Вой лишенного или Сорвать покровы с богов

Ощутив на себе взгляд сына, Лураса вышла из-за спины калерата, оставшегося рядом с ней, когда остальные братья ринулись к Литаурэль. Виноватое выражение на ее лице сменилось счастливой улыбкой, едва Раса увидела, что сын развел руки в стороны, приглашая ее в свои объятья. Она прижалась к груди молодого человека, что-то взволнованно шепча, запинаясь и всхлипывая, но Лутарг не прислушивался к словам. Он нежно гладил ее волосы, смотря на улыбающегося отца, стоящего рядом, и думал о том, что нет ничего лучше в мире, чем обрести потерянную когда-то семью.

Сейчас Лутарг ощущал себя подлинно, беспредельно счастливым.

* * *

Несколько жарких костров и с полсотни беззаботных людей увидела Траисара у стен Шисгарской крепости, когда с наступлением ночи ясный месяц появился на темном небе. Они переговаривались, смеялись, некоторые выделывали замысловатые пируэты под свист и хохот наблюдающих за ними друзей. Иные сидели, обнявшись, и тихо шептались о своем. Были и такие, кто молча любовался бездонным небом, будто никогда в своей жизни не видел сверкающей звездной россыпи, украшающей небосвод. В эту ночь пред светлым ликом Траисары престали все ныне живущие тресаиры, как недавно вышедшие из Саришэ, так и те, кто уже некоторое время топтал землю подлунного мира.

Лутарг сидел у одного из костров и отвечал на вопросы Антаргина. Взгляд молодого человека то и дело обращался к матери, уютно устроившейся в кольце рук Перворожденного и не сводящей с сына обожающего взора. По другую сторону пламени расположилась семерка собирателей, внимательно прислушивающаяся к разговору отца и сына. Меж ними, рядом с калератом, устроилась Литаурэль, иногда вставляющая свое слово в повествование Освободителя.

— ... затем они ушли, — закончил молодой человек рассказ о спасении Нерожденной.

— Значит, Риана сама решила пойти с братом? — с некоторым недоверием поинтересовался Антаргин у сына.

— Я не заметил принуждения с его стороны, — пожал плечами Лутарг, взглянув на Литаурэль.

— Это был ее выбор, — поддержала молодого человека девушка.

— Странно, — задумчиво протянул первый из Истинных. — Нерожденная считала, что стихии не отпустят их... И нас, — запнувшись, договорил он.

— И не отпустили бы, если Риан выбрал другой путь, — пояснила Антаргину Литаурэль.

— Если бы он отказался спасти ее?

— Да. Добровольная жертва удовлетворила первоосновы.

— Я все равно не понимаю, для чего все это? Зачем было давать им жизнь, если само их существование противоестественно и...

Лураса не закончила. Все эти разговоры о Даровавших жизнь, стихиях, Алэамах ничего не объясняли ей. Женщина привыкла к тэланским богам, и не могла представить, что существует иные. Даже не боги, а общие основы всего.

— Убить их они не могли. Нельзя лишить жизни того, в ком присутствует сила Алэам. Оставить с собой тоже. Нет в вечности места человеческому телу. Близнецы должны были сами отказаться от всего, что получили от стихий.

— Так они что, бессмертны? — продолжала недоумевать Раса.

— Были, но теперь нет.

— Почему?

— Риана потратила все, что имела, на поддержание Саришэ. Она никогда не была творцом. Создавать могут лишь стихии. Нерожденная же питала наш мир собственной энергией, и Саришэ вбирало ее в себя, а когда запасы истощились, начало сокращаться, — попытался объяснить женщине Антаргин.

Он и сам не до конца понимал, что все это значит, но хорошо помнил сказанное Рианой при их последней встрече: "Когда мои силы иссякнут, я и Саришэ растворимся в круговороте стихий".

— Именно. Нерожденная выжала себя, а Риан, чтобы спасти сестру, разделил собственные силы. Теперь они почти обыкновенные люди. Возможно, жить будут чуть дольше, и способности неординарные иметь, но все же, — продолжила мысль Перворожденного Литаурэль.

