Колонна вляпалась в дерьмо еще тогда, когда бронетехника начала въезжать на эстакаду, используемую грузовым транспортом. Именно в тот момент стало понятно, что дорога просто-напросто забита брошенными грузовиками, а диких тварей тут как бы не сотни. С одной стороны, это не могло остановить многотонные "Химеры" на гусеничном шасси повышенной проходимости, но вот снизить скорость движения — вполне. Собственно, это и произошло. Верным Императору людям не хватило буквально пяти минут для того, чтобы покинуть неудобный съезд и скрыться в переплетении улиц и проездов административного поселения, где среди одинаковых фабричных корпусов и приземистых жилых модулей даже столь приметную колонну можно было искать крайне долго.
К несчастью, реальность внесла свои коррективы в надежды и планы Фрейзера, Ланге и Радуловича, ибо навстречу колонне выскочил свежеперекрашенный в дикую смесь черно-багрового "Рино" и, не сбавляя скорости, попытался протаранить передовую "Химеру" господина майора, откуда востроянец и командовал движением. Наводчик там подобрался толковый, а потому БМП встретила противника шквалом снарядов из автопушки, изрешетив вражеский, в этом сомнений теперь не было, броневик до состояния дуршлага. Затем многотонная махина имперского танкостроения врезалась напрямую в БТР неприятеля и, завывая на высоких оборотах, спихнула несущийся на встречу разваливающийся и горящий полицейский бронеавтомобиль с дороги, только для того, чтобы врезаться в едущий следом грузовик, из которого, хрипя, завывая и славя Хаос Неделимый, полезли местные бойцы войск лагерной охраны, хорошо опознаваемые по серым шинелям и автоганам в качестве основного вооружения.
Под градом пуль и аккомпанемент ругательств сразу на нескольких языках колонна лоялистов проносилась мимо техники отступников, осыпая еретиков шквалом огня из всех стволов. Впрочем, нечего было и надеяться, что у предавших Императора и Империум отсутствует тяжелое вооружение, а потому когда с флангов полетели многочисленные противотанковые ракеты, выпущенные из различных гранатометов и пусковых установок, колонне резко поплохело.
Вопреки распространенному заблуждению о том, что всякая реактивная граната или ракета гарантированно выводит из строя танк или БМП, только если те не защищены динамической защитой, в реальности дело обстояло несколько иначе. Сказывалась далеко не идеальная подготовка бывших охранников, из-за чего большая часть различных смертоносных "подарочков" прошла мимо. Прибавлялись к этому также погодные и климатические условия, особенности хранения вражеского вооружения и квалификация добровольных механиков-водителей, активно маневрирующих и меняющих позиции, а также яростное противодействие скрытых за броней востроянцев, открывающих шкальный огонь по любой вспышке. В сгущающихся сумерках точки пусков ракет были хорошо видны по белесым дымовым следам, прорезающим воздух. Однако спастись от всех ракет было невозможно.
В стороны летели куски внешних бронеплит, навесное оборудование и прикрывающие снаружи ходовую полимерные экраны. Вспыхивали отметины попаданий, уходящих в рикошеты или же просто не срабатывавших ракет. Что-то удавалось чудесным образом сбить огнем из стрелкового оружия через амбразуры, а еще часть противотанковых поражающих элементов просто уходила мимо, ибо в дыму и неразберихе боя было просто невозможно внятно различать силуэты бронемашин.
Третья "Химера" потеряла гусеницу из-за прямого попадания в ленивец, пробившего броню, и, закрутившись на месте, выбыла из строя колонны. Четвертая БМП попыталась было притормозить, чтобы подобрать десант и экипаж из подбитой бронемашины, но точно под башню ударили сразу две или три ракеты, вызывая мгновенную детонацию боекомплекта и окончательно уничтожая обреченную боевую машину пехоты. Из распахнутого люка механика-водителя вывалилась на рокритовое покрытие вопящая и завывающая фигурка человека, объятого пламенем. Горящий заживо востроянец мучился недолго, ибо кто-то из экипажа четвертой "Химеры" подарил своему товарищу быструю смерть очередью из болтера. Фрейзер хорошо видел это в мутной зеленой сетке наблюдательного визора, когда "Саламандра" преодолевала очередной поворот...
