Верхняя часть гибкого тела склонилась над ним, — никакого лица, сегменты просто плавно скруглялись, и из-под венчавшего их веера рогообразных выступов, из стыков между твердыми пластинами брони, на него смотрела пара громадных синих глаз, опушенных ресницами и расставленных на половину локтя, — они рассматривали его с разных сторон. Между ними, чуть ниже, помещался крохотный рот.
— Укавэйра? — спросил Анмай, наконец вспомнив, что это истинный облик сверхрасы Мэйат.
— Да, — существо говорило шипящим, трогательно тонким детским голоском, никак не вязавшимся с мертвым блеском губ. — Спи. Ничего не говори. Спи.
И он уснул.
........................................................................................
Анмай проснулся в полумраке. Все мышцы были словно ватные, в груди засела боль. Он, обнаженный, лежал на чем-то упругом и мягком, в той же комнате. В квадратном окне тлели разорванные темные облака. Он удивленно смотрел на них, пока не разглядел звезды в их призрачной глубине. Туманности, колоссальные туманности вокруг ядра величайшей из галактик, в которой скрывалась Р`Лайх. Он был у цели, в своей каюте на борту "Укавэйры".
Анмай поразился, что не узнал её раньше, когда... Вспомнив всё, он содрогнулся. Как он смог не узнать этих, знакомых до последней крапинки стен? А остальное...
Остальное мигом вылетело из головы, когда, повернувшись, он увидел рядом Хьютай. Она спала, на её нагом теле едва отблескивал тусклый, падающий из окна свет. Что чувствовала она?..
Он протянул руку и погладил её. Хьютай мгновенно проснулась. Рука Вэру продолжала скользить по изгибу её впалого живота, и его упругий теплый шелк томно втягивался под ладонью. Словно не замечая этого, она спросила:
— Что случилось, Анми? Мы отправились к Р`Лайх, а я... спала, спала... Что случилось, "Укавэйра"? Мы у цели?
— До Р`Лайх триллион миль, — немедленно ответила машина. — Хорошая точность для столь большого расстояния. Нам всем нелегко дался этот не-переход, даже мне. Потребовалось немало времени, чтобы устранить повреждения. Вы же оказались на грани смерти. Сразу же после перехода я сделала всё, чтобы спасти вас, — ваша плоть не предназначена для столь дальних прыжков. Я старалась избавить вас от страданий, но это получилось не вполне.
— Я знаю, — ответил Анмай. — Вы не установили связь с симайа?
— Нет. Они не ответили на мои сообщения, не проявили никакого интереса к нам.
— А как ты? — он повернулся к Хьютай.
— Я ничего не помню. Я лишь спала, спала без конца...
— Сколько?
Хьютай задумчиво наморщила лоб, и ему ответила "Укавэйра":
— Двое суток. И, чтобы вы окончательно пришли в себя, нужно ещё столько же.
— А что потом?
— Здесь, вокруг, нет симайа, и нам придется лететь к самой Р`Лайх. Сейчас мы приближаемся к ней, постепенно ускоряясь за счет её гравитационного поля, потом, если ничего не менять, обогнем её по параболической орбите, достигнув половины световой скорости, и по той же орбите начнем удаляться. К этому времени мы найдем решение.
— Сколько времени потребует полет?
— Только за счет гравитации Р`Лайх — полгода.
— Слишком много. Разве нельзя сделать второй не-пространственный прыжок?
— Р`Лайх защищена зоной скольжения, — прыгнув к ней, мы выйдем очень далеко за целью. Эту защиту нельзя обойти, Вэру. Любому кораблю придется приближаться к ней месяц за месяцем, — и нам тоже.
— Но мы можем хотя бы посмотреть на неё?
— Конечно.
Окно расширилось, словно зрачок, охватив парящую в воздухе пару. Их глаза широко раскрылись, впитывая звездный серебряный свет.
........................................................................................
Тьма. В темноте, — бледно светящиеся облака, синеватые, пепельно-желтые, рубиново-красные, иногда, — угольно-черные, обрамленные огненной каймой.
