| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Я потянулась и села. Выяснилось, что проспала меньше часа, зато крепко и сладко, и не услышала, как вернулся хозяин. Он подошел к кушетке и сел рядом со мной.
— Проснулась? Держи, — протянул кружку.
Теплая фиолетовая жижа имела странный, чуть вяжущий вкус. Я сделала еще глоток. Необычная и непонятная мешанина ощущений осела на языке, но в целом сочетание было приятным.
— Что это?
— Зюмумба. Или музюмба. Не помню, — отмахнулся парень, а я хихикнула. — Какая разница?
— Не слышала о таком... о такой.
— Неудивительно. Этот образец выращен в экспериментальной лаборатории. Зять передал и рассказал, как приготовить.
— Ты готовил?!
— Ну, размять и взбить миксером сможет любой, — ответил с ноткой высокомерия Мэл. — Не скучала без меня?
— Неа. Учила и спала. А для чего разводят мумбу-юмбу? — поинтересовалась, отпивая из кружки.
— Чтобы отбить охоту заглядываться на других парней.... Шутка, — сказал он, посмеиваясь, увидев мое ошарашенное лицо. — В мумбе-юмбе полный комплект стопроцентно усваиваемых витаминов и минералов.
Мне нравилось, когда Мэл улыбался, и небритость не портила его, а наоборот, делала домашним, отчего стало тепло на душе. Он снова рядом — родной и любимый. Надежный. Мэл хороший. Разве может он быть плохим? У каждого из нас есть отрицательные черты характера, куда без них? Совершенных людей нет. Я сама — пузатая бочка недостатков.
Мэл заслуживает большего, чем слепая бездарная девчонка, но отпустить его мне не хватит сил. Пока мы вместе и пока я что-то значу в его жизни, буду хватать от наших отношений по максимуму, наслаждаясь каждой минутой, проведенной с Мэлом.
И почему накрутила сверх меры? О детях никто не говорит. Парень затарился пакетиками на год вперед, так что младенцы нам не грозят, а что будет дальше — поглядим. В конце концов, любое обязательство имеет обратную силу, и если потребуется, заставлю Мэла забрать обещание ради его же блага.
— Значит, ты ездил к зятю? Удачно?
— Сносно, — увильнул он от ответа. — Эва, у меня к тебе серьезный разговор. Я сглупил с самого начала...Это следовало сделать давно...
Пугающее вступление. О чем он?
— Черт, не умею говорить красивых фраз и вряд ли научусь... — Ладонь Мэла сжалась в кулак, и я неосознанно затаила дыхание, страшась услышать продолжение. Зажать, что ли, уши на всякий случай? — Поэтому не буду ходить вокруг да около. Прими от меня в знак серьезности намерений это кольцо.
Взор бессмысленно переключился на тонкий ободок из желтого металла, матово поблескивавший на его безымянном пальце.
Какое кольцо? Какие намерения?
Намерения — это не обязательства. Намерения — это жених и невеста. Это вместе по жизни рука об руку. Это дети. Это провальное будущее, спрогнозированное поверенной Мелёшина-старшего.
— Я не могу!
— Эва, послушай меня...
— Нет, нет и еще раз нет! — Разволновавшись, не заметила, как вскочила с кушетки, и ноги понесли меня по квартире — между диваном, креслами, между кухонными столами и опять к окну. Мэл шел по пятам.
— Эва...
— Нет! Это серьезный шаг, как ты не поймешь? Обратной дороги не будет! Ты подпишешь себе приговор!
Наконец парень загнал меня в угол.
— Это ты не понимаешь. Сядь! — надавил на плечо и принудительно усадил в кресло, нависнув сверху. — Еще вчера всё изменилось. Твой отец теперь министр, и я должен отвечать за то, что мы... в общем, отвечу за свои поступки.
— Один?
— Тоже хочешь? — усмехнулся Мэл. — Тогда прими кольцо.
— Не могу!
