— Я тебя люблю. Сегодня особенная ночь, мальчик мой, — голос шелестел искушением, также как и все движения. — Сегодня ты пойдешь за мной туда, куда хочешь на самом деле, куда тебя ведут странные мечты и мысли. Держись за меня крепче и рассказывай.

Фернандо вошел до конца, замер на мгновение и перехватил юношу по-другому, заставив прижать ноги к себе, раскрываясь еще больше.

Луису ничего не оставалось, как обвить торс монарха и отдаться его медленным, мучающим толчкам. Он сказал... да... сказал, что это позволяет держать фаллос в эрегированном состоянии очень долго, что вызывает дикое сладострастие, что стержни вставляют в кавернозное тело... Он сам не знал, что сейчас говорил, потому что находился под влиянием дьявола. Белые волосы налипали на лицо, а то полыхало от жара и стыда.

Король слушал, впитывал срывающийся голос своего мальчика, его эмоции, кормил свою суть и постепенно зверел. Но не как обычно — сегодня будут сюрпризы. Свой он уже получил, такой извращенной изобретательности в скрытых желаниях он даже не представлял. И продолжая сжимать в руках гибкое тело, продолжая почти издеваться и над собой тоже, предвкушал дальнейшее. Первая разрядка была уже близко — он чуть успокоится, пусть на время. А дальше — дальше есть надежда все-таки выполнить задуманное.

— Ты умничка, мальчик мой, сладкий мой. Жена моя, — шептал все яростнее, ускоряя темп движений.

От резких толчков в напряженном юном теле каждый мускул был натянут, как тетива. Светлая кожа в отблесках огня сверкала белым растопленным маслом. Герцог уже даже говорить не мог, только стонал, каждый раз, когда Фернандо пробивал себе дорогу к раю.

Веки закрылись сами, на губах блуждала дикая улыбка от того, что делает монарх — Луис сейчас летал, распахнув лишь для Фернандо крылья.

А король не мог оторваться от видения, в которое сейчас превратился юноша. Чистое и порочное, которому хотелось поклоняться и опустить в ад. В свой ад, чтобы быть там навеки вместе. Никогда не отпускать.

— Никогда, — простонал мужчина в шею Луиса, с силой опустив его на себя, прижимая, удерживая, изливаясь в своей безумной любви.

Тот инстинктивно дернулся, прошибаемый судорогой. Мышцы с силой сжались. Гортанный стон тьмой отдачи прошелся по темной комнате, богато обставленной комнаты. Сейчас все: широкая массивная кровать из красного дерева с тяжелыми складками темного бархата, мягко тлеющие свечи в тяжелых подсвечниках, низкие стулья с витыми ножками, богатые ковры, сотканные лучшими мастерицами, — стало частью их единения.

Луис обмяк в сильных руках, плотнее прижимаясь к мужчине. Его дьявол! Его бог... Что хочешь, только для тебя.

Фернандо осторожно опустился на колени и уложил мальчика на ковер перед камином. Яркие всполохи пламени полыхали маленькими радугами на теле Луиса, расцветив его небесной красоты росой.

— Никакие драгоценности мира не украсят тебя лучше, — улыбаясь, король аккуратно стер со лба герцога сверкающую пыль. — Люблю тебя, — мягкий поцелуй в губы сразу сменился гладкой поверхностью кубка с чуть горьковатым освещающим отваром: — Попей, милый.

Юноша вновь пригубил от кубка, чувствуя, как кружится голова. Лицо его властителя теперь не скрывало его души — темный властитель был силен и жесток с врагами, но так нежен и щедр с теми, кого любил. С самого первого дня Луис увидел сразу два лика — Фернандо ни с кем не был так откровенен, как с ним одним.

— Я тоже люблю... — глоток горечи. — Люблю тебя.

— Хорошо, — еще один поцелуй опустился на висок, пока мужчина поил Луиса. Двигаться пока особо не хотелось, хотелось лежать и любоваться своим мальчиком. Скоро вернется и жажда, и желание, а сейчас был момент чистой незамутненной радости.

