В первый же вечер Рейган понял, как сильно Салли любит мужа. Чуял. Было ясно, что он ни на кого своего бету не променяет. И это только подливало масла в огонь. Рейган понимал, что никогда не сможет дать Салли то, что способен подарить Тобиас. Разве сможет обеспечить такое чудо какой-то приблудный омега — без роду без племени, полуграмотный, болтающийся по улицам, как перекати-поле, не имеющий даже самого захудалого жилья и регулярно подрабатывающий проституцией? И всё же Рейган тянулся к Салли с самой первой минуты знакомства. Он даже пирожные помчался покупать, едва понимая, почему это делает. Просто захотелось чем-нибудь порадовать необыкновенного сородича. От прежней злобной ревности не осталось и следа — она сменилась безмолвным обожанием. А когда Салли рассказал о Двуликих и их предназначении, то в душе Рейгана всё же начал теплиться огонёк надежды.
С каждым новым часом, проведённым с Салли, Рейган увязал в своей резко вспыхнувшей любви, как оса в сладком сиропе. Он скрывал эту любовь от всех, вёл себя как просто друг, а сам в это самое время страдал. Ночуя у знакомых омег, он до смерти боялся в моменты страсти назвать Дика или Нолана именем Салли. Даже во сне видел только Салли. Прекрасного и желанного. И всё же Рейган не решался разбивать счастье друзей. В том числе и от нежелания пачкать Салли той грязью, что налипла на него за время жизни сперва с работорговцами, а потом в большом городе. Двуликий чувствовал себя слишком грязным, чтобы пытаться добиться взаимности со стороны возлюбленного. С Тобиасом общаться и то было проще! Да и где это видано, чтобы приличные супруги допустили в свою постель чужака?! Да если люди узнают, то всё — репутация будет погублена, и останется только переезжать туда, где вас никто не знает. И это на фоне лицемерного благочестия высших кругов, которые среди своих и вдали от чужих глаз и не такое себе позволяли. Всё-таки проповеди церковников крайне жёстко осуждали подобные вещи.
Когда близнецы начали знакомить Салли со своими планами и изобретениями, то Рейган ухватился за новую надежду — попытаться провести с Салли хотя бы часть течки в качестве испытания очередной задумки. Тобиас мог бы и согласиться... если бы не его озабоченность своим финансовым положением и опасением, что Салли его всё же бросит. Рейгану и самому с трудом верилось, что выходец из такой важной семьи так запросто может отказаться от привычного комфорта, однако Салли не жаловался. Эта стойкость была удивительна, пусть и вполне ожидаема от потомка Спенсеров, и всё же историк боялся потерять то, что было ему так дорого. Навещая друзей после визита Арчибальда, Рейган не раз слышал, как шушукаются между собой другие жильцы дома Рейнольдсов, какими глазами они провожают нового соседа, и вряд ли Тобиас обо всём этом ничего не знает. Про университет и говорить нечего. То-то друг так переживает, когда денег почти не остаётся!
Посидев в снегу немного, Рейган всё же поднялся и поковылял в сторону притихшей площади. Надо где-то приткнуться на ночлег, пока на охоту не вышли "быки" работорговцев. Проходя мимо дома Рейнольсов, Рейган не удержался и украдкой заглянул в окна Мариусов, в которых ещё мерцал огонёк керосиновой лампы. Заглянул и отпрянул, увидев, как Салли и Тобиас раздевают друг друга, отступая к постели. Салли снимает с мужа эти нелепые очки и бросает на стол... они опускаются поверх одеяла... сплетаются в плотных объятиях... Рейгану страстно захотелось оказаться там, рядом с ними, и присоединиться. Омега буквально чувствовал их усилившиеся запахи, которые, соединяясь, дарили чувство неописуемого наслаждения. Чувство покоя. Если соотносить с преданиями предков, то это означало, что Салли и Тобиас прекрасно, даже идеально друг другу подходят. И, раз этот аромат вызывает столь сильное притяжение, подходят самому Рейгану. Но разве позволят они стать другу — всего лишь другу! — третьим в семье? Нет, Тобиас, да и Салли тоже, вряд ли захотят портить себе репутацию — слишком многое от неё будет зависеть в будущем. К тому же они любили друг друга больше жизни. Ради Тобиаса Салли бросил прежнюю жизнь, а Тобиас рискнул выкрасть Салли из родительского дома, наплевав на возможные проблемы. Сможет ли когда-нибудь кто-то так же поступить ради самого Рейгана? Вряд ли.
Стало заметно примораживать — надолго оттепель не задержалась. Двуликий поднял воротник, закрываясь от поднявшегося колючего ветра, и побрёл куда глаза глядят. Его то и дело засыпало снегом, сдуваемым с крыш, но парень этого даже не замечал. Он чувствовал себя потерянным, одиноким и никому ненужным. До боли знакомое чувство. Не то, что пару часов назад, когда Салли и Тобиас поддерживали его с обеих сторон...
— Рейган! — вдруг окликнул знакомый голос. Рейган обернулся и увидел Дика, который, похоже, тоже возвращался домой. — Ты далеко?
— Да так... — пожал плечами Двуликий. — А что?
— Зайти ко мне не хочешь? — Дик смущённо спрятал руки за спину и начал ковырять снег носком сапожка. — Мои сейчас за городом и вернутся только послезавтра... Ты где сегодня ночуешь?
— Нигде... пока.
— Тогда пошли? И в тепле поспишь и накормлю, если ты голодный.
— Есть-то я не хочу — с друзьями погуляли.
— А как насчёт чего... другого? — Дик отвёл глаза.
— Дик, я тут хватил лишку пива... — попытался отговориться Рейган — перед глазами всё ещё стояли образы друзей.