— Но ведь духи тресаиров тоже от стихий? Почему они не забрали их? — спросила Лураса, с сомнением глядя на Литаурэль.

Ей было непонятно, почему Нерожденные должны отказаться от своих возможностей, а Рожденные с духом — нет.

— Дух не принадлежит одному человеку. Он вечен, а человек нет, — уклончиво ответила девушка, послав Лутаргу умоляющий взгляд. Она не хотела и не могла говорить на эту тему, а потому просила молодого человека вмешаться.

— То есть, как вечен? Что станет с твоим духом, когда...

— Проснется в ком-то другом.

— Стоит подумать, как дальше, — кивнув Лите, мужчина перебил отца, решившего еще что-то уточнить для Лурасы. — Куда теперь тресаиры?

— Не знаю. Большинство еще не привыкло к тому, что Саришэ нет, и ничто их не держит здесь. Нужно время, — отозвался Антаргин, а переглянувшись с Лурасой, добавил: — Но кое-кто решил остаться на насиженном месте.

Раса улыбнулась и еще крепче прижалась к любимому мужчине. Это была ее просьба — остаться в Шисгарской крепости. Женщина любила это место за то, что оно когда-то подарило ей. И сейчас собиралась возродить былое величие прекрасного замка.

После заявления Антаргина разговор ушел в сторону от Алэам, хоть молодой человек и подозревал, что они еще не раз вернуться к нему. Лураса принялась вслух размышлять о том, как будет восстанавливать крепость и что для этого потребуется. Перворожденный обещал поддержать любое ее начинание, так же, как и Сальмир с братьями. Еще несколько тресаиров, услышавших, о чем речь, присоединились к обсуждению, видимо также намереваясь принять участие преображении цитадели. Лутарг же, прислушиваясь к беседе, думал о том, что в изумрудных глазах Истинной отражается пламя костра, а на губах сияет самая прекрасная из улыбок.

Решив, что их отсутствие вполне может пройти незамеченным остальными, молодой человек поднялся с земли и, обойдя собравшихся у костра, шепнул на ушко Литаурэль:

— Хочешь, я покажу тебе свое любимое место?

Ее улыбка стала шире, когда Рожденная с духом протягивала мужчине руку, соглашаясь сопровождать его. Сальмир, заметив их сборы, решил поинтересоваться, куда они, но Лутарг с загадочным видом приложил палец к губам, чем вызвал у калерата смешок и отбил желание спрашивать.

Они уже удалились на несколько шагов, когда внимание мужчины привлек ответ Тримса на вопрос одного из братьев.

— Если они до сих пор связаны рьястором, Перворожденному придется как можно бережнее относиться к себе.

Ошарашенный этой мыслью, Лутарг остановился. Не станет одного, не станет другого, — напомнил ему внутренний голос слова калерата.

— Не думай об этом, — Литаурэль потянула молодого человека дальше.

— Но...

— Пока есть мы и рьястор, с твоим отцом ничего не случится.

— Да, но...

— А сердце Лурасы будет биться, пока жив Антаргин. Они еще успеют порядком надоесть друг другу. Вот увидишь, — вновь перебила она его и, повернувшись лицом к молодому человеку, заглянула тому в глаза. — Верь мне, Лутарг. Просто верь, и все будет хорошо.

На миг ему показалось, что глубине зеленых глаз вспыхнуло лиловое пламя, но прежде, чем мужчина уверился в этом, Литаурэль прижалась к его груди и прошептала:

— Так, что ты хотел мне показать?

Поняв, что в данный момент спорить бесполезно, Лутарг поцеловал Истинную в лоб и, подражая ее игривому тону, зашептал:

— Одна девушка мне показывала очень красивую пещеру. Насколько я помню, она находится здесь, неподалеку...

Не дав ему договорить, Литаурэль звонко рассмеялась. Настоящее счастье должно быть громким, говорил ее радостный смех.

Эпилог

— Не видел свою сестру? — спросил у Сальмира Лутарг, ворвавшись в большую залу Шисгарского замка.