— Заряжайте! — проорал в перерыве между сменой патронных коробов Ланге, возвращая Николаса из прострации в суровую и жестокую реальность.
Фрейзер заполошенно озирнулся и, увидев распахнутый ящик с поблескивающими в неровном свете болтерными лентами, бросился туда, отчаянно стараясь ни за что не зацепиться, пока КШМ преодолевала очередной крутой поворот.
Наконец, добравшись до ящиков с боеприпасами и притянув к себе пустой короб, Николас оттолкнул в сторону тело еще одного мертвого бойца, которого убило прямым попаданием кумулятивной струи. Парень умер почти моментально, собственной грудью закрыв единственную возможность для высокотемпературного потока ворваться внутрь корпуса бронемашины, но легче от этого никому не было. Внутрь полетела первая лента, а где-то рядом вдруг дико завыли и заскреблись.
Действуя только на свеженаработанных рефлексах, коммодор вскинул лазерный пистолет, который так и не выпустил из правой руки, и всадил импульс прямо в запрыгнувшего на борт "Саламандры" упыря. Мутанта отбросило назад, а затем откуда-то со стороны места механика-водителя выглянул господин исповедник с дробовиком, парой выстрелов прикончив тварь. Коротко кивнув Фрейзеру, Иоганн полез обратно, а Николас, глухо выматерившись, вырвал из поясных креплений мертвого востроянца пару крак-гранат. Один за другим щелкнули предохранители и, пока запал не прогорел окончательно, мужчина с силой зашвырнул их по разные стороны от корпуса командно-штабной машины.
Ланге, как раз в этот момент пригнувшийся, чтобы принять из рук исповедника еще один короб с боеприпасами, идею оценил, после чего наружу одна за другой полетели еще шесть гранат, отсекая быстрых, проворных, но совершено тупых мутантов от бронемашины. "Саламандра" вновь вздрогнула на очередном внезапном препятствии, и Николас был вынужден прекратить разглядывание окружающих, чтобы не лишиться собственных зубов от удара о бронированную створку кормового десантного люка. Бой продолжался...
* * *
Когда-то это помещение использовалось в качестве гигантской столовой, где тысячи заключенных в разделенных блоках принимали пищу после тяжелого трудового дня, получая в качестве еды не нынешние стандартные трупные батончики, а полноценную похлебку из кореньев или безвкусную питательную кашицу. Вега ощутил некоторый прилив чувства голода, стоило ему подумать об этом, но почти сразу неожиданное ощущение сменилось кисловато-рвотным привкусом на языке и стойким отвращением. Дробильщик едва сдержался, чтобы не выплюнуть наружу свой скудный вчерашний ужин, ну или обед, кому как угодно. Было от чего.
Все помещение столовой было просто разгромлено. Создавалось ощущение, будто здесь схлестнулись две рабочие смены из пятидесяти бригад каждая, причем перед этим у заключенных по какой-то причине забыли отобрать шанцевый инструмент и рабочий инвентарь. Пол был покрыт темными разводами, в которых с трудом можно было угадать кровь, еду и следы дерьма. Столы в большинстве своем были сломаны или перевернуты, а те, что сохранили свою целостность, валялись в совершенно невообразимых положениях. То там, то тут между лавок попадались трупы в тряпье и лохмотьях, а иногда встречались перевернутые или опрокинутые чаны с едой. В воздухе витал совершенно отвратительный смрад, дышать которым с каждой минутой, проведенной здесь, становилось все тяжелее.