Вставать очень не хотелось, но Фернандо все-таки отвлекся и вернулся через несколько мгновений с мягким отрезом влажной ткани — в углу комнаты стояло небольшое ведро с остывшей, но все еще теплой водой. Аккуратно вытирая мальчика, любуясь, как тот поворачивается, как вытягивает стройные ноги, как подгибаются пальчики на ногах, поинтересовался:

— Испугался?

Тот шевельнулся, переворачиваясь со спины на бок. Позволил снимать прохладой с себя жар соития, потянулся губами к Фернандо.

— Что испугался? — через полуприкрытые веки блестели светлые прозрачные сапфиры глаз. Нежный поцелуй влагой прошел по плечу короля, растопленного их первой за эту ночь близостью.

— Клятвы, — ответил мужчина. Он сел, скрестив ноги, опять отдаваясь на волю губ мальчика. Чуть прикрыв глаза наслаждался блаженством, расцветающим в теле.

Луис кивнул только еле уловимо и продолжил путь губ ниже по шее и задевая губами сосков, спустился на живот, проходясь по краю черных волос. Голова сейчас слабо соображала. Эмоции переполняли герцога, как горячее молоко, которым так любит поить король на ночь теперь уже... кого? жену? Он называет меня своей женой, — всполошилось сознание. Сильвурсонни вскинулся и сел прямо, опираясь ладонями в мягкий ворс.

— Ты сам знаешь, что лишь перед друг другом мы можем быть женаты...

— Не только, — через узкие щели почти сомкнутых век Фернандо наблюдал за мальчиком. — Чтобы ты ни думал, но обряд — это не профанация, не фикция, не шутка. Освященная связь. Пусть ее другие не принимают, но раз уж Бог сделал нас такими, неужели только для того, чтобы отправить в ад? Ведь Он милосерден. Нет, милый. Это святоши искажают его мысли, слова, действия. Это те, кто пишет якобы священные книги искажают. Никаких громов и молний, ничего. Он принял нас. Тебя и меня, — король подтянул мальчика поближе и обнял. Любимого, нежного, сильного. Рука легкой лаской прошлась по позвоночнику, аккуратно обводя все чуть выпуклые косточки.

— Почему? — зацелованные алые губы и алчные яркие глаза Луиса, его страсть, всполошенная уверенность монарха, изгиб бедер и длинные стройные ноги, — все вопрошало о том, почему именно так. Как можно так извращать святые законы? Лишь объясняя это жаркими чувствами... Лишь прощая себя за мужеложество... — Почему я не могу с тобой спорить? Каждый раз пытаюсь... Фернандо, — герцог покачал головой и погладил короля по щеке. — Я и так твой, без ритуалов.

— Я знаю, милый, — улыбка в ответ. — Но тебе это было нужно. Мне это было нужно. Нам. Ты же хотел этого? И я хотел. Вот и все.

Луис согласился. Как он мог иначе воспринимать поступок Фернандо. Тот дал ему понять, что не собирается больше заводить фаворитов. Сделал свой выбор...

— Ты мой, — юноша страстно поцеловал короля в губы.

И эта фраза не вызверила Фернандо, как обычно. Он ненавидел ограничения, ненавидел, когда его привязывали так, но только до последнего времени.

— Твой, — слова и прикосновения греют танцем рук.

Луис еще более удивленно распахнул глаза, прильнул к мужчине, чтобы теперь ответить жаркими ласками, обхватил ладошкой член Фернандо, затем спустился и вобрал губами. Лучше слов скажет его страсть.

Мужчина опустился на ковер, позволяя мальчику делать все, что он хочет. Со стороны его поза — закинутые за голову руки, расслабленное тело, закрытые глаза — кому-то могли показаться просто ленью. Но для Фернандо это было выражение максимального доверия, на которое он был способен. Лежать, не контролировать, в какой-то степени подчиняться выбору любимого. Доверять.

Нежные губы медленно вылизывали ствол, подбирались к заветному лакомству. Чуть трогали тонкую кожу выглядывающей крайней плоти, пока член не окреп и сам не попросился в рот. Тогда Луис вобрал его чуть и стал жадно сосать, дрожа всем телом.

Король сглотнул и перехватил свои руки — для верности, чтобы не двинуться, чтобы не почувствовать под пальцами шелк волос, чтобы не... Он шумно втянул в себя воздух. Не позволить.

Юноша уже не мог остановиться, влекомый искушением. Слушал, внимал, пытался понять, что именно желает его любимый. Тот позволял двигаться все резче, и рот вбирал член, который теперь то и дело упирался в горло, заставляя дыхание перехватываться.

Короткое время передышки давно прошло, и теперь настойка властвовала в организме мужчины. Хотя и без нее Луис был способен свести с ума кого угодно. Напряжение становилось почти невыносимым, жгло кровь, заставляя вздуваться вены, и освободиться от него, отпустив себя, поступая так, как привык, как хотел, было невозможно. Фернандо глухо застонал.

Луис теперь был во власти не только своего восторга, но и от того, как реагирует мужчина. Иллюзорность комнаты сменилась полыханием огня в камине. Опять сознание уступил инстинктам. Тело выкручивало в желании отдаться. Губы жадно вбирали возбужденный член.

— Луис, милый, — жаркие слова сквозь стон, — ты меня с ума сведешь! — а в голове у Фернандо была только одна мысль: "Держаться, главное — держаться!"

Но юноша уже не слышал слов, лишь призыв продолжать, лишь острые иголки собственной похоти, растекающейся по паху. Он горячо и ловко орудовал языком, ведя Фернандо к разрядке.

Король не мог сказать, сколько времени он отдавался безумной борьбе с собой, но в конце концов не выдержал — когда желание было уже болью, разрывающей все внутри, иссушающей до крайности, все-таки схватил мальчика за волосы. И — нет, не вбился, не ткнул, просто сжал серебро в руке, на самом пике наслаждения.

Подхватив Луиса, принялся судорожно целовать, слизывая пряный вкус с губ, покусывая их, дразнил языком и одновременно быстрыми, четкими движениями по плоти вел к разрядке.

Теперь их единение становилось кровным. Узы брака, брачная ночь, полная ритуальных атрибутов комната. Герцог тянулся всей душой к Фернандо. Тонкой веточкой терся об него. Дрожал от каждого поцелуя. Еще немного, травы напитка делали даже кожу такой чувствительной.

Когда мужчина почувствовал, что Луис близок к разрядке, то наклонился и накрыл губами головку, облизывая, подбирая сок, добавляя новых ощущений в вихрь, кружащий его мальчика. Наградой стал вскрик и вкус семени, такой же изумительный, как его ангел.

Вновь юноша оказался в объятиях Фернандо, вновь они лежали в желто-красных отблесках пламени, вновь король любовался своим любимым.

— Ты мое искушение. Я готов пить тебя всю жизнь, — печати страсти подкрепляли каждое слово.

— Я не хотел тебя искушать, — юноша потянулся за новыми поцелуями. — Я тебя так долго боялся... Так глупо боялся, а потом понял почему... Это было желанием. Я хотел тебя касаться, трогать тебя, — герцог пытался словами высказать все, что так долго томилось в его груди. — Я не должен был убегать... Не хотел убегать. Ксанте заставил меня... Ты был такой красивый... Мне было стыдно, что я смотрю на тебя... А потом ты разозлился...

Фернандо слушал мальчика, а потом провел пальцем по шраму на его лице. Воспоминания толкнулись в подушечки пальцев. Год назад...

— Разозлился. От меня еще так в наглую никто не убегал, — поцелуи повторили путь пальцев. — И я ни за кем не бегал, только за тобой. Прав Кристиан, ты несносный мальчишка, — король улыбался удовлетворенным зверем, захватив в объятия Луиса. — Любимый и несносный. И знаешь, я похоже рад, что ты тогда убежал. Иначе бы я мог не разглядеть, какое сокровище мне досталось, — Фернандо не понимал, откуда вдруг в нем самом взялась такая странная искренность, он не размышлял — можно ли говорить такое мальчику, как он воспримет. Редкое состояние потери внутреннего контроля, за которое можно поплатиться. И беспокойства по этому поводу не было.

