Действующая часть

Прежде чем все присоединились к драке, командир полка сделал шаг вперед и поднял руки вверх. Через несколько секунд громкость стихла. Он сказал нам, что когда мы вернемся в Херефорд, то проведем полный разбор операции.

— Мы не собираемся повторять то, что произошло после Фолклендских островов — добавил он. — Полк извлечет пользу из уроков этой кампании. Ничего не будут заметать под коврик, ясно?

Он обвел нас взглядом. Этого было достаточно, что бы изгнать безумие. Я думаю, если бы не были так утомлены, этот вопрос вообще бы не был поднят — по крайней мере, сейчас, и не таким образом.

Здравомыслящие головы знают, что на войне разведкой совершаются ошибки. Если бы мы могли сократить вероятность того, что нечто подобное произойдет в следующий раз, то мы бы внесли свою лепту. По словам же тех, кто там побывал, послефолклендское умывание рук было просто издевательством. Теперь, командир полка сообщал нам, что все будет пересмотрено и если необходимо, будут приняты меры. Я не думаю, что кто-то из нас мог бы требовать большего.

Как раз тогда, когда мы собирались уходить, командир полка призвал нас к вниманию. Мы посмотрели вверх. Большинство из нас знали, что будет дальше. Комполка был тем самым парнем, который заставил нас "ожидать худшего", прежде чем мы покинули Херефорд. Теперь он собирался рассказать нам, как сбылось это предсказание.

— Думаю, некоторые из вас уже знают, что случилось с Браво Два Ноль. — сказал он. — Вы наверное не знаете, что трое из этих парней не выжили.

Он зачитал их имена. Мы знали их всех, но не лучше Винса Филлипса, который изначально был одним из нас, сержантом Эскадрона "A". Это были чертовски плохие новости.

Именно тогда нам рассказали о Шуге, убитом в перестрелке после нападения на его полуэскадронный конвой в конце войны. Его будет очень не хватать. Как и всех их.

— Хорошие новости — сказал комполка, после нескольких секунд молчания.

Он взглянул на часы.

— Пока мы говорим, более или менее уцелевшие члены Браво Два Ноль передаются Красному Кресту. Энди Макнаб и остальные члены его команды в порядке. Судя по тому немногому, что мы знаем, это чертовски интересная история, но сейчас не время и не место. Достаточно сказать, что они прошли сквозь ад и обратно, но они живы.

Он еще не закончил. Было еще одно имя, которое он не упомянул.

— Последняя хорошая новость заключается в том, что сержант-майор выжил.

Я готовился к самому худшему. А так я едва мог в это поверить. Я вдруг понял, что радуюсь и что я не один. Как и все мы.

Командир подождал, пока все утихнет. Затем он продолжил.

— Как мы уже слышали ранее, Роберт был ранен — ужасно ранен — когда его "Лендровер" был разорван на куски при пересечении позиций иракских траншей. Иракцы подобрали его и доставили обратно в Багдад, где хирурги прооперировали его и оттащили от края пропасти. Он все еще был в плохом состоянии, но уже вне списка критических, и должен был быть немедленно передан Красному Кресту.

Через несколько секунд, мы все вышли. Наши головы все еще кружились от этой новости. Было так много всего, что я не знал, что чувствую. Радость и печаль боролись, оставляя нас дезориентированными. Я справлялся с этим так же, как и все мы — теряя себя в работе.

В конце-концов, машины должны были быть дегангированы, а ни одной проклятой бутылки "Доместоса" не было на многие мили вокруг.

Официально мы все еще были готовы вернуться в Ирак. Мир был хрупким и все это чувствовали. Но на самом деле, мы всем своим существом знали, что идем домой. Вопрос был в том, когда именно.