Анмай словно повис в длинном туннеле со стенами из подсвеченного огоньками дыма. Позади них он уходил в смутную бесконечность, впереди, там, где за пылью скрывалась Р`Лайх, расширялся, растворяясь в бледном тумане. Повсюду вокруг в пыли открывались огромные разрывы, и в них сияло множество ярких синих звезд, окруженных рассеянными клочьями голубого тумана...
В следующий миг всё это расплылось в глазах Вэру. Он ощущал вес своего тела, но кроме этого, — больше ничего. И все попытки придать привычную форму окружающему оказались напрасны. Этот небосвод не был плоским. Звезды то просвечивали сквозь толщу пылевых туч красноватыми глазками, то ярко и мощно сияли, озаряя их угольно-черные бока, или вовсе погружались в светящийся туман. Здесь все созвездия были объемны, в сплетениях пылевых туч и звездных нитей чувствовалась глубина, бесконечность, в которую, постепенно расплываясь, они уходили. Свет здесь только проблескивал, мерцал, подчеркивая темноту. И лишь впереди, в зените невероятного неба, в которое они поднимались, горели отблески величайшего из светил, зажженного разумом.
........................................................................................
День шел за днем, хотя пара лишь по привычке считала их в звездной бездне. Анмай знал, что в космосе биологические сутки растягивались, становясь почти вдвое длиннее стандартных. Это было удобно. Почти всё время они проводили у окна. Вид звездного неба никогда не надоедал им, к тому же, оно менялось, — медленно, незаметно для глаз. Облака пыли таяли и расступались перед ними, создавая иллюзию необычайно медленного, величественного восхождения. Они знали, что даже в самой плотной туманности пустота так прозрачна, что космос открыт взору на триллионы миль, и в этой дымчатой пустоте сияли звезды, тысячи, сотни тысяч, миллионы, — яркие, тусклые, сизые, красноватые... Чистое звездное небо никогда не бывает таким объемным, глубоким...
Сияние в зените становилось всё ярче, но пока Р`Лайх они не видели. "Укавэйра" могла сказать лишь, что она огромна, — три миллиарда миль в диаметре, — и сияет, словно целая галактика. Оттуда исходили мощные потоки нейтрино и всех других известных видов энергии. В них не было ничего, говорившего о разуме, — обычное посвистывание и гул мертвой, пожирающей себя материи. Дымчатая пустота вокруг была теплой, — такой же теплой, как жилые помещения "Укавэйры", — и её пронизывали могучие потоки убийственных гамма— и рентгеновских лучей. Любой обломок, любой камень снаружи были радиоактивны, словно их вытащили из атомного котла. Даже радиоизлучение здесь было таким мощным, что в любом куске металла оно наводило мощный ток. Струи релятивистских частиц вырывались из невидимого ядра, заставляя пыль и газ светиться, переливаясь в подобии необычайно медлительных полярных сияний, — ибо колоссальное магнитное поле центрального чудовища простиралось и здесь.
В пронизанной им пустоте вилась пыль, выстраиваясь вдоль силовых линий, неуловимо разреженные, но всё же заметные пары воды, аммиака, циана, множества других сложных соединений, в том числе и органических, — их нес никогда не утихающий водородный ветер, дующий из горнила Бездны. Бездны, — ибо этот мир неожиданно напомнил Вэру его родину, затерянную в таком же облаке окружающей ядро галактики пыли, с той лишь разницей, что там была огромная черная дыра, а здесь — искусственное сооружение, разросшееся до непредставимых размеров. Но этот мир был сложнее, разнообразнее, — и старше, много старше. Впрочем, Анмай никогда не видел туманности, в которой затерялась его родина, из космоса...
Здесь тоже во множестве носились астероиды, метеоры, кометы, планеты, лишившиеся солнц, и солнца, лишившиеся планет. Пылевые завихрения, облака ионизированного газа, пронизанные магнитным полем, сами по себе сжимались, чтобы стянуться в кольцо, вспыхнуть чудовищной молнией и исчезнуть, рассеяться, — начав всё заново. Но в этом хаосе, среди треска разрядов, среди сокрушительных молний, вспыхивающих в пустоте, попадались и следы разума, жизни, — то давно смолкший исследовательский зонд, похожий на мертвую осу, то всплеск модулированного излучения — свет, звуки, обрывки картин, а то и окаменевшее в пустоте тело, неведомо как заброшенное в неё. За "Укавэйрой" долго следовал этот бесформенный, ни на что не похожий труп. Но даже понять, тело это, или часть тела неведомого существа, или даже часть машины, наделенной некогда жизнью, они не смогли. А впереди всё разгоралось и росло мертвенное зарево Р`Лайх.
........................................................................................
Хьютай открыла глаза. В комнате было темно, звезды и туманности в окне бросали на стены слабый, словно лунный свет. Рядом беззвучно спал Анмай, растянувшись на животе и положив голову на руку. Волосы сползли ему на глаза, закрывая спокойное, красивое мечтательное лицо. Хьютай какое-то время смотрела на него, затем её рука легко скользнула по его спине. Анмай лишь тихо, задумчиво застонал, вытягиваясь во сне.
Она слабо улыбнулась. Вчера они вновь пытались укрыться от одиночества в объятиях друг друга. Им было очень хорошо, и потом они, усталые, вместе уснули, но её снова разбудил страх, оставив щемящую пустоту в груди, — странный, непонятный страх, словно где-то, очень далеко, произошло что-то чудовищное...
Она спрыгнула с силовой подушки и подошла к окну, упершись ладонями в раму. Распущенные волосы укрыли ей спину, — она вздрогнула, ощутив их теплое прикосновение. От окна тянуло холодом, тысячи звезд струили ледяной синий свет, роясь в клубах пыли, словно узлы невидимой ажурной сети. Сейчас на их фоне застыл ряд теней, — огромный остов неведомой конструкции, вместе с "Укавэйрой" дрейфующий в сплетениях гравитационных полей. Ещё вчера она определила его длину в триста миль. Звездный свет отблескивал на зеркальных боках колоссальных изогнутых труб, связанных поперечными балками, — это походило на огромных размеров орган, отраженный в кривом зеркале.
В пустоте глаз не мог определить расстояния, и Хьютай казалось, что до остова можно достать рукой. Но зазубренные разломы, искрящиеся сложнейшие сплетения разорванных паутинных нитей, окутывающих трубы, давали ей понять, что это лишь малая часть иного, давно разбитого мира...
Она могла приблизить изображение действительно до расстояния вытянутой руки, и попробовать выяснить, что же им на этот раз встретилось, — но зачем? Что можно понять в этом тысячепарсековом облаке, кружащемся уже двенадцать миллиардов лет? Уже двадцать длинных космических суток они погружаются в ядро, — а их цель почти столь же далека, и лишь в окне медленно сменялись звезды, облака светящейся пыли и облака пыли темной...
Здесь не было ничего живого и ничего разумного, — по крайней мере, ничего, что проявляло бы к ним интерес. Чем глубже они погружались в туманность, тем чаще им встречались останки мертвых, погасших звезд. Приборы "Укавэйры" то и дело находили остывшие до красного каления "белые" карлики, черные дыры, нейтронные звезды, — но были ли они крейсерами Тэйариин или просто угасшими пульсарами? Как можно отличить искусственное от естественного в среде, обитаемой уже семь миллиардов лет? Хьютай и так часами сидела у окна, рассматривая всё, что вылавливали в туманности телескопы "Укавэйры", — то одинокий газовый гигант, словно исполинская комета тянущий шлейф сдираемой жестким излучением атмосферы, то изрытый воронками планетоид, то просто бесформенные куски каменного крошева. А иногда попадались вещи, очень странные, — то остов космического корабля, похожего на каракатицу, то целый мир, некогда кипевший жизнью, — сейчас от неё остались лишь покрывающие его сплошные поля исполинских построек. Куда делись их строители? Где они сейчас?..