— Можешь, — заявил жестко Мэл. — Иначе усилия твоего отца пойдут прахом. Он много лет готовил платформу для своей карьеры, и одним из кирпичиков стала образцово-показательная дочка, скромная и неиспорченная. И что вышло в итоге? Наливное яблочко оказалось с приличной червоточиной. — Я задохнулась от возмущения, а Мэл пояснил: — Так скажет общество, осудив твое поведение, потому что со дня на день о нас узнают журналисты. Тебя назовут легкомысленной особой, разгуливающей по чужим постелям и разбивающей семейные союзы. Да, Эва, со стороны наши отношения выглядят именно так. Все решат, что ты явилась причиной моего расставания с Аксён... со Снегурочкой. Поэтому мне нужно защитить тебя, чтобы никто не посмел вякнуть ни слова. Это единственный выход. А пока что ты и твой отец находитесь под ударом.
В памяти всплыл прием и разговор с премьер-министром, отметившим мои мнимые достоинства и похвалившим отца за правильное воспитание дочери. Расчувствовавшийся Рубля завалил родителя приглашениями и мне пригрозил прислать билетик на важный юбилей.
И что выяснится в итоге? Получится, папенька плохо воспитывал дочку. Старался, ремнем лупил, впроголодь держал, строжился, а дочурка-то притворялась, изображала из себя паиньку, а на самом деле оторвяжница. И тогда премьер рассвирепеет, и за обман и лицемерие ввергнет отца в такую опалу, какой свет не видывал, а моя мечта о побережье сгорит синим пламенем.
— Он сам виноват! Зачем велел, чтобы я перебивалась, как смогу? — выплеснула обиду. — Вот и выжила, как сумела! Пусть пожинает плоды! Скажу ему, что содержишь меня.
— Я польщен, — ответил сухо Мэл, — но боюсь, выяснение отношений будет сейчас как мертвому припарка. Внутри семьи как-нибудь разберемся, но на виду у людей необходимо, чтобы комар носа не подточил.
— Неужели нельзя обойтись по-другому? — простонала в отчаянии, пропустив мимо ушей фразу "внутри семьи разберемся". — Разве обязательства недостаточно?
— Кто о нем знает? Ты да я, потому что других свидетелей не было. А пусть бы и были, рты всем не закроешь, так что скандал на подходе. А Рубля бдит за приличиями, и знаешь, почему? Потому что это политика. В стране недопустима социальная напряженность. Простой народ должен верить, что перед законом едины все — и бедные, и богатые. И что деньги зарабатываются трудом, а не хапаньем и воровством. Представь, получил человек свои пять висов, пришел домой, а по телеку пьяные морды обливаются шампанским, хвастают цацками и спорят, у кого яхта дороже.
— По-моему, на приеме так и было.
— Ты преувеличиваешь. Конечно, богатые и популярные никуда не денутся, но они ведут себя на публике прилично и покрывают свои меха и яхты благотворительностью. Сунут подачку какому-нибудь питомнику животных или дому инвалидов, а потом весь год рассказывают журналистам. А для пьяных танцев и душа из шампанского есть закрытые заведения и мероприятия, например, тот же "Вулкано". Ладно, я отвлекся. Можешь упираться хоть до утра, но кольцо придется принять.
Неправильно получается. С ног на голову. Чем сильнее отпинываюсь, тем крепче липнет. Почему нельзя жить проще, без обязательств и намерений?
Мэл вытянул меня из кресла, сел сам и посадил к себе на колени.
— Тебе не нравится, что не будет гостей и банкета? К нему начинают готовиться как минимум за полгода.
— Ой, нет! Какой банкет? — всплеснула рукой. Я в себя не могу прийти, а Мэл вообразил, что мне подавай размах.
— Может, предложил неправильно? И цветы не купил... Но шампанское мы обязательно выпьем.
— Мэл, а что скажут твои родители?
— Отец уже сказал через Тиссу. Теперь наш ход.
— Он возненавидит меня! Ты вручишь фамилию мне! Слепой! И у меня мать на побережье!
— Понимаю, Тисса тебя застращала. В конце концов, поносишь колечко и снимешь, когда надоест, — сказал небрежно Мэл.
Я решила, что он уязвлен отказом. Не каждый день столичные принцы уговаривают девушек принять предложение, а те ломаются, даром что не представляют собой ничего путевого.