Вега осторожно двинулся в сторону тамбура проходной в соседний блок, решетка которой была открыта и поскрипывала, покачиваясь на давно не смазываемых петлях. Заключенный периодически косился наверх, там, где во тьме потолка, отделенные от зоны принятия пищи находились специальные подмостки. Обычно на этих конструкциях дежурили охранники с автоганами, но сейчас привычный к темноте глаз дробильщика не замечал ни малейшего движения.
— Сдохли они там все, что ли? — скорее, чтобы просто сказать хоть что-нибудь, тихо вымолвил Вега.
Наконец, помещение было преодолено, и заключенный аккуратно, стараясь не шуметь, толкнул от себя решетку, проходя в длинный коридор с серыми стенами и литерными обозначениями белой краской на стенах. Сейчас, однако, поверх белых букв были видны кровавые потеки и следы, а на полу в конце прохода замер без движения труп в арестантской робе, свесив голову вниз и привалившись к стене.
Вега быстро прошел мимо, уловив звуки активного общения на повышенных тонах, и ввалился прямо в гигантское помещение склада, освещенное отблесками нескольких костров, разведенных прямо в бочках. Впереди и с боков стояли люди. Сотни, а то и тысячи человек в лохмотьях заключенных заполняли гигантский ангар и шумели, топтались, матерились и взаимодействовали друг с другом, в то время как с импровизированной трибуны в торце помещения вещал какую-то дичь непонятный мужик в темно-фиолетовом одеянии, экспрессивно размахивая руками и мастерски играя интонациями.
Перед постаментом образовывали некое подобие оцепления одетые в какую-то рванину неизвестного происхождения люди, отпихивая особо назойливых и поводя из стороны в сторону стволами автоганов и пистолет-пулеметов. Кто-то, однако, обходился ножами или дубинками, но Вега опытным взглядом определил, что умеющих держать оружие среди шавок этого фиолетового относительно немного. Это сквозило в жестах, движениях и легкой суетливости, уж в этом-то выходец из подулья, которому не раз приходилось убивать, мог не сомневаться.
Он протолкался вперед, пробираясь через многочисленные тела и вдыхая воздух, наполненный вонью, запахами немытых тел, пота, курительных смесей, мочи и варп знает чего еще. Внимательно слушая скупые реплики и задавая вопросы, Вега устремился все дальше и дальше, чувствуя всей своей чуйкой, что тот, кто является одним из виновников гибели почти всей бригады, сейчас стоит там, впереди, и изливает на головы слушателей поток сладкой патоки о величии и истинном месте в обществе.
— Давно он так? — поинтересовался заключенный у какого-то амбала правее.
— Да уже с полчаса бакланит. Тьфу! — мужик громко сплюнул и высморкался.
— И про что же? — продолжал любопытствовать Вега.
— Да все одно... Заливает про возможность стать выше и обрести "единственно-верную суть и предназначение", — передразнил говоруна уже другой зэк.
— На перо бы его насадить! — однозначно высказался третий. — Посмотрел бы я, как этот урод кишки по полу собирал! Братанами он нас зовет... Вертухай ему братан!
— Нечисто тут что-то, парни. — загудели из толпы.
Вега продолжал приближаться к трибуне, прикидывая, что ситуация и в самом деле крайне странная. Вот впереди показался ряд весьма плотного оцепления, а из толпы, разозленной словами этого трындуна, уже слышался мат, оскорбления и свист. Заключенный протолкался еще дальше и едва не рухнул на пол, лишившись сдерживающего чувства окружающей тебя со всех сторон толпы.
Прямо напротив дробильщика оказался оскалившийся парень из числа тех, которые стояли в оцеплении. Он слегка покачивался и дергал головой, словно припадочный, а затем вдруг вскинул голову и уставился прямо в лицо Веге. Заключенный всмотрелся в словно затянутые сероватой поволокой глаза, обратил внимание на легкий тремор мимических мышц, из-за чего казалось, что человек напротив готов засмеяться и заплакать одновременно, а затем перевел взгляд на губы нового вертухая. И замер...