Они все вместе подолгу гадали над этими находками, и иногда раскрывали загадки, каждый раз удивляя Хьютай. А где-то, очень далеко, в самых глубинах её памяти, ещё плавали воспоминания о той, совсем другой жизни, — на плато Хаос, и ещё раньше, в Товии...
Хьютай встряхнула волосами. Ей казалось, что она всегда жила здесь, на этом корабле... или похожем... и порой ей становилось очень одиноко, неуютно и страшно, хотелось сделать что-то опасное, запретное...
Она подошла к двери, приоткрыла её и обернулась. Её обнаженное тело вздрогнуло от втекавшего в комнату холода. Анмай тоже поёжился во сне и свернулся, словно кот, спрятав лицо и поджав босые ноги. Она растерянно смотрела на него. Оставить его... мерзнуть... Пусть ей одиноко здесь, — но всё же не так, как без него. И без него её не было бы здесь... её уже вообще давно бы не было...
Смешно, прожив вместе столько лет, до сих пор не знать, что именно так тянет их друг к другу, — с той секунды, когда впервые встретились их взгляды, в этом нереальном, уже ненастоящем прошлом...
Хьютай вновь встряхнула волосами, прогоняя грустные мысли. Как всегда, на борту царила почти полная тишина, но ей казалось, что сейчас глубокая ночь. Она вздрогнула от сквозняка. Вся их одежда, аккуратно сложенная, лежала прямо на полу. Поверх неё блестели два сцепленных вместе браслета-весма. Хьютай зябко повела обнаженными плечами и переступила порог.
........................................................................................
В многоугольной прихожей, куда выходили двери жилых комнат, было темно. Лишь мертвенно тлевшая дымка потолка бросала слабые отблески на верхнюю часть стен. Хьютай беззвучно пересекла комнату, так же беззвучно открыла вторую дверь...
Здесь хранилось всё их снаряжение, и здесь тоже было темно, — лишь едва тлел квадрат запора внешней двери. Когда она прикоснулась к нему, он слабо замерцал, и толстая плита с легким шипением отошла.
Переступив порог, Хьютай поёжилась. Прямо перед ней один из коридоров матричного центра "Укавэйры" уходил, казалось, в бесконечность. По серебристому светящемуся потолку шли сонные волны. Сложенные из ячеек стены искрились огнями, из крохотных экранчиков на неё смотрело множество живых любопытных лиц файа. Хьютай знала, что на самом деле все они уже тысячи лет как мертвы, а их сознания изменились настолько, что вряд ли тут можно уже говорить об отдельных личностях, но всё же...
Она беззвучно пошла вперед. Податливый теплый пол под её босыми ногами казался живым, и ещё больше усиливал ощущение взглядов, со всех сторон падавших на её нагое тело. Она вздрогнула и скосила глаза. По её бедрам скользили цветные отблески переливающихся индикаторов, непостижимых отражений мыслей. Она чувствовала себя, как во сне, — бесплотной и отстраненной.
Через несколько сот метров коридор кончился, упершись в несокрушимую круглую дверь. Хьютай открыла её, едва прикоснувшись к контрольной панели.
Новый коридор шел под прямым углом к прежнему, и Хьютай бездумно повернула налево. У её ночных странствий не было никакой определенной цели, и ей, в общем, было всё равно, куда идти.
Этот коридор был выше и просторнее, с более тусклым, желтоватым освещением. Теплый свет, напоминавший лампы накаливания её детства, показался Хьютай неожиданно уютным. Здесь вдоль стен и под потолком шли толстые, глянцево-белые трубы, — коллекторы охладительной системы корабля. Изгибы и разветвления труб напоминали сосуды внутри её тела, почти беззвучный низкий гул текущей жидкости висел в неподвижном теплом воздухе, отдаваясь смутной вибрацией глубоко в животе. Одна из труб впереди запульсировала, подгоняя поток, пол качнулся, по нему прошла томная дрожь, — и всё стихло. Хьютай невольно расставила пальцы босых ног и прикоснулась к трубе, — теплая, даже горячая, но не раскаленная. Ощущать себя микробом внутри колоссального живого существа было приятно и немножко страшно.