— Мэл! Егор! Мне очень лестно...
— Что-то непохоже, — хмыкнул он, поглядывая на меня.
— Значит, когда страсти улягутся, я смогу вернуть кольцо обратно?
— Когда-нибудь ты снимешь его, — заверил Мэл с серьезным видом.
Я потрогала узкий желтый ободок, ощутив подушечкой пальца гладкий теплый металл. Выглядит просто и без изысков.
— Значит, это твое? А мне казалось, ты обменялся с какой-то девушкой.
— Оно фамильное, но принадлежит мне. Если ты примешь его, ни у кого не останется сомнений, и никто не посмеет оскорбить тебя.
Я прилегла к Мэлу на грудь и провела рукой по заросшей щеке.
— Нравится? — спросил он.
— Очень.
— Заметил, — ухмыльнулся Мэл. — Но учти, перед сном побреюсь. Не привык. Мешается. Ну, так как?
— У нас всё очень быстро получается, не находишь? Стремительно. Может, мы ошибаемся? Вдруг это страсть, которая завянет через неделю?
— Есть такое. Стремительно, но мне нравится. Адреналинит. А насчет ошибок и страстей... В детстве у меня была мечта — радиоуправляемая гоночная машина. Знала бы ты, как я бредил ею: изучил все марки и модели, собирал наклейки, рисовал в альбомах, которые оставлял ненароком на видном месте, чтобы родители сообразили. Сейчас понимаю, что они посмеивались над наивными попытками, но, тем не менее, на день рождения получил то, о чем мечтал. Мне казалось, я умру от счастья. Но представь, через неделю игрушка осточертела. Я изучил ее возможности вдоль и поперек, и мне стало скучно.
— Ого, значит, ты с детства любишь гонять по трассе, — подцепила его.
— Да. Став старше, я переключился на настоящие машины. И опять сходил с ума, донимал отца, Севолода и деда, расписывая преимущества той или иной модели. В шестнадцать лет отец сделал мне права, хотя мать не соглашалась.
— Почему?
— Боялась. Нормальным людям права выдают, начиная с двадцати лет. Она думала, что я разобьюсь, и выступила категорически против машины. Отец послушал ее, и мне пришлось ждать до восемнадцати, пока не уломал родителей на "Турбу-100". Никогда не забуду её. Это на всю жизнь, наверное. Въелось под кожу. Что мы с ней вытворяли! Разве можно сравнивать машинку на батарейках и собственную ласточку? Ты выжимаешь лошадей, поворачиваешь руль, и она чувствует малейшее колебание. Она слышит мысли до того, как ты собираешься сделать движение. Ты сливаешься с ней и становишься единым целым!
Я слушала как зачарованная, открыв рот. Вот она, любовь Мэла. Машины.
— Потом были и другие тачки — каждая со своим характером и заморочками. Но все равно, сажусь за руль и каждый раз открываю новый мир... Так вот, к чему я рассказал... Так же и с девчонками. На иную смотришь, а она как радиоуправляемая машинка — скучная и неинтересная. Вроде бы красочная упаковка, а внутри ограниченный набор функций и полная предсказуемость. А с тобой не так. С тобой никогда не знаешь, что окажется за поворотом, и удастся ли вписаться в него.
— Да? — только и выдавила, обалдев от пространной речи парня. А ведь он открыл мне душу, пусть и своеобразно. Сравнил с машиной. Только он что-то путает. Какая же из меня роковая тачка?
— Тупо, да? — взъерошил волосы Мэл. — Наверное, ты обиделась?
— Нет, что ты! — обняла его. — Просто я... у меня нет слов! Мне такого никто не говорил. Не боишься улететь в кювет?
— Нет. Итак, что с кольцом? Будем примерять?
Согласна ли я? Во-первых, не хочу отказываться от Мэла. Ни за какие коврижки. Во-вторых, мы и так шагнули достаточно далеко, чтобы идти на попятную. "Дочь министра экономики кувыркается в постели сына начальника Департамента правопорядка" — заголовки в прессе мерзки одними названиями, не говоря о начинке статей. Карьера нового министра экономики закатится, толком не начавшись, а мое будущее не состоится, несмотря на оптимистичные заверения пророческого ока. В-третьих, о детях пока умолчим — до окончания института будет не до них. В-четвертых и в самых главных, Мэл сказал, что я смогу вернуть кольцо.