Синюшные, покрытые суховатой коркой, они разом напомнили заключенному о случае двухмесячной давности. Тогда на бригаду попытался напасть совершенно обезумевший и съехавший с катушек дикарь из числа каннибалов, и именно такая примета запомнилась Веге в облике хрипящего существа, пытающегося дотянуться до человеческой плоти. Вертухай часто и быстро сглатывал, дергая головой в резком и корявом ритме, а затем вдруг подался чуть вперед, навстречу бывшему заключенному.
В лицо Веге пахнуло убийственной смесью запахов, но главное он смог ощутить почти сразу же. Специфическая вонь накатила волной, принеся с собой весьма однозначный привкус на языке, заставляющий кулаки сжиматься, а глаза наливаться кровью. Вега понял, на кого больше всего похожи эти уроды, возомнившие себя новой властью, и прислуживать этим мразям был не намерен.
— Шухер, братва!!! — заорал он, перекрикивая гул толпы. — Это трупожор!
Возможно, его голос потонул бы в шуме и гуле взбудораженной, словно стая ос, толпы, но как раз в этот момент оратор на трибуне прервался, чтобы глотнуть воздуха, и клич услышали.
В зале вдруг установилась звенящая, напряженная тишина. Воздух сгустился и едва не звенел от эмоций, а толпа словно чуть качнулась вперед. Возможно, если бы торчок-каннибал был более адекватен, он бы не позволил Веге сделать то, что тот сделал, но... Судьба распорядилась иначе.
Подскочив к с запозданием начавшему реагировать вертухаю, заключенный сорвал с головы уродца капюшон и в ужасе отшатнулся назад. Совершенно лысый череп был покрыт сияющими тускло-багровым татуировками, а шея и щеки были испещрены весьма характерными бубонами желтовато-синего цвета.
— Это че, бля, такое? — охренело поинтересовался кто-то из толпы. — Гля, и впрямь трупожор! Братва... В натуре...
Чем дальше, тем больше менялась интонация говорившего, потому как вертухай-каннибал вдруг неестественно дернул головой, хрустнул чем-то, протяжно захрипел и рванул к толпе, которая на подобное отреагировала соответствующе.
— Мочи трупожоров!!!
Кто первый проорал это было, в общем-то, неважно. Важно было другое: толпа обозленных и заведенных зэков увидела перед собой тех, кого привыкла считать абсолютными и бесповоротными врагами. Вега выхватил из-за пазухи заточку и приготовился к броску. В руках окружающих взметнулись обрезки труб, куски породы и бруски жесткого, почти каменного мыла, обвязанные тканью. Толпа с все более нарастающим гулом, переходящим в совершенно звериный рев, рванула вперед.
Убивать.
* * *
Завершение планетарной эпопеи на Слейде Фрейзер помнил крайне смутно. Возможно, виной тому была жесткая контузия, немилосердно настигшая Николаса как раз тогда, когда колонна, наконец, вырвалась за пределы городка, оставив на ледяных улицах две БМП и, как выяснится значительно позже, семнадцать отличных солдат, шестерых спасенных писарей Администратума, а также один из двух шаттлов "Аквила", которые пытались обеспечить воздушную поддержку прорывающемуся отряду на финальном участке пути.
Казалось, что колонна все же вырвалась, а самое худшее позади, когда одна из полуавтоматизированных зенитных турелей внешнего периметра вдруг развернулась и всадила в челнок с полсотни тяжелых стамиллиметровых снарядов, в считанные мгновения продырявивших транспортное средство, являющееся заодно и возможностью покинуть планету. Пилот второй "Аквилы" совершил почти невозможное, умудрившись не только уклониться от потока предназначавшихся ему болванок, но и, совершив умопомрачительный вираж, отстрелялся в турель неуправляемыми ракетами "Инферно", по одной шестизарядной кассете которых можно было установить на шаттлы.