Мы были в гарнизонном городке — военном городе. Здесь нет кинотеатров, нет магазинов, вообще ничего; там где мы стояли, не было даже телевизора и ни у кого не было книг. Итак, вычистив машины и залив их маслом и водой, готовые вернуться обратно, если понадобится, мы вернулись к тому, что делали всю предыдущую неделю: ничего, кроме как слушать Всемирную службу новостей BBC. Мы даже не могли позвонить своим женам или подругам, что бы сообщить, что у нас все в порядке. Однако мы верили, что другие сделали это за нас.

Шел уже третий день этой нескончаемой рутины, когда по линии пронесся слух, что прилетает сам Шварцкопф. Он специально изменил свое безумное расписание, что бы увидеть нас. Это было приятно, но несколько болезненно. Внезапно, все должно было быть вылизано, отполированно и готово немедленно. Несколько дней назад мы подстриглись и подстригли бороды, но теперь нам предстояло пройти все девять ярдов. Том даже подумывал о маникюре. Через пару часов мы уже выстроили машины на летном поле и стали ждать. Через несколько минут самолет Медведя уже кружил над полем и заходил на посадку. Наконец, бело-голубой "Гольфстрим" подрулил к нашему маленькому строю и заглушил двигатели.

То, что произошло потом, заставило большинство из нас обоссаться со смеху, но из-за важности нашего гостя, мы отчаянно старались не показывать этого.

Мы думали что Норм или кто-то из его адъютантов первым спустится по лестнице, но мы не рассчитывали на его телохранителей.

Первый бодигард высунул нос из двери, весь такой в маске, очках и наушнике. Затем он спустился по лестнице и проделал обычный распорядок действий: навел "Узи", занял позицию Старски и Хатча, осмотрел горизонт в поисках неприятностей, а затем повторил эту галиматью опять. Через несколько мгновений к нему присоединились двое или трое его товарищей, и все они проделали то же самое. Единственное, что они не делали, так это не бегали кругом с криками "вперед-вперед-вперед". Я не совсем понимаю, чего они ожидали. На передовой оперативной базе SAS, учитывая гарнизон, было наиболее безопасное место, которое вы можете найти на Ближнем Востоке. Может быть, учитывая дерьмовое состояние нашего внешнего вида, у них была какая-то информация от разведки, что иракские эскадроны смертников проникли на саудовские базы, одетые как SAS. Или может это было Норм — фильм, а мы не заметили камеры.

Когда наконец сочли, можно выпускать Медведя, он спустился по ступенькам и пожал руки нашему начальству, а затем двинулся вдоль шеренги, разговаривая с каждым из нас и пожимая руку. Он был таким же впечатляющим, каким его показывали по телевизору; в общем, замечательный парень, который заслуживает своего места в учебниках истории.

Когда подошла моя очередь, он посмотрел мне прямо в глаза, крепко пожал руку и сказал "Спасибо".

Это был простой, но многозначительный жест и я почувствовал, что должен ответить ему тем же. Тем не менее, случилась какая-то заминка между моим мозгом и моими губами.

— Всегда пожалуйста, дружище. — ответил я.

Он улыбнулся и двинулся дальше по линии.

Через несколько минут все было кончено и Норм снова отправился в путь. Мы вернулись в наш ангар и стали гадать, что же будет дальше. Короткий ответ был — с этим все.

Прошла еще почти неделя, прежде чем с трудом добытый войсками специального назначения самолет КВВС C-130 прибыл к нам для доставки нас обратно, на нашу передовую базу в Объединенных Арабских Эмиратах. Эскадрон вывозили в два рейса, наша машина, конечно, была на втором. Незадолго до полудня, наша старая добрая Таракиви, богиня войны маори, была закачена на трап самолета и надежна закреплена. Несколько мгновений спустя, мы взлетели и повернули на юго-восток, к теплым берегам залива, наш полетный план аккуратно обходил обугленную адскую дыру недавно освобожденного Кувейта.