— Что, опять не уследил? — не преминул поддеть сына Перворожденного калерат прежде, чем ответить: — Кажется, в травнике.

Молодой человек с благодарностью кивнул, а затем, вернул тресаиру подначку. Взгляд мужчины говоряще задержался на расшитой золотыми нитями рэнасу, в которую Сальмир облачился по случаю прибытия тэланской руаниданы. Издевательское "кавалер" отразилось в улыбке Лутарга, на что Рожденный с духом ответил вызывающим взглядом.

Подобный обмен любезностями стал для них привычной игрой. Каждый отпускал двусмысленные замечания в сторону вторых половин своих сестер. Хотя в случае с Сальмиром этот вопрос еще оставался открытым. Калерат прикладывал усилия, но взаимного интереса пока не добился, — считал Лутарг. Таирия еще не определилась, хоть и поглядывала на калерата с изрядной долей любопытства. Со слов Литаурэль их сближение — вопрос времени, а пока этого не случилось, молодой человек собирался отыгрываться на Сальмире за все, что пришлось выслушать ему самому от заботливой братской семерки. Мужчины не давали ему прохода, поучая, как правильно вести себя с их сестрой, и как, по их мнению, сделать ее счастливой.

Как и сказал Сальмир, Лита обнаружилась в травнике. Ее одежда по обыкновению имела вид крайне непристойный — с точки зрения Лутарга, но не самой Истинной — и мужчина в неудовольствии поджал губы. Он, конечно, понимал, что длинные юбки в некотором роде сковывают движения, но все же не считал необходимым подтыкать подол за пояс, оголяя при этом ноги гораздо выше принятого. Даже тресаирская рэнасу в последнее время перестала казаться Лутаргу вызывающей, ибо то, что творила Литаурэль с тэланскими нарядами превосходило фривольность клиноподобной юбки в несколько раз.

На его приближение и недовольный вид Лита отреагировала тихим смешком и поспешным приведением себя в порядок. Изумрудная ткань платья, опущенная на свободу, соскользнула вниз и скрыла ноги.

— Лучше? — осведомилась у мужчины Литаурэль с наигранным раскаянием в голове, столь противоречащим дерзкой улыбке на губах.

— Гораздо, — проворчал в ответ Лутарг, схватив девушку в охапку и притянув к себе. — И вообще, что ты здесь делаешь в таком виде, когда все остальные при параде ожидают прибытия Таирии?

— Хотела кое-что проверить, — призналась Литаурэль, положив голову ему на грудь.

— Позже нельзя? Обязательно сейчас?

— Пока вспомнила, — будто не понимая причину его возмущения, отозвалась тресаирка.

— И как всегда не вовремя, — вздохнул мужчина.

Он уже привык к этому. Всякий раз по возвращении из горной долины в Литаурэль просыпалась бурная активность. Она начинала лечить, растить, варить, сушить и делать много чего другого, избавляясь при этом от остаточного влияния стихий. В такие дни она сама на себя не походила. Могла говорить то, о чем после предпочитала не вспоминать или, и того хуже, напрочь забывала. Могла без видимой причины смеяться до колик в животе или же, наоборот, лить горькие слезы. Все это до жути пугало молодого человека, но уговорить Литу отказаться от поездок к алтарю Даровавших жизнь ему так и не удалось. В этом вопросе, девушка была несгибаема. Должна, и все тут! Без сосуда обряд будет неполным, а значит служительницы не смогут напитать мир силой Алэам.

Во всей этой истории с Удалившимися и первоосновами Лутарга радовало только два обстоятельства. Литаурэль не стала сосудом в том смысле, в котором им являлись когда-то Хранящие чистоту, и отсутствие каких-либо запретов, ранее бывших обязательными к исполнению служительницами храма Даровавших жизнь. Несмотря на некоторые неудобства, Лита все же принадлежала ему, а уж потом Алэамам.