— Согласна.
Мэл обхватил мои ладони своими и подышал, согревая дыханием. На немое удивление пояснил:
— Так надо. Сначала скажу я, а ты повторишь, что принимаешь. А потом молчи и не мешай... Я отдаю тебе это кольцо, по доброй воле и без принуждения. Прими и носи. — Он сделал знак глазами.
— Я принимаю это кольцо, по доброй воле и без принуждения, — повторила послушно.
Мэл забормотал какие-то слова на языке, непохожем на новолатинский, и начал стягивать украшеньице. На его виске напряглись вены. Парень говорил вполголоса, не останавливаясь, и продолжал снимать кольцо, пока с усилием не освободил безымянный палец, а затем взял мою руку. Желтый ободок пошел туго, и когда металл обхватил нижнюю фалангу, ее зажгло — чем дальше, тем сильнее. Я попыталась выдернуться, но Мэл не позволил и опять наговаривал абракадабру.
Боль разгоралась, распространяясь по пальцу. Расплавленный свинец потек по крови. Кусай не кусай губы, а сейчас закричу. В воду бы руку, а лучше в лед!
Мэл прижал меня, не давая вырваться, и шептал непонятную тарабарщину. Когда жжение спало, я подвывала тихонько, уткнувшись в его футболку.
— Все прошло, — погладил он по голове. — Молодец, справилась.
— Ты соврал! — попыталась оттолкнуть его. Слезы текли по щекам. — Что за чертовщина?
— Тише, — успокаивал Мэл. — Так и должно быть.
— Но почему-у?
— Кольцо приняло тебя.
— Оно, что, живо-ое?
Парень тихо рассмеялся.
— Оно фамильное. Раньше вещи наделяли ненужными ритуалами и заклинаниями, не несущими смысловой нагрузки, но призванными внушать страх и уважение. Так что в передаче колечка есть некоторые неудобства.
— Ничего себе неудобства! — помахала измученной рукой. — До кости прожгло.
— Это иллюзия. Мираж, — сказал Мэл. — Вставай. Пошли, обмоем.
До чего хорошо! И я чуть-чуть навеселе.
Мы сидим на одеяле, сброшенном на пол, и смотрим в окно на незасыпающий город. Рядом открытая бутылка шампанского и два фужера с шипучим напитком.
Мэл обнимает меня, привалившуюся к нему спиной. Все-таки он побрился. И еще на его безымянном пальце остался след от кольца.
— Болит? — спрашиваю, поглаживая розовую вмятину на коже.
— Чуть-чуть. Со временем исчезнет. Как-никак восемь лет носил.
— Перешло по наследству?
— Да, от брата, — говорит коротко Мэл и делает большой глоток шампанского.
— Мэл... Егор, а какие они — волны?
— Обыкновенные.
— Они тебе не мешают? Мне казалось, что все, кто видит волны, раздвигают их, чтобы не путались под ногами. — Я скопировала движения пловца брассом.
Мэл улыбнулся.
— В целом не мешают. Да ты и сама знаешь, что частота волн напрямую связана с активностью Солнца.
— Это в учебниках написано. А как в жизни?
Мэл схватил пустоту и притянул невидимую волну.
— С заходом солнца их количество уменьшается, но незначительно. Вот эта течет из-за спинки дивана и уходит в противоположную стену, но я дернул, и пошло возмущение. Волна колеблется. Хочешь — накладывай её на звуковые волны, хочешь — вводи в резонанс со световым излучением, хочешь — завязывай узлами и ограничивай пространство. А если вырвать кусок волны, то высвобождается энергия.
— А рукам не больно?
— Нет. В зависимости от времени года волны бывают разными. То жесткие как металлические струны, то рыхлые как пряжа, то упругие как пружины. Часто из-за их нестабильности срываются заклинания.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
