— Я тихо, — он прихватил мочку зубами и слегка потянул. Но тут же отстранился, одарив возмущенную Катю улыбкой чеширского кота. — Я буду все, что ты дашь, Кать.
От самого голоса, от чуть хрипловатого тембра Катю и от тяжелого взгляда со значением стало нечем дышать. Сердце давно билось уже где-то в горле, мешая дышать, и приходилось жадно глотать воздух.
— Раз так, — взяв себя в руки, она отвернулась от Миши и открыла холодильник, — садись за стол. Сейчас все будет.
Они поели. Катя, правда, вначале опасалась, что Мишка так себя ведет для того, чтобы ее не обидеть, не задеть, но сам он выглядел довольным. И даже добавку попросил, съев все подчистую. Кирилл, глядя на поистине богатырский аппетит Подольского, даже застыл на минуту, глазами провожая каждый кусок. Катя взгляд ребенка перехватила и напустила на себя авторитета.
— А ты как думал? Кто как работает, тот так и ест.
И только через пару секунд поняла, о чем вообще сказала. Глаза от ужаса расширились, а каша стала комом в горле. Подольский из-под ресниц на нее посмотрел и вопросительно изогнул бровь. А у самого такое чувственное обещание, что ее снова в жар бросило.
— Это точно, — негромко согласился он. — Я ведь хорошо поработал?
Девушка закашлялась и отвернулась. Хорошо еще, что Кирилл из их разговора ничего не понял.
— Я тоже так могу, — из чувства противоречия буркнул Киря.
— Ты только по тарелке размазываешь, — выдавила она сквозь кашель.
Племянник хотел еще поспорить, даже решительно рот открыл и возмущенно взмахнул вилкой, но тут же заметно сдулся и потускнел, поймав выразительный Мишкин взгляд. Кирилл тяжело сглотнул, опустил вилку и уткнулся в тарелку. Через двадцать минут все было съедено до последней крошки.
— Надо твой портрет на кухне повесить, — смеясь, предложила Катя. — Чтобы Кирилл разок на него взглянул и сразу как шелковый стал.
— Портрет такого эффекта не даст, — Подольский самодовольно задрал нос, потягивая кофе. — Так сказать, эффект присутствия должен быть.
— Портрет с такой почетной миссией не справится?
— Ну я же лучше. Разве нет?
— Дай подумать, — Катя притворно наморщила лоб, делая вид, что силится ответить на этот сложный и трудный вопрос. — Как тебе сказать, Миша...
— Ах так. Ты попала.
Девушка не выдержала и громко взвизгнула, когда он сделал вид, что собирается ее схватить. И наказать. Причем наказание, судя по всему, занимает главное место в его злостных и коварных планах.
Она успокаивающе подняла руки и попятилась назад.
— Я пошутила.
Подольский понятливо кивнул, не переставая неотвратимо приближаться.
— Вместе посмеемся.
— Миш, честное слово. Ты что задумал?
— Нет уж, тебе так и расскажи.
— Здесь дети, не забывай.
В принципе, после сегодняшнего экстремального утра забыть об этом почти невозможно.
— Я помню, поэтому все пройдет аккуратно.
— Не надо.
— Катя, я слегка, — Миша все надвигался и надвигался, медленно и вальяжно, как ленивый дикий кот, только что наевшийся до отвала. А в глазах горел проказливый огонек, который ясно давал понять — одним наказанием она не обойдется. Девушка уперлась спиной в стенку и настороженно замерла. — Попалась.
— Миша, только не...
Подольский в следующую секунду оказался рядом с ней, сжал ее ноги своими, обездвиживая, и прошелся пальцами по ребрам, едва касаясь, но тем не менее...
— ...не щекочи! — заверещала Катерина, выгибаясь под его прикосновениями и дразнящими пальцами. — Ааа!
Она до жути боялась щекотки, а мужчина каким-то шестым чувством нашел ее едва ли не единственное слабое место, заставляя приподниматься на носочках и задыхаться от смеха.
— Хватит, Миш, хва...ааа! Хватит! — Катя сжалась в комочек и вцепилась в его руку, стараясь оттолкнуть ее от себя. — Пожалуйста!