В "Викторе" полк приветствовал нас в лице Пола, подполковника, сдавшего на право носить эмблему примерно двадцать пять лет назад, который управлял лагерем. Он вкратце описал нам это место, хотя, по правде говоря, с тех пор как мы были здесь в последний раз, ничего особенно тут не изменилось. Пол тут же выдал нам две крупицы своей великой мудрости. Во-первых, если мы хотели сбросить пар, то в тот же вечер был автобус, отправлявшийся в Дубай — первым пришел, первым обслужили. Во-вторых, если нам нужно было свести счеты после шести недель непрерывных операций, то сейчас самое время это сделать, а не потом, когда мы зальемся по самые зенки в злачных местах в Дубае.

После пяти недель, проведенных в тылу врага, между различными членами группы было много кипящего напряжения, но — кроме Алека и меня — ничего такого, что нельзя было бы решить за чаем и парой сигарет, и Полом, стоящим рядом в качестве арбитра. Я знаю, что несколько человек действительно воспользовались этим средством. Когда я подошел к нашему ангару, я понял, что Пол был прав. Если кому-то и нужно было что-то снять с груди, то гораздо лучше сделать это здесь и сейчас, если понадобится, без перчаток, чем там, где вокруг полно гражданских. Это нормально для двух солдат, обученных смертоносным формам ведения войны, убивать друг друга, если это именно то, что они чертовски хотят сделать, но не так хорошо, если при этом присутствуют невинные свидетели.

К счастью, Алек знал, что лучше не идти с нами.

Я вошел в ангар и огляделся по сторонам. Опять же, ничего особенного не изменилось, со времени нашего отъезда. Даже наше снаряжение лежало там, где мы его оставили, на краю наших походных кроватей. Это было похоже на пребывание в искаженном времени. Мелочи становились чрезвычайно значимыми. Во время еды моя тарелка наполнялась забавными малеькими зелеными дугами, нарезанными оранжевыми кусочками и большими круглыми белыми штуками; кажется, они назывались овощами. В Ираке, когда мы находили время что мы сделать то, что мы эвфемистически называли "рагу", все овощи были перемешаны с мясом, что бы получить отвратительно выглядящую коричнево-зеленую пасту. Это была не совсем высокая кулинария, но она помогала нам выжить.

По сравнению с ПОБ, "Виктор" был роскошным. У нас были кровати, душ, телевизор, видео, книги — и доступ к цивилизации. Я сгреб свою почту с большого стола в центре ангара и побежал к автобусу. Во врем поездки в Дубай я читал письма от друзей и родственников, все они желали мне удачи в преддверии "Бури в пустыне". Ничего другого через цензуру не прошло. Никакого письма от Джейд не было, но ведь из-за нашего соглашения я его и не ждал.

Дубай был нереален. Мне не нужно было заливать себе в глотку пиво, что бы расслабиться. Я обнаружил, что иду по его ярко освещенным улицам, словно во сне. Вокруг меня люди занимались своими повседневными делами, как будто ничего не случилось. Магазины торговали, клиенты делали покупки, как будто ничего не случилось. Мне пришлось несколько раз повторять себе, что всего неделю назад я был на бескрайней плоской равнине иракской пустыни, гадая из какой части горизонта появится Республиканская гвардия.

По мере того, как возвращалась реальность, это было странно.

На следующее утро жизнь продолжалась. На Эскадронной Молитве, стоя посреди зеленых лиц и налитых кровью глаз моих товарищей, я вспомнил, как отступала "Буря в пустыне", словно ее никогда и не было. Группы, которые мы сформировали, что бы отправиться в Ирак, были распущены. Мы больше не следовали ордеру конвоя, а вернулись в свои отряды — лодочный, десантный, горный и мобильный.

Мы даже лишились Роджера. Он снова был с начальством в другом ангаре, став снова полковым сержант-майором. Без сомнения, он давал им "чо-о-о-ортову фо-о-ору".

