На дворе стояла поздняя осень, "сезон хрустящего льда" по-местному. Килиндир спрыгнул с лошади и подошел к темным водам протекавшего тут ручейка. Грим стекал с лица, и вскоре под гримом обнаружилось совсем другой человек: средних лет с серыми глазами и пронзительным взглядом. Длинные волосы в момент растеряли под струями воды седину, что стекла с них словно грязь. Остался только один седой локон — лишнее напоминание о том, что он и без того никогда не сможет уже забыть. От волос, нагреваемых силой мага шел пар и они почти моментально высохли.
— Время пришло, Атом. Мы едем с тобой домой. Вот только стряхнем с хвоста этих гадов — спокойно, без хрипа произнес человек, переоделся, стянул волосы в пучок и, достав специальную краску, перекрасил своего скакуна.
Потом он извлек из сумки небольшую палку, которую можно было принять из-за кристального навершия за миниатюрный посох и осторожно воткнул в землю среди пожухлой травы у ручья. Последний.
Килиндир умер, посох его и серую потрепанную одежду унесли волны ручья, а на его месте возник охотник за мертвыми, каких сотни бродят в поисках нежити по Алерийским землям, который спокойно ехал навстречу преследователям Килиндира.
— Удачной тебе охоты! Как звать тебя?
— Орламир — представился охотник, рассматривая путников — нежити не встречали?
Это была странная компании из пяти крепко сложенных инквизиторов в зеленых рясах. Охотники за головами. Похоже, что они ехали даже быстрее, чем предполагалось, а значит, расчет мог вполне подвести.
— Нет, не видели. Скажи, Орламир не видел ли ты старца на пятнистом ворлаке, что ехал по этой дороги на на юг?
— Видел. Несся сломя голову, словно за ним сами нолдорцы скачут.
— От имени святой инквизиции благодарим тебя, охотник. Прими же наше благословение на успешную охоту — сказал один из них, осенил охотника "кругами идеала" и пятерка скрылась в дорожной пыли.
— Можно было и не благославлять, ибо от вашего благословения мне только тошно — хмуро проговорил охотник себе под нос — Хорошо для меня, что дороги не грунтовые, а камнем мощеные, следов даже по такой погоде не заметно...
Вскоре про Килиндира спросил парень, один из вчерашних слушателей. Ему охотник сказал, что Килиндира забрали инквизиторы. Жестоко, конечно, но пусть лучше считают, что Килиндира поймали святые пыточных дел мастера. Парень, понурив голову, двинул назад, а бывший Килиндир продолжил свой путь, однако не долго: скоро его вновь через несколько часов окликнули, на этот раз девушка, ехавшая навстречу.
— Аль! Ты ли это? — произнесла девушка, скрывавшая лицо под капюшоном.
— Ирви, привет. Только тихо. Меня зовут Орламир.
— А меня Сарлими. А я думала, ты умер, до тех пор, пока случайно не узнала тебя в образе Килиндира в Сорросе.
— Значит Соррос?
— Профессор Чарфе устроил. Я поменяла имя, покрасила волосы и переехала под видом переселенцев в Сорросс, где магию продолжила изучать, только беря частные уроки у бывшего преподавателя Академии. Инквизиторы потеряли мой след. А как ты выжил? Я слышала, что рядом с твоей одеждой и посохом нашли лишь горстку праха.
— Все так, только одежду я не оставлял там — на улице было холодно и несподручно голышом бегать.
— Ты подсыпал прах, а сам предпочел, чтобы тебя считали умершим!
— Почти так.
— Но зачем? Что ты сейчас будешь делать?
— Таков план.
— Ты копишь силы для удара по Нолдору?
— И это тоже.
— Самоубийство. У тебя нет шансов.
— Шансы есть, но это и так и так будет самоубийство. Поверь мне, я все продумал. Просто я не могу тебя посвятить в свои планы.