— Ладно, идем. Нужно сделать что-нибудь с твоими волосами, пока глашатаи молчат. Думаю, времени должно хватить, — сказал Лутарг, продемонстрировав Литаурэль тонкий стебелек какой-то травы вытянутый им из растрепанной гривы черных волос.

— Забыла! Меня Гарья ждет! — отстранившись от него, всплеснула руками Рожденная с духом и заторопилась к крепости, оставив мужчину стоять в дверях травника.

Лутарг только головой покачал, глядя ей вслед. Хотелось и плакать, и смеяться — одновременного. Знали бы собиратели тел во главе с калератом до чего доводит представителя интересов Истинных при тэланском дворе их обожаемая сестра, подняли бы на смех.

Вечером этого же дня, после того, как праздничное застолье отгремело и подошло к концу, а небольшая компания из самых близких собралась в малом зале, Литаурэль огорошила всех неожиданной новостью.

— Будущей весной у нас появится новый брат, — в меру тихо произнесла Истинная, и вроде бы даже не поняла, насколько поразила всех находящихся в зале.

Первым делом Лутарг, Таирия и Антаргин воззрились на Лурасу, ожидая от той подтверждения. Так сложилось, что словам Литы доверяли безоговорочно. За три зимы, покуда тресаиры восстанавливали крепость, приводили в порядок окрестности замка и возводили дома для будущих слуг, она успела сделать немало предсказаний и ни разу не ошиблась.

— Хорошо, я уточню, — продолжила Рожденная с духом, избавив тем самым ничего не понимающую Расу от необходимости объясняться. — У нас — это у тресаиров. Следующим Неизменным правителем рианитов станет сын Нерожденных.

— Риана ждет ребенка? — громким возгласом озвучила всеобщее удивление Таирия.

— Почему нет? В физическом плане она... — заговорила Литаурэль, но была перебита задумчивой фразой Перворожденного:

— Значит, они смогли простить друг друга.

— Там нечего было прощать. Все, что делала Нерожденная, она делала ради Риана, считая, что он не захочет расставаться со своими божественными способностями, — в голосе Литы появилась доля иронии.

— Но сам Нерожденный...

— А он для сестры согласен на все, что угодно. Ей нужно было только попросить, объяснить ему все, и... Но она на это так и не решилась. От Кималы...

— Приемная мать близнецов, — вставил Антаргин.

— Риана узнала, — продолжила Литаурэль, — что никакие они не боги, и что, стихиям претит само их существование. И что с имеемым придется расстаться. Так или иначе. И вообще, что я вам все объясняю? Вот приедут они, сами спросите!

На этой загадочной ноте оборвав разговор, Литаурэль схватила Лутарга за руку и потащила к двери.

— На воздух хочу. Прогуляемся немного, — шептала она молодому человеку, не обращая внимания на гневные и недоумевающие реплики, несущиеся им вслед.

Летняя ночь встретила их теплым ветерком, дымом костров и звуками веселья. Прибывшие с Таирией гвардейцы и местный люд, подвязавшийся служить в Шисгарской цитадели, по-своему чествовали прибытие руаниданы и щедрость замкового смотрителя. Антаргин велел выделить к народному гулянию несколько бочонков вина из крепостных запасов и обязал кухарок отослать в селение десятую часть приготовленного к хозяйскому столу.

Выйдя за крепостные ворота, Литаурэль свернула в противоположенную от веселья сторону и повела молодого человека вдоль каменных стен. Они медленно брели под взглядом полной луны, держась за руки и наслаждаясь моментом. Тишина и романтика ночи одинаково нравилась им обоим.

Когда людской гомон стал чуть слышен, Лутарг спросил у Истинной.

— Зачем ты сказала им об этом?

— О чем? — не поняла она.

— О Нерожденных.

— А-а-а, о них, — отозвалась Литаурэль и, помолчав немного, добавила: — Вспомнила, что они будут просить руки нашей дочери.

Лутарг, ожидавший услышать что угодно, но не это, застыл, как вкопанный, вглядываясь в девичьи черты, озаренные серебряным светом луноликой Траисары, а Литаурэль, не обращая внимания на его замешательство, тем временем продолжала: