Эпизод I: На границе двух миров

Даже конфедераты не такие идиоты, чтобы отдавать зергам свою столицу, собственный дом, а значит, технология уже пошла по рукам. И если эти таинственные "руки" не постеснялись обречь на уничтожение целый мир с тремя миллиардами невинных — они будут применять дубинку, упавшую им в руки снова, снова и снова.

Саша не смог, не справился. Ее вера оказалась напрасной.

А значит, если он сейчас продолжит настаивать на утаивании информации... Селендис не знала, что она будет делать в таком случае. Поэтому лучше бы он согласился рассказать все отцу.

Алессадар молчал: слишком долго для обычного раздумья; слишком тяжело для простого решения.

Не то, чтобы она не понимала. В конце концов, она наблюдала, как он впадает в такое же мучительное молчание уже пару недель — с того момента, как они оказались на борту Гипериона. Она и сама так же застывала, отсутствующим взглядом гипнотизируя информационный кристалл в их крохотной каюте, выделенной мятежниками. Точно так же, набатом в висках, внутри бился невысказанный, причиняющий почти физическую боль вопрос: "Саша или Тассадар?"

Она понимала, но помочь ничем не могла. Разве что взять за руку, безумно сожалея где-то глубоко внутри, что они оба сейчас в боевой броне и она не может ощутить кожей это прикосновения, почувствовать его тепло — и поделиться своим.

Он всегда чувствовал себя чужим среди протоссов. Рожденный человечеством, тем самым человечеством, что ставило себя превыше других, что калечило разум собственных братьев, что бесконечно воевало войнах: открытых и никем не объявленных, он не мог понять Кхалу. Не мог понять ее единство, не замечал достоинств и слишком выпуклыми видел недостатки.

Но он пытался. Кхала знает, она годами наблюдала за тем, как укладывал, иногда с хрустом ломая себя, в новые рамки, учился понимать и принимать свою новую жизнь — и достиг немалых успехов.

Он привык называть себя протоссом, привык считать Кхалу своим народом — но не забыл, откуда пришел, кем был рожден впервые и родителей, что любили его в прошлой жизни.

Он никогда не говорил этого вслух, но однажды впустил подругу детства внутрь своего разума, а потому она знала: он считал себя и протоссом, и человеком одновременно. Больше вторым, чем первым, но все же...

Если он скроет информацию от Кхалы, то оставит в руках людей оружие, слишком могущественное и опасное для их безумной суицидальной натуры. Велик шанс, что они уничтожат им сами себя... И если они обратили его против друг друга, то, рано или поздно, развернут его и против протоссов.

Если он расскажет Тассадару — вынудит Золотую Армаду вмешаться в дела людей уже всерьез, плазмой и псионными штормами выжигая в человечестве саму мысль о контроле над зергами.

Альтернативой было бы изъять у терран технологию до того, как произошло непоправимое... но Алессадар не успел. Да и верить в саму возможность того, что он справиться в одиночку было безумием.

Алессадар молчал. Селендис ждала, тихо молясь про себя, чтобы он сделал правильный выбор. Чтобы ей не пришлось предавать его.

Она осознала, что задержала дыхание, что сжала его руку слишком сильно, что умоляюще заглядывает ему в глаза только тогда, когда ее друг тихо произнес:

— Когда мы приземлимся, Салли. Отправляй Тассадару тот кристалл как только мы приземлимся.

Облегчение мгновенно сменилось стыдом, как только она осознала, что именно он сказал.

-...Так ты знал? — спросила она, отпуская его ладонь и с трудом заставляя себя не отводить взгляд.

Против ее ожиданий, он улыбнулся:

— Разумеется. Мы же живем в одной, довольно маленькой каюте. Я рад, что ты верила в меня. И прости, что твоя вера оказалась напрасна. Быть может, сделай мы тогда все, как полагается, этого бы удалось.... Что-то не так.

Переход от сожаления к настороженности был столь резким, что Селендис вздрогнула. Однако, оглянувшись по сторонам, она не заметила ничего необычного: неуклюжий транспортник все так же потряхивало, солдаты терран вокруг все так же напряженно молчали, хватаясь за поручни или ноги Голиафов — ничто не изменилось за последние несколько минут.

Она сделала шаг назад — неосознанный, намертво прописанный в инстинктах любого живого существа: когда рядом с тобой внезапно обнаруживается источник силы, что может стереть тебя в порошок.

Алессадар не был таким сильным три года назад, когда покинул Аиур: был еще слишком мал, пси-рецепторы не успели развиться до конца. Теоретически она всегда знала о пределах возможностей лучшего друга — протоссы умели определять потолок возможностей, но сухие цифры сводных таблиц Дара совсем не то же самое, что увидеть это вживую. Протоссов в пси-восприятии часто сравнивают со звездами — ничего удивительного, если больше всего это похоже на шарообразный сгусток голубоватой энергии. Вот только в случае с Сашей это даже метафорой назвать не получалось — он действительно был похож на бесконечно взрывающийся, бездонный океан энергии, беспокойный и непостоянный. Эта сила, слишком большая для полного контроля столь молодого протосса, порождала протуберанцы энергии, пульсировала и колыхалась, то расширяясь, то возвращаясь в положенные ей границы — как живая.

Селендис повидала много сильных псиоников — сложно два года служить в Золотой Армаде и не насмотреться на лучшее, что может предложить каста Тамплиеров, но такую силу, воплощенную в одном теле, видела только однажды, у Тассадара, своего учителя и приемного отца Саши. Но Вершитель Тассадар, овеянный славой и легендами предводитель Золотой Армады больше походил на сжатый, напряженный шар жидкого металла — настолько хорошо он себя контролировал. Если мощь Саши опаляла и пугала, то его отец скорее подавлял окружающих, пригибал к земле и одновременно восхищал.

Удивительно, на самом деле: одна сила, один источник и какое разное впечатление...

Она не стала спрашивать: "Что ты ищешь?" — в обществе протоссов открытый разум, лишенный щитов считался приглашением. Она просто смотрела — его глазами, его Даром скользя между окружающих их терран, лишь легонько касаясь их разумов в поисках... чего-то, Селендис так и не поняла чего: казалось, что и сам Александр не совсем понимал, что ищет.

"Пустое беспокойство" — успела подумать она.

Не предупреждение Дара, не шепот из будущего — просто тревога и нервы.

А Саша, тем временем, вышел за пределы ангара большого десантного корабля, нырнул в коридоры и подсобные помещения... И, наконец, натолкнулся на разум какого-то техника, невесть зачем залезшего в самый хвост челнока.

В разуме техника было пусто: лишь где-то глубоко, в самых дальних закоулках сознания зарождалась паника, черный всемогущий ужас, заставляющий бешено бьющееся сердце разгонять по венам почему-то совсем не горячую, а ледяную кровь. Заглянув чуть глубже, Саша коснулся зрительных образов... и теперь похолодела уже сам: в открытом ящике ярко светился алым циферблат — два ноля, двоеточие, пятерка, прямо на глазах техника превратившаяся в четвертку.

А уж не узнать желтый круг с черной точкой посередине и тремя расширяющимися лучами не могла даже она.

Две секунды из оставшихся у нее четырех она потратила на поиски выхода. Тщетно — его не было. В эпицентре ядерного взрыва не мог выжить никто.

Подумать еще хоть о чем-то она не успела. Саша схватил ее за плечо и мир вокруг... это сложно объяснить словами: он сжался и расширился, сломался и стал совершеннее, ущербнее и полнее. Она мгновенно утратила ориентацию в пространстве, перестав понимать даже не то, что находится прямо перед ней — она вряд ли бы смогла отыскать даже собственную руку.

Что-то толкнуло ее в спину, она сделала неловкий шаг... и в тот же миг ветер ударил в лицо открытого забрала, заставив ее, на одних рефлексах, отдать приказ о закрытии шлема; под ногами разверзлась пустота, а транспорт оказался у нее над головой, метров на двести выше.

Практикантка не успела ни удивиться, ни обрадоваться спасению, ни осознать, что двести метров вместо двадцати меняют немногое — ее вновь окутала одновременно и знакомая, и чужая сила, мир вновь превратился черте во что, а когда все снова стало как раньше — транспорт был еще дальше.

Но, несмотря на все ее удивление, на странную пустоту, поселившуюся в душе, где-то глубоко-глубоко в ее парализованном мозге, горел красный циферблат с тремя нолями.

И прежде, чем новая телепортация скомкала мир вокруг нее, три ноля превратились в четыре.

Первым был свет: яростный, ослепительный свет, с которым едва справились фильтры все-таки успевшего закрыться шлема. Звук, заставивший мелко вибрировать доспех, пришел следом, одновременно с огненным цунами, заполнившим все от горизонта до горизонта.

Цунами должно было поглотить ее, мгновенно пробив щиты, испепелив броню, кожу и кости, не оставив от нее даже пепла, но было остановлено псионным полем, переполненным энергией настолько, что крохотные шестигранники, из которых оно состояло, потеряли положенную прозрачность.

Поле держалось вечность... или пару секунд, пока цунами не двинулось дальше. И всю эту вечность Селендис смотрела в глаза существа, которое когда-то было ее лучшим другом, тем, ради кого она, наплевав на традиции и правила, выставив себя никчемной фавориткой, отправилась за десятки и сотни световых лет от дома, в логово дикарей.

Голубого солнца больше не было. Вместо него в пси-восприятии перед ней парил тяжелый шар жидкого металла — все еще безмятежно спокойный, несмотря на то, что вокруг сиял щит, способный, пусть даже всего на несколько секунд, сдержать мощь ядерного взрыва.

— Пусть возвращается на Аиур, — сказало существо с глазами цвета расплавленного золота, не обращая внимания на искрящуюся голубоватую кровь, текущую из слуховых отверстий. — Что бы ни случилось дальше.

____________________________________

З.Ы. Название главы навеяно не помню чьим изречением: "Правда — первая жертва войны".

Глава 10.1. Сея ветер

Разумеется, приземление она запорола.