На шум резво прискакал Кирилл, блестящими от перевозбуждения глазами рассматривая прижатую к стене тетку, которую нещадно щекотали. С криком "Я тоже хочу!" на нее накинулся Кирилл, вклиниваясь между взрослыми и оттесняя Мишку на задний план. Хоть какая-то польза от этого маленького предателя — Катя даже смогла перевести дух и приготовиться к новой диверсии.
Так продолжалось минут пять, пока она едва не начала икать от смеха. Лицо наверняка покраснело, глаза воинственно сверкали, а прическа, не особо аккуратная с утра, совсем растрепалась — благо, волосы теперь были короткими.
Кирилл совсем разошелся и планировал продолжить "атаковать Катю", но Мишка, сам слегка раскрасневшийся и взбудораженный, его осадил, налил стакан воды и отправил в комнату. Собираться. Гулять.
Она уже перестала чему-либо удивляться, а противиться и выяснять отношения — сил не было.
Глава 17.
Если в первые дни знакомства с Подольским Катя всерьез считала, что ее жизнь стала напоминать американские горки, сейчас девушка осознала, насколько сильно ошибалась тогда. Тогда — были не американские горки, тогда был мерно стучащий детский неспешный паровозик. А вот то, что началось сейчас, похоже, скорее, на гонки с космической скоростью.
Мишка так быстро и полно влился в их жизнь, буквально за пару дней. И через пару дней оказалось, что он занял в их — ее — жизни самое главное место.
Он постоянно их развлекал, возил куда-то, все показывал и рассказывал, жутко балуя Кирилла и приводя того в неописуемый восторг. Особенно Кате запомнилась их поездка в океанариум.
Во-первых, Мишка, во что бы то ни стало, решил отвезти их именно туда. Почему туда — лично для нее осталось тайной за семью печатями, но мужчина был неумолим, а Кате было все равно, куда они поедут, тем более Кирилл радовался и прыгал дома до потолка.
По пути в океанариум Катя вспомнила, что они забыли фотоаппарат. Снова. Мишка повздыхал, помялся, попробовал отмазаться тем, что на телефоне все есть, но тут уже она уперлась рогом и заявила, что ей нужны фотографии в альбом и исключительно хорошего качества. Нашли компромисс — возвращаться не стали, зато купили новый, массивный и огромный. На оставшемся пути Катерина разбиралась в чуде техники и читала инструкцию.
Четыре с лишним часа в океанариуме, потом Подольский завел их в ресторан, где они все вместе немного перекусили, а после Кирилл изъявил желание сбегать на батут. Батутом, понятное дело, все не ограничилось, и ребенок успокоился только тогда, когда обошел все аттракционы.
Но убило Катю только одно — как Мишка и Кирилл азартно рубились на игровых автоматах в гоночки. Причем мужчина выглядел едва ли не довольнее ребенка, который от внезапно свалившегося счастья сам выглядел ошалевшим и чуть слюну от восторга не пускал.
Девушка еще долго стояла и смотрела на этих двух азартно обгоняющих друг друга оболтусов. Ей оставалось только тихонько похихикивать и ловить взгляды случайных прохожих, оборачивающимся из-за громких взрывов смеха. И почти у каждого, стоило им увидеть высокого, хорошо одетого Мишку, удивленно открывался рот.
— Дети, вы не наигрались? — через пятнадцать минут серьезно поинтересовалась Катя и пропустила темные жесткие пряди между пальцами. Миша дернулся, но отвлекаться не стал. — Эй!
— Катя, мы заняты!
Кирилл в знак согласия закивал, прикусив от сосредоточенности язык.
— Да, Катя! Мы заняты!
Она закатывала глаза, нарочито громко вздыхала, но оторвать мужчин от игрушки так и не смогла. Пока им самим не надоело.
И так каждый день. Подольский обязательно что-нибудь придумывал, загадывал, строил какие-то планы, ставившие Катю в тупик.
