Пантеон

— И причем тут мы?

— А ты догадайся, Легенда. Их трое — нас тоже трое. Подчиняясь больной логике проекции, это делает нас идеальными кандидатами в судьи.

— Но мы же не...

— Попробуй докажи это ЕЙ, Легенда. Я не знаю, что там в мозгах у этих тварей, и существуют ли они вообще, но у них есть вполне определенные паттерны. Конкретно эта — зацикленная на своей госпоже сумасшедшая и безумная тварь.

— Предлагаешь играть по её правилам? — возмутился Девид.

— У нас нет выбора. Мы в её мире. Она заблокировала Двери. И целый город со всем населением и героями вместе с нами. Нам придётся.

— В̶̢̢̀͞е̢͏р̡͡н̶̀о͠, ̶̨̧̀З̴̧͟͝а̵̡̀̀щ͟͡͞͡и̸̴͞т̴̧͝͝н̷̧и͢҉ц̸̡̧͞͝а͏̢ ̴͞͡Л̶̧͜ю̡д̨͘͡е̴̡͟й̡͠

С этими словами перед ними появилась фигура проекции.

Бледная, словно смерть, черноволосая девушка в заляпанном кровью платье старинного покроя с мясницким ножом, заткнутым за поясом. Её лицо застыло, словно погребальная маска, не выражая абсолютно ничего.

Лишь голое равнодушие.

И это пугало Девида. Даже больше, чем Сибирь, наверное. Потому что при всей своей смертоносности и неуязвимости, та проекция не умела говорить.

— Даже если мы примем решение, оно не будет иметь никакой силы, Алиса, — Легенда всё же решился возразить идее Персоны.

— В̸̢̨͢с̢͠ѐ̴͢, п̵̸͟о̢в͟͢т̢͞о̵́͢р̶̨͢͡͞ён̀͞͠н̵̡̀͘о̵̵̧͞е̸̡́ ̸̵̡̕͠т͢͏̛р͜͝и̡͝ж̧̛̀͞д̀͡ы̡͞͏̴̡, ̢͞и̶̨м̵̨͘̕͜е̷͘͠҉е͠͞т̴҉ ̴͏͏͜с̶̴и̨́͟л̶̛̛͜͏у̵̧́͟ ̡͟͝͏з̵̷̧́͘д̷̧̕͏е͞͏̕̕с̸̀͝҉ь̶͡, ̵̴О̶͞с̵̡̧͏к̨͘о̷̷̛л̧̀о̨҉к̷̸̧̕. Г̶̵̶̨̀о̴̶̕д̢̡̀ы͟͜͟͝ ̢̛̀͜͟п̷͢͠р̵̸̸̕о̀́л̶̨̧̀́е̕͏т̀̀͠͞я̡́͘т̧̀͟ ̢̡з̸̧͞а̕͘͡͏̧ ̢͞с͟е̴̡͘͝к̧̕͟͟҉у͝҉н̶̶д̷̡̛ы̢͝҉͟, ̀г͏̕о̧͏л̶͠͠о́͞҉̛͝в̷̡͝͡ы́̀͟͞ ̴͜͟͢͡п͞͠͞҉̢а̴҉́д̴͢у̷́̀т̴̧̕͝҉ ̸̴̧с̶̡͢͡͏ ̕͢͞͏п͏̛͜л҉̕͜ѐ̨̕͞ч̴̢̀̕͜, ̀͏ ͏̵з͏͘л̶͜͠͡҉а̧̨̛̀т͘҉͢͝͞о̷̀ ̵͡о̀͠͠б̨͠е̕р̴͘͢͝н̵̧̢͜͝ёт̢́с҉͝я̢̀̀̀̕ ̷͜͞с̸̨̀̕м̨͢͏̸р͜а̶̵д̀̕͠͠о̸̶̧͜͝м͝҉͘, ̨҉̡͝҉ ̀͡с̶̡̨̡̕т̷̸̸͠о̸̧̧͞и̶̷̨͘т̵̴̢̢ ̧̀͠л̛҉̵́и̨̛́͟ш͏͝҉͝ь̷̛҉͡ ̸͟͢͜в̛̕͘е̵̴р̵̷̨̢̀д̷̧͘͢͡и̷̨́͘͝к̷т̵͜͜ ̵͜и̡̡з̵̢͞͝р̷̕͞͡е҉͝ч̢͡͝ь̛́͘͢.

На секунду установилась тишина, прежде чем Александрия ответила ей:

— И если мы их оправдаем... или наказание покажется тебе недостаточным, то ты уже не будешь скована приказом, я верно понимаю?

Лицо проекции исказилось в улыбке.

Словно на лице идеальной фарфоровой куклы пробежала трещина, обнажающая портал в самые глубины бездны безумия. Зубы, что блеснули на секунду — не были человеческими. Впрочем, сам факт улыбки, что растянулась по неестественной диагонали от уха до шеи был таковым.

Эйдолон отчётливо увидел, как Ребекка вздрогнула. На жалкую миллисекунду, но тот ореол непоколебимости, которым она себя выставляла — дал сбой. И вот это пугало по настоящему.

Многое он мог сказать про свою подругу. Как плохое, так и хорошее. Иногда — ужасное. Но та стойкость, с которой Александрия выдерживала всё то, что вываливалось на них в их трудном пути к величайшей из возможных целей — поражала его. Потому что он — не выдерживал. Топил воспоминания в бутылке и резких ощущениях. А Ребекка — помнила. Каждый момент с самого начала их пути и по сегодняшний момент.

И если эта улыбка заставила поколебаться ту, что была оплотом спокойствия на протяжении всей эры героев... то Эйдолону было даже страшно представить, о чём думала и что понимала сейчас Александрия.

— В таком случае... полагаю, что нам стоит заслушать обвиняемых, — Легенда хорошо среагировал на явно выпавшую из равновесия сокомандницу и продолжил разговор.

Персона, вернувшаяся к своей, по видимому, обыкновенной безэмоциональности, ответила:

— Ќ̛́͝а̸͘͜͟к͘͠͞ ̶̛п̡́҉͝о̧̢̀͟ж̸͢е̸̨̛͡л͢͡а͡͏е̵̶т̵̷͘е́͠͞҉.̨ ̴̛С̀͜͠т̴̨͢͡͡р̧͜͝͝а̢̡̛͜ж͏͘͞͏а̵͏̴̶̨! ̸̛́͢͟

Двери, что находились на другом конце зала, с грохотом отворились, впуская вошедших.

Странные антропоморфные существа, до смешного тонкие, словно бы листы картона, одетые словно рыцари, с огромными сердцами на груди, вооружённые странной помесью между пикой и штандартом, что также был увенчан символом сердца, служили конвоем для трёх вполне человеческих фигур.

Личность одной из них Девид вполне мог предположить, благодаря фирменной робе, что служила стандартом для камер предварительного заключения СКП. Чернокожая девушка без сомнения являлась Софией Хесс.

Две другие же ему не были знакомы, но об их принадлежности судить не приходилось. Уж очень вряд ли, что сама Хеберт, а также её проекция не знали лиц тех, кто был ответственен за её триггер.

— А нам разве не нужен обвинитель и адвокат? — спросил Эйдолон шёпотом, однако тут же заработал гневный взгляд от Ребекки, потому как Персона не преминула ответить:

— А̴̴͜х̸͝, ̷̴̧͡т̶͟о̀́͢ч̴̶̶̧͡н͢͞о̵̢.͢͠ ̶͜͢П́͟͡͠͞р̀́͜͠о̧͠с̧͞т̸̨͞͡͝ы̧̢̨́͝е̵́͜͡ ̨̨̛̀͘ф̴̀҉͡о̴̨͘р̡̡̡́͝м̵͡а̸́͡л̷̴͠ь̵͡н̨҉о̨́̕͘͢с҉̷͜͡͡т̢̕и̡͘͞ ̴̷̛в͘͡с̷̧е́̕̕͢ ̶͠т҉̛͢а̷͡͏к̸͠ ̧͘͠ж̶͢͜͞е͢ ҉͏́у̸̨̛҉с̢͢к̸͢͏̷о̵̢̢͢л͏ь̵̶̡́з̀͢а̷̷̧ю̕т̢̧̨͜ ̵͢͠о̴͠т҉́̕͏̡ ́͜м̨͜͡͡о͜͜͜е̴͟г̷̀͘͜͝о̡̛͜͏҉ ̴̶в̡̀͜͡з̡̢̛о̀҉͟р͘̕͜а̵̕͜͠҉.

Повинуясь её воле, по обе стороны от введённых возникли ещё две фигуры.

По левую руку стояла дама в пышном чёрно-бордовом наряде. Дэвид затруднялся на глаз определить, что это был за стиль, но выглядело довольно старомодно. Она была почти столь же бледна, что и проекция, однако цвет её лица казался куда более здоровым и живым, чем непосредственно у Персоны. Её губы были кричаще-алыми, того же цвета, что и её волосы. На лбу у женщины блестела золотая тиара с огромным рубином в форме сердца.

По правую руку стояло зеркальное отражение Королевы в Алом. Пускай столь же бледная, она была одета практически аскетично, в простое белое платье без особых украшений. Она не носила косметики, и волосы её были белыми, но не седыми. В волосах блестела серебряная тиара с антрацитом в форме пики.

Королева в Алом говорила:

— Я, Госпожа Червей, буду их палачом.

Леди в Белом вторила ей недовольно

— Я, Королева Пик, буду их Щитом.

А Персона спрашивала:

— Г̡͏̕͏о̢͡т̶̸̧̡͡о͏̷̀̕͟в̵̧͡ы̷̸̛̀ ̸̛̛́͜л̡͘͝и̵̡ ̡͜҉̧С̡̢у̢̨̀͠͝д̶͢͡ь̵͡и̵͢? ͏̧ ̴̵͞Ѝ̴̢͜л̷́͢͞͠и̕͞ ̵͠ж̴̵̶̡͜е̴͡ ̶̶͢͜д̸͟л̸̡͡͞я̧҉̴̸ ́͘͜п͏̴̡̀р͏̶̕͜о̨̡̀͟ц̴̷е͞͝с̴͟͟с҉а̷̨̛́͞ ̴͞͏̸҉т̷̷̀р͏̷͜҉̢е̵̸̴̕͠б͏͏͏̷у̵͟͜͝е͏̡т̧с̸̕͝я̷̡̕ ̶͟е̢͜щ҉̶͏̨̡е̶̵͘͠ ̛͜к҉̨͟͡͡т̛͟о̧͜͝-̷т̶̶͜͠о͟͏̴̛?

И прежде, чем они с Кейтом успели хотя бы подумать, Александрия дала ответ:

— Да. Мы готовы.

* * *

Эмма Барнс. Страна Б̶̻̈́̃̍̉́͗̅͑́͒͠е̵̢̩̹̱͉̮͇̜̤̖͚̦̺̝̭̏̌͌̀̔̏̑͛͜з̴̛̛͔̭̓̍͋͛̓́͌̾͌͐̓̋͘̕̕͠у̴̡̡̨͖̪͇̲̖͈̹̮̹̌̈́̂͐̾́͘̚͠ Ч У Д Е С.

Сказать, что Эмме было страшно — ничего не сказать. Она пребывала в ужасе. Полнейшем, ужасном ужасе. Звучит неправильно и вообще тавтологично — но её ситуацию описывало в принципе верно.

Вся её спокойная и размеренная жизнь рухнула прахом за несколько жалких дней. Из подающей надежды девушки с модельной внешностью, дочери уважаемого адвоката, одной из королев школы она превратилась в преступницу, близкую к нервному срыву или еще чего похуже. Всего за несколько дней она поплатилась всем, что у неё было.

Сначала всё казалось не таким плохим. Отец смог добиться того, чтобы её выпустили под залог. Конечно, домашний арест и изъятие всех средств общения с внешним миром, кроме тех случаев, которые проходили под пристальным надзором родителей, были хреновым исходом, но по сравнению со всем остальным...

Сначала к ним в дверь снова постучались агенты СКП и забрали её из дома, аргументируя это мерами безопасности. Отец пытался протестовать, но когда увидел бумагу за подписью Александрии и услышал, что Мэдисон отправилась в психушку с нервным срывом... отпустил её.

Они посадили её в камеру. Да, это скорее была маленькая квартира, но все ещё камера. Она знала, что они за ней следили. Знала, что не только они...

Она было впала в истерику и плакала в подушку, виня Тейлор во всех своих бедах, когда зазвучали сирены тревоги, которую абсолютно никто не любит слышать кроме как во время запланированных учений. И она знала что это были не учения.

Губитель. Чёртов Губитель пришёл чтобы окончательно доломать всё что осталось от её жизни. И это был не Левиафан. И даже не Бегемот. После них у простых людей были шансы на жизнь.

Но это была Симург. После которой... люди максимум существовали.

Они спрятали её в бункере. Заперли в каменном подземном мешке, якобы желая уберечь её жизнь от опасности. Однако она уже не хотела. Не хотела! Эмме было достаточно! Она хотела выйти наружу, посмотреть в лицо Симург, послушать её гребаное пение, чтобы у неё появилась хоть какая-то цель! Пускай навязанная ей Губителем, но это все же были бы цель и смысл, которые она бы до конца считала бы своими.

Или просто умереть, пытаясь. Это тоже решало её проблемы.

А затем наверху всё затихло. И они услышали голос. Невыразимо прекрасный, он говорил о себе, о том, кто он и зачем прибыл. О том, почему сражается и что думает о Губителе.

Был ли это Сын?

Нет, не был. Или был. Смотря чей Сын. Но он говорил, и она слушала, заворожённая его словами. Она не была религиозной, но общая атмосфера, сила, что звучала в его словах, пробуждали внутри неё что-то... словно бы оставленное далеко позади, заставляя страшиться его и одновременно неумело молиться за то, чтобы он преуспел в своих деяниях. Благоговейный ужас и религиозный трепет. Таковы были её чувства, пока она слушала речь Звезды Утра. Однако и они покинули её в момент, когда волна искажений настигла их бункер.

Тьма затопила её взор, лишая обзора и не давая ей увидеть остальных людей, что скрывались с ней в одном бункере. Внезапно чья-то ледяная хватка сомкнулась на её плече, заставляя всю её руку онеметь в тот же момент, столь холодным казалось это касание.

Она обернулась, чтобы увидеть схватившего её, но не смогла. Воздух вокруг неё словно сгустился, не давая ей возможности пошевелиться.