль через пару поколений. Захватчиков было очень мало на фоне коренных жителей города, и постепенно они начали перенимать культуру и религию покоренного народа.

В течении просмотра следующих двенадцати веков Гансер уже не был столь отстранен, все происходящее трогало его гораздо сильнее. Сильнейшее чувство узнавания не покидало его ни на секунду. Поначалу город пришел в сильнейший упадок, множество жителей покинуло его из-за того, что их работа уже не могла прокормить их. Этот процесс шел в течение трех веков, за которые город опустел на четыре пятых. Многие площади заросли и превратились в пастбища для скота и многочисленные огороды. Из роскошного дворца, на содержание которого просто не было ресурсов, император вместе со своим двором и дружиной переехал в городской арсенал, ставший замком. Несколько раз город брали в осаду похожие на захвативших его ранее варвары, но император крепко держался за свое место, отбивая всех желающих поживиться, как они думали, бесхозным добром.

Сколько раз сами новые хозяева отправлялись на войну, Гансер даже не считал. Однако все когда-нибудь заканчивается, закончился упадок, и начался медленный взлет. Большая часть площади старого города превратилась в покинутые руины, а жилая часть сосредоточилась около замка императора и резиденции верховного септона. С какого-то момента двор императора стал до боли напоминать двор короля Вестероса. Те же гербы, рыцари, турниры, те же своевольные вассалы, которых приходилось периодически усмирять. В город вновь стали стекаться люди, и он снова начал расти, приобретая немного другую конфигурацию, чем раньше. Если до этого правила бал красота, монументальность и ослепляющая роскошь, то теперь все это ушло в угоду оборонительным сооружениям, узким улочкам, значительно усложняющим жизнь нападавшим. Город так и не перестал регулярно оказываться в осадах, пару раз его даже брали и безжалостно грабили.

Гансер не слишком понимал, почему идет такая жестокая борьба, после того, во что он превратился, этот город уже не представляет такой уж большой ценности. Может, он стоит на каком-то важном торговом маршруте?

Шли столетия, город постепенно разрастался, возвращая себе былое значение и богатство. Начался новый расцвет ремесел и искусств. Вот только не обошлось и без негативных сторон. Как же без них? Город буквально утопал в грязи, старая канализация была заброшена и практически не использовалась. Жители выливали помои прямо из окон, маленькие улочки, по факту, являющиеся узкими проходами между домами, просто утопали в воняющих нечистотах. На главных улицах ситуация была лучше только за счет их большей площади. А так, вероятность напороться на чьё-нибудь говно была неприятно высока.

Вторым негативным фактором, что очень неприятно поразило Гансера, была церковь. Септоны этого города были проводниками самого черного и агрессивного невежества. Они с фанатичным упорством отрицали все, хотя бы косвенно, но противоречащее "Семиконечной Звезде". Сжигали на кострах ученых, которые занимались настоящим познанием окружающего мира. Да и не только ученых, даже просто тех, кого подозревали в ереси или колдовстве. Как заметил Гансер, настоящих колдунов и еретиков, попавших на костер, было очень мало, обычно туда попадали те, кто чем-нибудь не вписались в предельно жесткие церковные догматы.

Гансер в непонимании даже оторвался от "окна", чтобы взглянуть на Семерых. Просмотренные сцены зародили в нем целую тучу сомнений.

— Смотри. Когда все кончится, мы ответим на все вопросы, что терзают тебя. Нет смысла прерываться на полпути, — на этот раз с ним заговорила Дева, чарующе улыбаясь ему. Гансер быстро кивнул и тут же отвернулся, чтобы скрыть смущение. Это был скорее рефлекс, так как он понимал, что скрыть что-то от богов вряд ли сумеет.

Обратив взгляд обратно, к "окну", Сангласс подумал о том, что местность, где расположен город, скорее всего, находится где-то очень сильно на юге. Зимы там были очень похожи на теплую осень, да и то длились всего пару-тройку лет, когда лето длилось по шесть-семь лет.

С некоторым удивлением Гансер отметил, что при всей грязи, неграмотности и бескультурии ремесла очень значительно превосходят то, что было до прихода варваров. Вместо бронзы и дрянного железа сталь, механика стала занимать намного больше места в жизни жителей города. Невероятно тонкое и искусное устройство, очень точно отмеряющее время, было практически хоть сколько-нибудь состоятельных дворян. Ювелиры стали изготавливать намного более тонкие и изящные украшения. Обыденные рыцарские доспехи превратились в настоящие шедевры, которые, как думал Гансер, могли позволить себе не каждые грандлорды. Ребрящаяся высококачественная сталь на кирасах надежно приковывала его взгляд, заставляя потирать ладони от зависти. Появились привычные для него каменщики, занимающиеся возведением замков и усадеб знати в самом городе. Архитектура и, соответственно, математика вновь начали поднимать голову.

Церковь стала постепенно разлагаться изнутри, место верховного септона все чаще стали занимать сластолюбцы и пьяницы. А порой и настоящие мужеложцы, предпочитающие молоденьких мальчиков. Наблюдать за таким положением дел было по-настоящему больно. Клир города следовал в этом фарватере чуть меньше, чем полностью. Самый черный разврат, оргии, корысть, често и властолюбие поглотили септонов города. Церковная среда стала очень неприятно напоминать благородные семьи более, чем двухтысячелетней давности.

Двор Императора как-то плавно и незаметно слился с окружением верховного септона, образовав странное сочетание власти светской и власти духовной. Лорды и рыцари начали получать духовные саны, становясь кардиналами и епископами*. Это, как понятно, не делало их благочестивее, скорее наоборот.

В какой-то момент Гансер заметил, что у всего этого есть, как ни странно, и положительная сторона. Искусство вновь проникать в жизнь людей. Скульптуры, подражающие тем, что ваялись тысячелетия назад, картины (рисунки красками на холсте), музыка. Появились даже энтузиасты, отыгрывающие заранее написанные истории в старых, полуразрушенных амфитеатрах.

Практически прекратились гонения на ученых. Церковные иерархи уже практически ничем не отличались от светской знати, с удовольствием покупая и устанавливая в своих резиденциях творения скульпторов и художников. Также они с вполне свободно посещали набирающие популярность представления.

Грамотных и интересующихся различными науками среди знати становилось все больше. Вновь на свет вышли сочинения древних авторов, чьи труды веками пылились в септах, становясь объектами интереса редких септонов. Интерес к древности проснулся и захлестнул людей с невиданной силой.

Древние науки начали вспоминаться. Появлялось все больше поместий и дворцов, которые на новый лад, но, все же, подражали древней архитектуре. В новой, нарождающейся литературе стали поминать старых, языческих богов. Это считалось модным, и отзывалось теплом в сердцах людей. Гансер же находил подобное лицемерие очень странным. Он прекрасно видел, что, несмотря на весь церковный разврат, происходящий, к тому же, за закрытыми дверями, вера в людях не слишком и ослабла. Так почему же искренне верующим в Семерых так нравятся ложные боги, в которых они даже не верят?

В какой-то момент на глаза Гансеру попалась еще одна важная составляющая жизни Города. Разбогатевшие цеховые старосты, поднявшиеся из низов стали заниматься ростовщичеством, чтобы заработать еще денег и получить больше влияния. Конкуренция в этой среде была просто страшная. Фактически между банкирами-ростовщиками, говоря проще, торгашами разразилась настоящая война. Бандитские налеты на поместья конкурентов, подкупленные слуги, подсыпающие своим хозяевам яд, убийства ценных работников и мастеров. В какой-то момент все зашло настолько далеко, что император был вынужден вмешаться и прекратить эту кровавую вакханалию. Разбираться особо никто не стал, в этой среде любой был в чем-то да замешан. Мастер над законом просто повесил глав всех банкирских домов и казнил каждого десятого их слугу. После этого убийства хоть и не прекратились полностью, но их количество очень сильно снизилось, конфликты потеряли былую остроту.

Появились некие "университеты". Заведения своей сутью очень смахивающие на Цитадель Мейстеров. Только их было больше одного, и они отнюдь не были отгорожены от остального мира. Да и не давали их выпускники никаких клятв служения. Просвещение стало проникать не только в среду знати, но и людям, которые не могли похвастаться поколениями доблестных предков. В основном, это касалось богатых банкирских домов и наиболее состоятельных их слуг.

Следующие два века пронеслись со скоростью молодого дорнийского* скакуна. События понеслись каким-то диким галопом, за которым Гансер подчас не слишком поспевал.

Как на дрожжах, росли прекрасные дворцы с изящной и прекрасной отделкой. Наряды знати становились все богаче и, как ни странно, приятнее глазу. Хотя и были, на взгляд Гансера, немного странноватыми. Ремесло начало прогрессировать просто с бешеной скоростью. Зеркала была теперь практически у каждого, уважающего себя дворянина. Да что там! В некоторых дворцах имелись свои "зеркальные залы", где стены потолок были полностью выложены зеркалами. И их чистота была просто невероятной.