Ей, еще в Академии, рассказывали, как действовать в случае, если окажется на большой высоте над враждебной территорией. Она умела левитировать — пусть не как Саша или любой из Высших Тамплиеров, отключая и щиты, и питание доспеха, но умела. Надо было всего-навсего как можно быстрее спуститься на поверхность, желательно подальше от врага, а затем спрятаться получше или занять оборону.

Все было просто. В теории.

На практике вместо спокойных и абсолютно безопасных небес Аиура, где Тассадар учил ее затяжной левитации, практикантка оказалась в недружелюбной атмосфере человеческой планеты, под сильными и абсолютно непредсказуемыми порывами ветра, под упругуми струями дождя (хвала Зел Нага — хоть без грозы!). Вместо одиночного спуска — лучший друг, потерявший сознание после того, как спас ее от участи быть расщепленной на атомы атомным взрывом и которого приходилось тащить на себе. Вместо безопасности — их едва не сожрала какая-то зерговская тварь, спаслись они только потому, что летающее чудовище было удивлено встречей не меньше практикантки: отрезанное клинком крыло отправило визжащее вытянутое тело в полет к далекой и очень твердой земле.

Она должна была внимательно смотреть по сторонам, примечать ориентиры и составлять карту местности — но хватило ее только на то, чтобы заметить огромную выжженную воронку диаметром в десяток километров, да частые россыпи пожаров, столь сильных, что против них был бессилен даже дождь.

Так что то, что она вообще коснулась поверхности живой, а также в сознании и компании — уже большая удача. И пусть приземление было жестким, пусть она едва не стесала все золото с брони, пока собственным телом тормозила о жесткий асфальт, пускай после первого удара она выпустила из объятий Сашу, пусть! — посмотрела бы она, кто из ее ровесников справился бы лучше.

Затормозила она о машину, едва успев подставить под удар спину, смяв мягкую жесть и едва не сложив агрегат пополам. Повернула голову — и несколько бесконечно долгих секунд смотрела в пустые глаза водителя: ярко-голубые, чистые как летнее небо. Лицо было спокойным, будто несчастный перед смертью успел все осознать, смириться и простить этот жестокий мир... и тем противоестественнее смотрелся алое пятно с рваными краями на шее — будто кто-то, мимоходом и "на всякий случай" выгрыз ему глотку, почти отделив голову от тела.

Пришла в себя она уже в нескольких метрах в стороне от машины, зачем-то отгородившись от трупа ровным, успокаивающим сиянием пси-клинков — и только после этого догадалась оглядеться, как учили, глазами и Даром.

Улица. Серый асфальт под ногами, чью безупречную гладкость портили лишь редкие остовы машин да несколько тел. Серые громады домов по обе стороны дороги — кое-где горел свет, кое-где — осколки стекол блестели на земле, как россыпь алмазов. Могильная тишина, которую шорох дождя не заглушал, а лишь усиливал. Далекий, приглушенный расстоянием и падающей водой, грохот разрывов, то и дело озаряемые яркими алыми вспышками взрывов небеса, едва уловимая дрожь земли под ногами... кажется, у людей есть специальный термин для этого — Апокалипсис.

"Какой-то пригород" — решила Селендис, отключая клинки.

Рефлекторно задрав голову, она попыталась разглядеть пункт назначения взорванного транспорта, чтобы примерно сориентироваться, но, увы — тяжелые черные тучи и дождь полностью скрыли от нее тоненький волосок одного из трех орбитальных лифтов Нового Геттисберга, столицы Тарсониса. Зерги, тупые кровожадные твари, не тронули лифт, как оставили в целости машины и здания, дороги и столбы — уничтожению подлежало лишь то, что было живым или атаковало их.

Они должны были занять наземную часть лифта и удерживать ее все то время, что потребуется Сынам Корхала для эвакуации... хотела бы она сказать беженцев, но им вполне однозначно дали понять, что на этот случай мятежниками были составлены списки на эвакуацию: агенты и информаторы, сочувствующие и просто важные персоны, чье влияние и капитал будут полезны революции.

Должны были... сейчас практикантка сомневалась, что люди вообще имели намерение спасать хоть кого-то, а не принести всю планету в жертву целиком.

То, что Менгск попытался их убить (и у него почти получилось!), уже само по себе однозначное доказательство его вины. Ей не нужны были иные факты и она не могла не признаться самой себе, что Тамплиеры, утверждающие, что люди пожирают сами себя, и ненавидят себя больше, чем любых "ксеносов" — отвратительная, колкая и неприятная, но правда.

Она не нашла вокруг себя живых — пригород Геттисберга, так навсегда и оставшийся для нее безымянным, был мертв. Судя по тому, что она видела вокруг себя, район был взят без борьбы — зерги волной прокатились по серому асфальту, разрывая на части всех, кто попадался им на пути и направились дальше: туда, где двуногая добыча не была такой беззащитной.

Чуть прихрамывая на правую ногу (кажется, при падении она повредила привод), она направилась к Алессадару, до сих пор не пришедшему в сознание. То, что зерги ушли, еще не значит, что они не вернуться. Им нужно укрытие, им нужно связаться с Золотой Армадой и ждать, пока протоссы не превратят эту планету в маленький филиал этого их Ада.