— Карнес и я можем помочь! Мы же не слабые маги! В конце-концов боевики Аррасской Академии — это не пустой звук.
— Нет. Это моя битва, если изволите. Прошу вас не лезть.
Ирви бы поспорила — такой был у нее характер, но в голосе звучала такая сталь, что она осеклась. Никогда она не видела Алькора таким. Даже внешне он здорово изменился, похудел, осунулся, взгляд приобрел какую-то резкость, которой раньше не наблюдалось, а что творилось внутри у него, Ирви могла только гадать. Она впервые осознала, что он таки действительно некромант. Не даром старые книги говорят, что только тот кто, наполовину мертв своей душою, способен работать с нежитью.
— Она умерла?
— Да — голос Алькора стал сух, словно пески пустыни, а взор устремился вдаль.
— Ты будешь мстить?
— Да.
— А те сказки, которые ты рассказывал... Они... Ни на что не похожи... Откуда...
— Вольный пересказ прочитанного когда-то в родном мире. Сказочник из меня плохой.
Сухость голоса, отстраненность. Да что же с ним такое?
— Хорошо, как скажешь! И... — девушка замялась — Спасибо, что спас меня тогда от инквизиции. Я ведь тогда так и не поблагодарила тебя толком.
— Все и без того было понятно. Я не мог поступить иначе. Другое дело, что стратегию пришлось избрать не ту, которую от меня ждали — на секунду Ирви показалось, что Алькор стал прежним, добрым остроумным и компанейским человеком, которого она помнила, но стоило взглянуть ему в глаза, как иллюзия таяла.
Минут пять они ехали молча, потом охотник нарушил молчание.
— Я скоро сворачиваю, и наши пути разделятся. Береги себя и никому не говори, что ты меня видела.
— Хорошо. Удачи те... Удачной охоты! И последнее... Мы с Карнесом... В общем, у меня скоро будет ребенок. Ты не будешь против, если мы назовем его в честь тебя?
— На все ваша с Карнесом воля, но только знай, что имя Алькор в переводе с древнего наречия Суримиса значит "обреченный". Теперь я знаю.
— Ой!
— В моем родном мире меня звали Игорь, моего брата — Алексей. Выбирай, если есть такое желание.
— Он будет знать о тебе!
— Хорошо. Большого вам счастья. И последнее: Я не хочу втягивать Атома в эту заварушку, поэтому, раз уж ты знаешь мой секрет, не можешь взять к себе его?
— А он согласиться?
— Ты ведь всегда хорошо ладила с животными.
Охотник спрыгнул и посмотрел ворлаку в глаза.
— Удачи тебе старина. Слушайся новую хозяйку. Меня ты уже вряд ли увидишь...
Ворлак не хотел расставаться со своим хозяином, но после уговоров сдался и, лизнув хозяина на прощание, простился с ним. Совсем, ведь, как большой пес.
Вскоре они разделились: девушка поехала западнее, прямой дорогой в Сорросс, а охотник, уже пешком двинулся на юг, мимо Аррасса к полуразрушенной древней дороге, что вела к перевалу в некогда великий Загорный Край. По пути он еще трижды сменял облик, то накладывая, то снимая грим, частенько срезал путь по бездорожью и путал следы. А к своей крепости двинулся вообще окольной дорогой чуть ли не через чащу леса.
* * *
Трудно сказать, что я рад был тому, что выжил. Что у меня осталось? Осталась только боль, горечь и пустота. Пытаясь спасти любимую, я перенял проклятие лесного народа, способность любить лишь одного человека за всю свою жизнь. Сам не знаю, как это произошло, скорее всего надо сказать спасибо разбитым клинкам.
Я присутствовал на прощании с Инвил, предварительно загримировавшись под старика Килиндира, и помнил все. Помнил, как защемляло тисками сердце при виде до боли знакомого лица, помнил, как пламя вырвалось из стеклянных колб с маслом и жадно поглотило ее тело. А еще в том огне сгорела последняя частичка того, что не догорело в двух предыдущих: человечность, наверное. Я прекрасно помнил всех, кто там был. Помнил как Чарфе, Ассерус и другие некроманты с кафедры смотрели как "мой" прах укладывают в каменный гроб, помнил Саля, выглядевшего больше ошарашенным, нежели печальным и совершенно убитое лицо Иллиала. Ему, должно быть пришлось хуже всего: он потерял как любимую сестру, так и старого друга. Потом, когда все разошлись, я еще долго стоял и смотрел на камень, под которым покоился прах той, кого я любил. И куда тогда подевался весь мой цинизм и "дубовость"? Создавалось впечатление, что разум на какое-то время впал в ступор, отключился, не совладав с эмоциями, оставив сознание наедине с душевной болью.
Время лечит, и это лучший и единственный бальзам на душевные раны. Вот только в этот раз было хуже, в разы. Мне потребовалось несколько недель, чтобы понять что что-то тут не то. А потом, методом исключения я понял, что скорее всего "подцепил" проклятие лесного народа. Оно не дает таким ранам зажить никогда. А значит, и моя судьба теперь была предрешена.
Покинул я Аллею Героев только поздно ночью...
Все считали меня мертвым, и я покинул Аррасс, захватив с собой все, что счел нужным. Атом сбежал за мною следом, и у меня появилось средство передвижения.
Бандиты, которым не повезло встать на моем пути стали эрнрасто, мертвым разумом. Более я решил себя не утруждать подчинением каким-то заветам этих шизофреников, пропихнутых позже как законы. Теперь я решил играть по своим собственным правилам.
Деньги у меня были, в конце концов, не так мало я награбил в свою бытность Соловьем. И было знание. Знание сила даже в моем мире, а здесь... Это сила в квадрате.
Леса южнее Аррасса приютили меня на некоторое время, прежде чем со своим отрядом эрнрасто я двинулся на Юг. Мне здорово не хватало хороших усилителей некромантии и прочих поделок из энергетического хрусталя, и, кажется, я знал, где найти его вдоволь для своих нужд. Для начала пойдут кристаллы из той пещеры. Конечно, самоделки будут грубыми, но микрометрической точности здесь не требуется. А потом можно и в Загорный Край наведаться, да разорить тамошние могилы.
Тот самый перевал и то самое место, где Первородная энергия входит в этот мир. Причем не просто заурядное местечко из сотен таких, а одно из самых сильных, уступающее по силе разве что Аррассу, Норсидиалу и парочке городов. А вместе с этим здесь были огромные запасы энергетического хрусталя, а так же многих других полезных ископаемых которые были в этих горах. Кое где, даже были остатки когда-то работавших здесь шахт, в которых, надо полагать ныне ютились твари, которых и мертвяк испугается...
Утрирую, конечно, но их придется оттуда в ближайшее время выселять. Смогу ли я, пользуясь услугами своих мертвецов поднять производство всего необходимого мне с нуля? В родном мире не смог бы, но здесь... Здесь мне подвластно нечто большее, и есть существа готовые работать не требуя платы. Да и выбора особо не было.
Когда-то здесь была крепость, от которой остались только катакомбы, и то местами рухнувшие и засыпанные. С обустройства своего жилища я и решил начать.
Забавно, но когда раньше я поднимал нежить, по пути в пустыню, местная флора и фауна ее очень охотно кушала и страхом от моих некромантских поделок не веяло. Что же изменилось во мне теперь, если моей нежити сторонилось все живое? Откуда у той нежити, что поднимал я появилась та аура страха, дающая сто очков форы творениям Нолдорцев? (исключая их последнее воинство)
Наверное, таким должен быть настоящий некромант: делать свое дело с душой, как бы цинично это не звучало в данном контексте.
Моя нежить принялась за работу, едва мы прибыли сюда. Пока я ютился в пещере и мастерил дополнительные усилители, тридцать четыре мертвых разума, эрнрасто, расчищали территорию, откапывали и вычищали входы в катакомбы и готовили фундамент.