— Надо на юг съездить, — ни с того ни с сего заявил Мишка, успевший устроиться и обжиться в ее доме как в своем. Катя, в это время поднимавшая с плиты горячий чайник, чуть не брызнула на себя кипятком от такого бескомпромиссного и уверенного заявления.
— На какой юг, Миш?
— На какой-нибудь. В Грецию, например. Хочешь в Грецию?
— Не хочу.
— Почему? — удивился Подольский.
— Там неспокойно.
На всякий случай поставила чайник на место и села на стул, чтобы не упасть от новых его предложений. А судя по горящим глазам, у Мишки они были, и даже не одно.
— Хорошо, не в Грецию тогда...а в Италию. Хочешь в Италию? На острова? Какие там острова...Кириллу точно понравится, — она помрачнела и отвернулась. — А еще в Венецию заедем. Давай, Катюш.
— Я работаю.
— Отпуск?
— Мне его не дадут сейчас.
— Да ладно, — недоверчиво фыркнул мужчина и потянулся, разминая шею. — Сколько ты не отдыхала? Они не имеют права.
— У меня...даже загранки нет, — она решила попробовать по-другому. И вообще, эта тема ей активно не нравилась. Кате хотелось скукожиться и стать незаметной, как будто Миша не к ней сейчас обращается и не ей расписывает райские места Европы. Не она это. — У Кирилла тоже. А это столько мороки.
— Если это единственное, что мешает, то все легко решается. У меня знакомый есть, он быстро все оформит, буквально за пару дней. И паспорт мы сразу на десять лет тебе сделаем, чтобы бумажки не собирать постоянно.
Катя забарабанила пальцами по столу, всеми силами стараясь смотреть только в окно и никуда больше. Ни на кого больше.
— Давай потом подумаем над поездкой, хорошо? Ты меня очень озадачил. Надо подумать, а на это нужно время.
Подольского ее нерешительность и мнительная осторожность раздражали, и свое раздражение он скрывать не стремился.
— Какое время, Кать? Едем или не едем — вот и все. Зачем на это время? Не хочешь в Италию, давай еще куда-нибудь поедем, куда хочешь. Кириллу тоже будет полезно. И наверняка понравится — я даже не сомневаюсь. В чем проблема?
— Ты не можешь просто так придти и поставить нас перед фактом.
— Почему нет? Что такого я предложил?
— Ничего хорошего, — буркнула Катя и хотела уже добавить еще, но тут на шум забежал Кирилл и с разбегу плюхнулся Подольскому на колени, крепко обхватив того за шею.
— Вы чего кричите? — недовольно нахмурив бровки, поинтересовался Кирилл и посмотрел на Катю, как будто та была в чем-то виновата.
Миша поспешил ответить за нее, не дав сказать ни слова.
— Мы не кричали, Кирюх. Мы разговаривали.
— Громко, — пожаловался Киря капризным тоном.
— Больше не будем, — пообещал Миша, снова кидая на нее взгляды исподтишка. Она молчала. — Мы тут с Катей кое о чем думали.
На горизонте у племянника мелькнула такая пленительная и соблазнительная "взрослая тайна". Это как помахать перед носом у кота валерьянкой. Сшибает все волнения и посторонние мысли напрочь. Так и Кирилл — сразу же забыл обо все на свете.
— О чем? — Миша загадочно закатил глаза, и племянник сразу его затеребил за рукав. — Миша, о чем? Я тоже хочу!
— Колбаса деловая.
— Я не колбаса! Ну Ми-и-и-ша! Расскажи!
— Да вот я думаю, может, мы съездим куда. Ты как, Кирюх?
— Давайте, давайте, давайте! — радостно захлопал в ладоши ребенок. И его не интересовали ни куда, ни когда, главное, что они куда-то все вместе собрались и доверили ему "тайну". Советовались с ним как с равным. — Катя, мы поедем?
— Не загадывай, — скрипя сердцем одернула Катерина бурно повизгивающего Кирю. — Еще неизвестно ничего.
Оба мужчины одновременно скуксились и недовольно засопели. Начали ее взглядами сверлить, отнюдь не радостными и довольными, поэтому Катя поспешила ретироваться.
