Год ворона, книга первая

— Этот твой Айвен тебя за что? — продолжаю импровизированныйдопрос.

— Я, я не знаю! -мальчишке явно хочется расплакаться,но пока держится. Точно, блин, Милкинсобрат. — Может, у него крыша поехала?

Ну да, с ума сошел.И глушак прикрутил в помрачении рассудка?

Резко меняюинтонацию и направление вопросов,используя надежный прием “имитациявладения информацией с целью дезориентациидопрашиваемого”. Проще говоря, беру напушку.

— То, что мы ищем,еще находится здесь? По законам Украинывы обязаны отвечать, или ваше молчаниебудет являться признанием вашей вины!

Эта откровеннаячушь действует на клиента посильнее,чем “Фауст” Гете.

— Так, так значитвам все известно!? — Беркович отшатываетсяот меня, как от гремучей змеи. — И вы, выза мной следили?! Да, еще здесь... Мы хотеливсе проверить и завтра ночью откопать…Но я не сделал ничего плохого, менянельзя отдавать под суд…

Похоже, что я угадалс подбором ключа, и Жужик принял меняза местного контрразведчика. Так чтос этого момента моя заросшая и грязнаяхаря — олицетворение Службы БезопасностиУкраины. Ну ниче, не самое мерзкое лицов этой конторе…

Мысленно себеаплодирую. А ведь я, как ни странно,молодец. За считанные минуты заполучилотличный источник информации, иодновременно — ценного свидетеля... Неуспеваю до конца осознать собственнуюкрутость, как “ценный свидетель” мешкомоседает на траву. Коршуном кидаюсь кхлипкому цэрэушнику. Проверяю шейныйпульс.

Живой. Сознаниепотерял. Интересные же у них кадрыводятся…

Заливаю рануперекисью, накладываю тампон и наскороповерху перетягиваю эластичным бинтом.Достаю из рюкзака рулон армированногоскотча и, стараясь не слишком шуметь,скручиваю пленнику руки и ноги. Отрезавкусок, залепляю рот. Носом вроде быдышит, кровь не сочится. Так что, раньшесрока не помрет. Отволакиваю в кусты.

А теперь поравплотную заняться коллегой Жужика. Онсказал, Айвен? Ну Айвен, так Айвен, мнеодин хрен. Для начало нужно найти емунадежное место для последнего пристанища.Здесь под боком, вроде как, пожарныйводоем должен быть. Взваливаю тело наплечо и, пошатываясь, бреду через чащу.Есть! Метрах в пяти маслянисто поблескиваетвода. Озерцо с поросшими кустарникомкраями. Изначально здесь был котлован,откуда брали землю для насыпей вокругаэродрома. А потом ямы залили водой.Глубина должна быть приличной. Подходящийгруз находится мгновенно — несколькошлакоблоков валяются прямо под ногами.

Стягиваю с покойникаштаны и куртку. Их я потом тщательноизучу. Под мелкоскопом. Есть подозрение,что заначек там — как у матерогоконтрабандиста. Из кармана выпадаетхреновинка, похожая на пульт отавтосигнализации. Пожимаю плечами итоже кидаю в рюкзак. Она громко ударяетсяобо что-то внутри. Да и хрен с ней, неразвалится.

Дальше — по методичке.Не нашей, а той, которую когда-то уочередных “волевцев” отобрали.Вытаскиваю у покойника шнурки из ботинок,отбросив сами ботинки в кусты — всплывутеще... Приматываю “утяжелители”. Дляполной гарантии втыкаю финку в живот.Надрез делаю небольшим, сантиметров вдвадцать. Противно, конечно, но сейчасжарко. Вдруг в пруду караси водятся,которые могут шнурки перегрызть? Нет,мы пойдем другим путем! Нам не нуженвсплывший труп!

Собравшись ссилами, поднимаю резко потяжелевшего“Айвена”, будто жутко неудобную штангу,и толкаю его подальше от берега. Оченьподальше не получается, все-таки покойныйтяжелее меня, да еще с грузилами. Но ужкак вышло. “Полевой агент” громкоплюхается, и, пуская пузыри, уходит надно. Хорошо уходит, не оставив за собойникаких демаскирующих признаков, а толезь за ними, вылавливай… Это вам за“утонувшего” Серегу Бондаренко, гады!