— А я боялся, что ты не простишь, — Луис прижался к мужчине, даря тепло и свою радость. Он больше не спрашивал почему — верил королю, вверял себя, полагался на его защиту. Крепкая стена двух любящих людей. Герцог был несказанно счастлив, что нашел тех, с кем теперь делит жизнь и постель.

Легкие поцелуи и поглаживания постепенно опять распаляли кровь, пробирались теплом в губы и чресла. Фернандо перекатил Луиса на спину и навис над ним темной скалой, разглядывая черными теплыми глазами. А потом с нежностью поцеловал. И в этот раз нежность была правильная — именно такая, как он хотел дать мальчику в их брачную ночь.

И тогда опять герцогу померещилось, что это их та, странная ночь, когда он еще сопротивлялся, когда отрицал очевидное. Только теперь Луис расставил в стороны ноги, подхватывая их под коленями, словно позволял владеть собою. Неотрывно смотрел в черные омуты и дышал-дышал-дышал.

Жар поцелуев, продолжающих изнурять нежной лаской, оттенился прохладой масла. Пусть уже сегодня была жаркая жадная страсть, но этот раз будет странной мягкой тропиночкой по лесу их жизни, которая помнится, видится даже когда заблудился, и которая ведет теплым фонарем обратно к дому, к родным, к семье. Негой по животу, по плоти, по ягодицам... Люблю тебя, маленький...

От драгоценной истомы, от каждого гладящего приближения к входу, Луис сотрясался, как в экстазе, послушно ждал, когда его господин, его муж окажется внутри, выставлял выше бедра. Закрыв глаза предвкушал, что его член вновь окажется внутрь, принося настоящее наслаждение. Выдыхал, когда пальцы кружили вокруг уже раскрывшегося бутона, позволявшего туда легко проникать пальцам. Он принадлежал Фернандо, и не скрывал этого.

Мальчик искушал — так открыто, призывно, маняще, что выдерживать медленную ласку было почти невозможно. Но растянутая по времени нега продолжалась, мужчина и сам купался в ней, и такие моменты в жизни можно было по пальцам пересчитать. Вырывая из любимого стоны, перемежая их поцелуями, обращаясь осторожно, как с тончайшим фарфором, любуясь открытостью и доступностью. Кусая губы, чтобы остудить себя, и получая небесное удовольствие от изменений, произошедших за год.

— Любимый, — Фернандо осторожно толкнулся в своего мальчика.

Тот открылся королю, позволяя проникать все глубже, а сам, кусая губы и дрожа, попытался приподнять бедра. Звезды в глазах, через веки, горячо... И больно до сладости... Фернандо, я твой, — говорило тело, — теперь и навсегда.

Неторопливые движения, открывающие все чувства, ласковость большого зверя, отклик маленького ангела, и медленный пусть к экстазу, общему на двоих, яркому, светлому, радостному, необычному и этим запоминающемуся на всю жизнь. Долгая и мучительная для обоих дорога привела к окончательно расцветшему и окрепшему чувству и доверию — не от разума, а от сердца, от души.

Луис обвивал короля руками и ногами, позволяя абсолютно все. Стремился отдаться навсегда, утопая в аромате тела короля. Падая в темную бездну и вновь возносясь к небесам. Он хотел жить с этим человеком, стать его частью... И еще... Еще, чтобы здесь был Кристиан, который проел сердце сладостью и болью.

После того, как эта необычная нежность приобрела завершенность, пришла к экстазу и разрядке, Фернандо опять обнимал своего любимого мальчика и невольно усмехнулся:

— Похоже, нужно этот ковер перенести в мою комнату, он мне уже полюбился. Кстати, ты переезжаешь ко мне. Вернее, я отдал приказ пробить между нашими покоями дверь. Спальня будет общая на троих. Одну из твоих комнат выделим Кристиану.