Наш новый командир эскадрона, капитан из лодочного отряда, сказал что мы можем пробыть в "Викторе", ожидая чего угодно в течении двух недель. Это был большой чертов облом, но необходимый, из-за того, что происходило в Ираке. Проиграв большим мальчикам, Саддам, такой храбрый парень, как он есть, стал доставать людей из которых, как он знал, он мог выбить все дерьмо: курды на севере страны и болотные арабы на юге. Вполне возможно, что нас вызовут обратно, что бы убрать этого ублюдка. Честно говоря, это было бы очень приятно.

К счастью, было много работы, что бы отвлечься от всего этого Все машины — не только наши, но и эскадрона "D" надо было де-укомплектовать, то есть, все сколько-нибудь стоящее на них, надо было снять, законсервировать и упаковать. Оружие, тепловизоры, ПНВ, все оборудование, которое мы видели за последние шесть недель было упаковано и отправлено на склад. Идея заключалась в том, что бы оставить все это вместе с "Лендроверами" на театре действий, просто на случай, если все снова взорвется и нам придется возвращаться и проделывать все это снова.

Именно в это время мы узнали обо всех боеприпасах, которые лежали вокруг нас. Некоторые из них были еще в ящиках, даже пломбы не сорваны. Но большинство уже не было. Офицеры технической службы бегали вокруг них как сумасшедшие, пытаясь найти что-то, что еще можно было спасти, но по выражению их лиц можно было сказать, что большая часть из них была бесполезна, во всяком случае, с точки зрения армии. Слишком нестабильные для перевозки, они должны были быть собраны и сброшены в море. Что за чертовщина.

Прогуливаясь по складу боеприпасов, можно было увидеть, сколько всего предназначалось рыбам. Там были 60-мм противотанковые ракеты, мины, патроны, гранаты — даже ракеты "Стингер" и "Милан" — все это было предназначено для уничтожения.

Представьте себе нашу радость, когда однажды днем, на собрании "штабных", новый комэск рассказал нам о своем плане. Мы все направлялись на полигоны, что бы немного потренироваться в стрельбе по мишеням. На следующий день, мы отправились в путь в 5 утра. Дорога вниз заняла у нас добрых шесть часов. Боеприпасы ушли вперед, на четырехтонных грузовиках. Все мы с нетерпением ожидали следующие несколько дней.

Нам было обещано изобилие пиротехнического беспредела. На полигонах нас поджидало почти пять тонн боеприпасов для нашего личного пользования. Нас было пятьдесят человек, плюс-минус несколько парней, что означало чертовски много боеприпасов на человека, чтобы избавиться от них. Официально это были учебные упражнения — и это была хорошая тренировка. Но прежде всего мы знали, что это будет просто весело. Наша идея о хорошем способе расслабиться после небольшой командировки.

Мы разделились по отрядам и разошлись по разным углам полигона, таща в руках столько боеприпасов, сколько могли унести. Первое что мы сделали, это выпустили все ленты .50-го калибра, стреляя так много, что я боялся, как бы эта чертова пушка не расплавилась.

— Заполучи это, ты капризный сукин сын — вопил Ливерпулец, перекрикивая .50-й, как будто он действительно мог это услышать, выпуская еще один залп по разрушенной лачуге в нескольких сотнях метрах от нас. Эта была месть Ливерпульца за задержку, из-за которой у всей группы огневой поддержки чуть не случился сердечный приступ на "Викторе Два".

Мы проделали то же самое с Mk 19, выпуская выстрел за выстрелом в дюны, пока в квадрате, в который мы целились, не осталось больше никаких дюн, только плоская пустая пустыня, затуманенная легкой кордитной дымкой.

Дальше последовали гранаты. Мы уже давно избавились от всего, что хотя бы отдаленно напоминало мишень, поэтому начали раскладывать предметы, которые могли дать нам подобие для точки прицеливания: старое ведро, колпак от колеса, ящик из-под боеприпасов, даже палки.