Следом отправляетсянож, которым я зарезал “варяжскогогостя”. Где-то его Ка-Бар все еще валяется.Ладно, поищу.

Бегом возвращаюсьна поляну. Наскоро обследую землю. Есть!Заодно с понтовым ножом подбираюокровавленную футболку и многострадальныйноктовизор. Сворачиваю все в ком, добавляюв середину кусок кирпича, обматываюскотчем и туда же, в воду.

К моему окончательномувозвращению Беркович относительноприходит в себя. Спеленатый, как младенец,он и ведет себя соответственно. Мычитноворожденным телком и хлопает глазами.Сейчас обгадится и заревет...

Обхлопываю карманыпленного, вытаскиваю мобильник. Долгомучаюсь с тугой крышкой, подумывая оботправке следом за ножами, но всё жепреодолеваю сопротивление. Аккумуляторотдельно, телефон отдельно. И — в карман,где уже лежит разобранный мобильник“Айвена”.

Наклоняюсь надЖужиком. Тот пытается отстраниться, носо связанными конечностями выходитплохо.

— Ну что, слушайсюда, Алан Беркович…

Пленник сжимаетсяв ожидании удара.

— Я тебя сейчасразвяжу, и ты пойдешь со мной. Будешьделать, что я говорю, тогда оставлю жить.Ты меня понял, Алан Беркович?

Слышу утвердительноемычание. Жужик так страстно хочет бытьправильно понятым, что киваем всем, чемтолько может. Ухмыляюсь и достаюперочинник, чтобы разрезать скотч.Отлеплять долго.

Э, уважаемый, а вотновый обморок нам не нужен! Матерюсьсквозь зубы, разрезаю ленту на ногахЖужика и достаточно сильно щелкаюпотерявшего сознание от испуга пленникапо носу. Тот дергается, пялится ошалевшимиглазами, так и не поверив, что убиватьего никто не собирается.

Ставлю Жужика наноги и указываю направление, где оставилмашину.

— Нам туда.

Пока мы продвигаемся,укрываясь за деревьями, спящий вродебы аэродром оживает. Гремит рельсовыйнабат, а над ангарами взметаются языкипламени. Что же там произошло, уж не насли услышали? Да нет, не похоже, скореевсего, пожар. Могла загореться емкостьсо спиртом на “ликеро-водочном“производстве. При тамошней техникебезопасности — дело нехитрое …

Похоже, так и есть,пожар, плавно переходящий во что-тоболее аварийное. Когда мы почти добираемсядо машины, за спиной гремит нескольковзрывов подряд. Ну нихера ж себе! Похоже,что рвутся боеприпасы, и достаточнобольшого калибра. Пламя на складыперекинулось, а там снаряды былиприпрятаны? Помня цель приезда сюда, яни капельки не удивлен.

В кармане, гдескучает “Опель-Астра” — никого и ничего.Осмотревшись из кустов, скидываю штаны,на которых, к Явдохе не ходи, обязательнонайдутся капельки крови. Переодеваюсьво второй комплект, командую Берковичусесть на переднее сиденье и ничего нетрогать. Тот трясет головой, и, кое-какоткрывает связанными руками дверцу. Иправильно. У нищих слуг нет …

Снятые штанызакидываю подальше в кусты. По уму, лучшебы избавиться более надежным способом,но поджигать — значит, привлекать к себевнимание, а тащить с собой в надеждевыкинуть где-нибудь подальше — рискованно,можно наскочить на ментов. А на грязнуютряпку мало кто обратит внимание.Особенно, когда рвутся боеприпасы иличто там в ангарах жахает.

Не включая огнейзавожу машину и тихонько выезжаю напустынную еще трассу.