Большая часть бандитов, которая сейчас служила мне, были выходцами из крестьянского люда, а значит, работы не боялись, и работать при жизни умели. А самое главное, в их памяти встречались столь нужные знания. Я не пытался понять, отчего и почему они переступили черту закона, мне просто нужен был материал, который умеет работать и неплохо держит клинок в руках, причем еще, желательно, пропажа которого не привлечет ненужное внимание к моей скромной персоне. И, самое главное, не даст повода совести помучить меня. Наличие у них строительных навыков, пускай и не у всех, сыграло решающую роль во всей этой истории.
Эрнрасто. Создать такую нежить тяжело. Некромант должен влить в еще живое, хоть и ослабленное тело силу, попутно добавляя целую систему контролирующих узоров. Ни одна из прочитанных мною книг не давала полной картины процесса, не расписывала каждый завиток в схеме, каждый примитив. Это скорее была просто инструкция. В отличие от обычной нежити мертвый разум не гниет, требует помимо постоянной подпитки потоком первородной энергии еще и обычную пищу. Регенерация тканей в случае повреждения на порядок быстрее, чем при жизни, а кровь из ран не течет. У меня было подозрение, что роль крови выполняет первородная энергия, так как при завершении процесса "второго рождения" потоки энергии словно высвечивали на секунду все сосуды, от сердца и крупных артерий, заканчивая буквально расплывчатым туманом сотен тысяч капилляров. Сознание, должно быть тоже не в одном только мозге храниться, так как если эрнрасто повредят голову, он сохранит память и умения, вот только будет требовать больше энергии.
Пока мощности всех имеющихся у меня усилителей хватало на поддержку трех десятков эрнрасто, но это было только начало. Пройдет еще некоторое время, прежде чем я упрусь в предел, обозначенный исключительно своей силой воли.
Жуткая депрессия и тяжесть, воспоминания пережитого накатывали периодически и парализовали мою деятельность на несколько часов, а иногда на пару дней. Средство, которое мне когда-то дала Мара давно закончилось, но и оно не было способно ничего с этим поделать. Воспоминания приходили, мучили меня, потом так же резко уходили и прятались, словно какие-то диковинные твари, в глубины сознания. Может это и странно, но стоило этой депрессии отхлынуть, как я брался за работу с новыми силами.
Шайки бандитов — обычное дело для Алерии, пускай даже их порядком истребила нежить. А когда люди съехались на Юг, пытаясь сбежать от нежити, преступности прибавилось, а внимание к ней со стороны закона уменьшилось.
Те тридцать четыре встреченных мною по пути бандита стали первыми подопытными, они были лишь первыми звеньями...
Едва я сделал достаточно дополнительных усилителей некромантии, как я двинулся со своим отрядом за свежим материалом.
Сейчас я мог подчинить себе около пятнадцати неживых существ на короткий срок, и семь-восемь на более длительный. Трюк заключался в том, что эрнрасто могли держать под своим контролем по доброму десятку мертвяков каждый, то есть своим присутствием они увеличивали количество нежити, которое мог контролировать маг, не прибегая к помощи всякого рода некромантским ухищрениям, ухудшавшим качество работы подчиненных, но зато увеличивающих максимальное число контролируемой нежити.
Карниеллтратра была предводительницей некогда известной шайки заслуженно называвшейся "кровавые рты", и за пятиминутный поединок со мной успела пропитаться ненавистью ко мне. Однако теперь она была одной из самых верных моих слуг, и даже получила новое имя, Аврора (им я ее наградил когда устал ломать язык, произнося ее родное имя).
Вторым, кто теперь подчинялся непосредственно мне, был кузнец Бортел, при жизни так же главарь банды со странным названием "свобода", большей частью пропагандирующей анархические взгляды на жизнь. Мне было плевать на его взгляды. Главное, что о нем никто не будет скучать.