Такие ситуации редко случались, почти никогда, и так у них все было прекрасно. И даже очень.
Если Катя начинала задумываться, серьезно задумываться над тем, как сейчас живет, то на ум приходила сказка. Ей не верилось, что Мишка реальный, настоящий. Что она его не выдумала, а он действительно есть, в ее жизни. Сильный, добрый и едва ли не идеальный.
Теперь ее жизнь превращалась в прекрасную сказку, настолько прекрасную, что становилось действительно жутко, и до самых костей пробирал холодный, липкий ужас, цепляясь и оседая на коже противной паутиной. И чем идеальнее становился Подольский в ее глазах, тем сильнее она боялась. Начинала отдаляться от него, старалась держаться на расстоянии. Закрывалась от него, чтобы не сумел проникнуть глубоко под кожу, забраться в самое сердце. А Мишка все-все понимал, и свои сомнения спрятать от него она не могла.
Зато Кирилл не мучился и не терзался сомнениями, как Катя. Ребенок просто радовался тому, что в его жизни появился "дядя Миша". Он не задумывался над тем, уйдет тот или не уйдет, забудет или не забудет — племянник жил и радовался жизни как никогда.
Одно Катя понимала точно — так дальше продолжаться не может. Она и себя изведет, и Мишку доконает. У нее нет никаких прав от него ничего требовать. Он ни ей, ни Кириллу ничего не должен. Но что будет с ними, когда Миша успокоится и наиграется? Об этом она не могла не думать. Каждую минуту своей жизни.
* * *
— Ты ничего не хочешь мне сказать?
К моменту этого разговора они с Подольским жили вместе почти месяц. Он окончательно перебрался к ним, обустроился, и сейчас его бритвенные принадлежности занимали законное место в ванной, а черные новые тапки, которые Катя сама купила, стояли в коридоре под вешалкой.
Миша зашел на кухню, прикрыл дверь, чтобы не разбудить мирно спящего малыша, и сел на стул. По всей позе, по напряжению и решимости во взгляде ей сразу стало понятно, что сегодня увильнуть не удастся, хотя потому что в этот раз мужчина отступать не намерен. И ей не предоставит такой возможности.
— Ничего. Все хорошо, — она повернулась к нему спиной и засуетилась у плиты. — С чего ты взял?
Она попыталась выйти с кухни, но Подольский ухватил ее за локоть и притянул назад, усаживая к себе на колени. Сил дергаться или протестовать не осталось. Девушка устало прислонилась спиной к его груди и обмякла. Миша ее держал, не давая пошевелиться или сдвинуться, но объятия были крепкими, надежными и нежными. И теплыми. Такими, что Кате не хотелось его отпускать. Никуда.
— Я не экстрасенс, Катюш, — устало выдохнул Миша, носом утыкаясь ей в шею и опаляя горячим дыханием, — мысли я еще читать не научился. Давай начистоту.
— Не бери в голову. Это мои...заморочки.
— Ты...случайно не...Мы тогда не предохранялись. Появились...последствия?
Вот что значит мужская логика. К чему он это — непонятно. Но спиной чувствовала, как он напрягся в ожидании ответа.
— Случайно нет, — съязвила она в ответ.
— Ты... — он сглотнул и взглядом заметался по тесной слабоосвещенной кухне. — Никаких...эээ...ну, последствий не будет? Точно?
Забавно. Услышь она такой вопрос от кого-то другого, от того же Митьки, наверняка бы обиделась. Или почувствовала бы сожаление и стыд за свою...незавершенность. Или как Митькина мать однажды сказала — "неполноценность".
— Не будет, расслабься.
— Тогда что? Я не силен в этих заморочках, Катюш, — теплые широкие ладони легли ей на живот. — Я же вижу, что тебя что-то беспокоит, но понять до конца не могу. Из-за Кирилла? — наугад предположил Подольский и сразу же попал в цель, о чем понял по набежавшей тени на симпатичное лицо. — Ты из-за него так волнуешься?
— Как я могу за него не волноваться? — она попробовала увильнуть в сторону. — Это мой ребенок, Миш, и я всегда буду за него переживать.