Дорога, по котороймы возвращаемся в столицу, мягко говоря,не хай-вей. Каждый раз, когда насвстряхивает на очередной колдобине,Беркович стонет. Не проходит и получаса,как меня это окончательно достает. Нет,"язык" не плещет мозгами на оббивкусалона, как в “Криминальном чтиве”.Нахожу в бардачке “лист” обожаемогоамериканцами “Тайленола”. Парацетамол,он и в Африке парацетамол, но при видепатентованного медикамента глаза Жужикаокругляются от счастья и обожания. Ещенемного, и завиляет хвостом. Тьфу, блин!Надежда и опора демократии! Хотя, какаястрана, такой и теракт…

Притормозив,развязываю ему руки и отлепляю скотчсо рта. Тут же, протягиваю две таблеткии бутылку минералки. Самовнушение всочетании с простеньким лекарствомработает отлично, и мой попутчик,откинувшись на спинку сиденья, начинаетпосапывать. Что-то бормочет во сне.Прислушиваюсь к неразборчивым словам.Мало ли, может и ляпнет чего полезного…

Не успеваю вернутьсяна дорогу, как из-за поворота вылетают,слепя фарами, многочисленные грузовики.С перепугу решаю, что это нас перехватывают,и резко бросаю машину на обочину, чтобыразвернуться и попытаться оторваться.Но колонна пролетает мимо, не обративна нас ни малейшего внимания. Пожарныемашины, на трейлерах два минных тральщикаи прочая саперная техника, грузовики ссолдатами… Идут в сторону Русы. Сопозданием доходит, что мы натолкнулисьна подразделения МЧС, движущиесянавстречу взрывам.

За последниенесколько лет по Украине взорвалисьтри огромных склада боеприпасов,естественно, вызвав столь огромныйрезонанс среди общества, что властивынуждены относиться к подобнымпроисшествиям очень серьезно.

Второстепеннаядорога выбрана МЧС-никами не случайно.Такая вот неплохо организованная ордана оживленной трассе, да в совокупностисо взрывами — отличный повод для паники.Помню, были случаи, когда напуганноетелевидением и газетами население сели городов, соседствующих с крупнымивоенными объектами, чуть ли не поголовносрывалось с места и покидало дома,услышав хлопки неурочных фейерверков…

К огромному нашемувезению, в Киеве никаких чрезвычайныхмер не принимали и на КПП нет усиления— обычный сонный дежурный. Определительжучков, включенный еще на старте, веселоподмигивает зелеными индикаторами.Стало быть, ни в шмотье, ни в амуницииАйвена и Берковича маячков, которыепомогут нас отследить, не имеется. Можноехать прямо домой.

Пять часов утра.Горизонт начинает сереть...

31.Правило мертвой руки

НадЧесапикским заливом вставало солнце.Виктор Морган сидел в кресле на балконевторого этажа собственного дома инаблюдал за тем, как на противоположномберегу озера Оджлтон осторожно бредет,охотясь, серая цапля. В свое время озеробыло соединено с заливом искусственнымканалом и превращено в отличную гаваньдля частных яхт, особенно чудеснуюсейчас, в пору раннего утреннего безлюдья.Советник президента чувствовалумиротворение и спокойствие, редкиедля человека его темперамента и занятий.

Настоящее его имябыло не Виктор, а Витторио. Он вырос впригороде Балтимора, в итальянскойсемье Морано.

С легкой руки двухзнаменитых италоамериканцев: писателяМарио Пьюзо и режиссера Френсиса ФордаКопполы, в общественное сознание въелисьдва устойчивых мифа. Первый, что всеамериканцы итальянского происхождения— сицилийцы, и второй, что все сицилийцы— члены мафии. На самом деле, это не так.Подавляющее большинство граждан Америкис мелодичными фамилиями, заканчивающимисяна «о», не имеют ничего общего с преступнымиорганизациями, контролирующими незаконнуюдеятельность в основном в Чикаго иНью-Йорке, а среди эмигрантов из Италиидоминируют апулийцы и калабрийцы.

Родители Моранобыли простыми добропорядочнымиамериканцами. Отец — механик в большомгараже, мать — кассир супермаркета. Вжизни их семьи не было ничегопримечательного, если, конечно, несчитать событий, произошедших во времяВторой мировой войны.

Дед, уроженецКалабрии, приехал в Америку в тридцатыхгодах прошлого столетия, но после десятилет жизни в США оказался в числерепрессированных итальянцев. В феврале1942 года Франклин Рузвельт подписал“Чрезвычайный указ 9066”, которымсанкционировал создание концлагерейдля интернирования многих тысяч немецких,итальянских и японских иммигрантов.Альваро Морано переселили на территориюиндейской резервации, в наспех сколоченныйдеревянный барак. Со слов деда Витториопредставлял себе лагерь: бесконечныеряды длинных приземистых строений,двойной забор из колючей проволоки ивышки с часовыми. Там не было ниводопровода, ни кухонь, а в тех, ктопытался вырваться на свободу, охранникистреляли без предупреждения.

Но, как ни странно,покойный дед вспоминал об этих событияхс ностальгией — там он познакомился сбабушкой, и там же, чуть меньше годаспустя, в грязном переполненном лазарете,родился отец...

Документ, в которомот имени правительства США приносилисьизвинения за интернирование, вызванное«расовыми предрассудками, военнойистерией и ошибками политическогоруководства», Рональд Рейган подписалтолько в 1988 году, и эпопея американскогоГУЛАГА, так и не дождавшись своегоСолженицына, канула в лету. Америка нелюбит вспоминать эту страницу своейистории. Действительно, трудно объяснитьпростому налогоплательщику, почему внасквозь демократической стране, гденеукоснительно соблюдаются правачеловека, всенародно избранный президентРузвельт приказал держать за колючейпроволокой сотни тысяч честныхамериканских граждан, единственнойвиной которых было то, что они оказались выходцами из держав, с которыми СШАнаходились в состоянии войны.

Какая карьерамогла ожидать в «стране равныхвозможностей» бедного парня, потомка“без пяти минут коллаборационистов”,к тому же не англосакса и католика? НоВитторио был амбициозен и отличалсянеобыкновенным упорством. Закончивколледж с отличием, он взял ссуду убалтиморской калабрийской общины ипоступил в престижный университет,чтобы получить специальность юриста.

После выпуска емупришлось несколько долгих и мучительныхлет работать государственным защитникомв одном из судов Нью-Йорка. Но однаждымолодого, бедного, но грамотного и, чтоособо важно, очень напористого адвокатазаметил помощник окружного прокурора,недавно выдвинувший свою кандидатуруна выборах в сенат от штата Мериленд.

Будущий сенаторни разу не пожалел о выборе. Витториооказался настоящей находкой. Казалось,что он успевает находиться одновременново всех «горячих» местах и совсем неспит. Поэтому одним из первых распоряженийвновь избранного слуги народа сталоназначение Виктора Моргана (так ссогласия благодетеля и родителей изменилон свое имя и фамилию) на скромный постсекретаря одного из постоянных комитетов.Правда, с предоставлением хоть икрошечного, но отдельного кабинета ввашингтонском офисе и доступом ксекретной документации.

Основу своегосостояния, уже подбирающегося к заветномумиллиарду, Виктор заложил во времяштурма Багдада. Тогда он входил в составсенатской комиссии, которая работалас обращениями американских граждан,касающихся военных действий в Ираке.Его жизнь изменилась в то самый день,когда на стол легла тонкая папка софициальными и неофициальными письмамиученых-историков, которые призывалиамериканское правительство обеспечитьохрану музеев Багдада.

К письмам, длядемонстрации того, что проблема оченьважна, были приложены длинные перечнираритетов. Алебастровая Урукская ваза,созданная пять тысяч лет назад. Статуэтка"Белая дама", считающаяся древнейшимскульптурным изображением, возрасткоторой насчитывает примерно пять споловиной тысяч лет. Коллекция золотыхукрашений из гробниц ассирийских царицв Нимруде. Глиняные таблички с самымдревним в истории эпосом о Гильгамеше.Странные медные цилиндры, датированныетретьим тысячелетием до нашей эры, вкоторых ученые лишь недавно призналианалог химических батарей. Виктор Моргани понятия не имел, что культура отсталойарабской страны намного старше ДревнегоЕгипта…

Решающим оказалосьпослание музейных работников, ученыхи коллекционеров, призывающее Пентагон«сделать все возможное для сохраненияэтого мирового достояния», к которомуприлагались подробные схемы расположенияэкспонатов в музейных залах и полныекаталоги запасников...