— Да я чую, но ведь это не помешает. Ты так хорошо пахнешь... и мы уже не один раз... Или ты не хочешь?
Дик был сыном зажиточного булочника, который жил неподалёку. Тайну Рейгана он узнал случайно, когда парня наняли присмотреть за мальчишкой во время течки. Тогда Дику было пятнадцать, а на первую случку омежка уболтал приятеля уже через полгода. Встречались они довольно часто. Дик исправно держал язык за зубами, ловя свободу в объятиях необычного любовника — отец уже планировал со временем выдать его замуж за своего компаньона. Рейгану этот парнишка тоже нравился, но не настолько, чтобы вытеснить из сердца светлые образы Салли или его мужа. Однако созревающее в яйцах Двуликого семя уже начало требовать выхода, и Рейган пошёл за другом. Выпив чаю, он почти сразу потянул Дика в постель, изо всех сил стараясь не думать, что рядом с ним не Салли.
— ...Кто такой Салли?
Озадаченный голос Дика выдернул Рейгана из усталой истомы после сцепки. Рейган кое-как разлепил веки и недоумённо повернулся к любовнику.
— Какой Салли?
— Тебе лучше знать. Ты, когда кончал, всё бормотал мне на ухо: "Салли... Салли..." Кто это?
Рейган приглушённо выругался и сел. Всё-таки спалился! В свете керосиновой лампы он ясно видел, как обижен Дик.
— Никто.
— Врёшь. Это омега? Имя омежье, старое.
Рейган отвернулся. Перед другом было крайне неловко.
— Да, — выдохнул он, с трудом сдерживая наворачивающиеся на глаза слёзы. — Это омега.
— Я его знаю?
— Нет. — Рейган попытался проглотить подкатывающий к горлу сухой ком, но тот застрял почти намертво.
И Дик всё понял.
— Ты... влюбился?
— Да... но он... он... — Рейгана начало трясти, и он закрыл лицо ладонями.
Дик встревоженно обнял его.
— Что он?
— Он муж моего лучшего друга... и Салли... он... он просто ангел. Он такой... а я... — кое-как выдавил из себя Рейган, и его всё же прорвало. Двуликий рухнул на разворошенную постель, уткнулся в подушку и зарыдал, выплёскивая всё, что носил в себе столько времени.
Никто, кто знал Рейгана в его вольной жизни, никогда не видел его слёз. Ни уличные клиенты, ни посетители борделя Расмусена, ни те, с кем он прежде работал, ни друзья, ни любовники. Никто, и Дик был ошарашен увиденным. Рейган плакал горько и отчаянно, что только подтверждало, что всё более чем серьёзно. Всё, что юноша мог сделать — это прильнуть к своему любовнику и попытаться хоть как-то его утешить.
Как же всё-таки паршиво быть омегой!
Снаружи темнело, и дико завывал ветер — снова начались морозы и метели. Со стороны площади виднелся свет уличных фонарей, которые уже зажигались. Салли зябко повёл плечами и поправил наброшенное сверху пальто. Очень хотелось подбросить в печь хотя бы пару полешков, но дрова опять надо было экономить — обещанное жалование Тобиасу так и не выплатили. Молодая семья проедала последние деньги и, как могла, экономила топливо, как следует обогревая комнату только на ночь. Каждый раз, как Тобиас возвращался домой и молча садился за стол, по его лицу Салли видел, как его бета мучается от невозможности обеспечить семью даже самым необходимым. Чай они вторую неделю пили без сахара, да и чаем это с трудом можно было назвать, а еда стала совсем простой и незамысловатой. Салли по-прежнему не жаловался, подбадривал мужа, однако тому легче не становилось. Друзья иногда приносили что-то, но и эту помощь Тобиас принимал, скрипя зубами — после праздников парни сами едва сводили концы с концами. Рейган, видя, как младшие Мариусы страдают, мучительно боролся с искушением снова подработать привычным способом, но Эркюль был неумолим — никакой проституции. Он постоянно находил для Двуликого какие-нибудь поручения, за которыми некогда было думать о сторонних подработках. На днях Рейган, уходя, оставил у друзей большую часть первой зарплаты, которая сразу была потрачена на дрова и еду, да и ту отдал Салли тайком — раздражённый Тобиас, стоило лишь заикнуться, и слышать ничего не хотел, а потом, увидев более приличный суп, поморщился, но промолчал и не стал отказываться. Правда, ел без особого аппетита.
Тобиас начал плохо спать, часто вставал среди ночи и молча сидел за столом, о чём-то размышляя. Стоило Салли проснуться, как историк делал вид, что всё в порядке, и всё же это было не так. И омега решил искать работу. Хоть какую-нибудь. Об этом он сказал Рейгану, который выкроил немного времени и забежал в гости.
— Салли... — вздохнул парень, грея ладони о кружку с кипятком.
— Я знаю, понимаю всё, но долго так продолжаться не может. Соседи шушукаются практически открыто, двое язвят прямо в глаза, Тобиас совсем измучился и того и гляди сорвётся. Я просто не могу его таким видеть. И я чувствую себя бесполезным захребетником! Я уже Оскару по дому помогать начал, и Урри платит продуктами, Робби недавно попросил кое-что перешить для детей, а ведь скоро надо платить за комнату! Если мы не достанем денег...
Рейган нахмурился.
— Ты так твёрдо намерен устроиться на работу?
— Да. Папа Эли сказал, что у Эркюля в конторе места нет — Черри справляется сам, а переписывать вручную пока ничего не надо. Тобиас пытался взять заказ на переписку университетских каталогов для меня, но там опять какие-то интриги между кафедрами начались. Даже экспедиция под угрозой срыва! Ребята меня с собой брать отказываются и даже посоветовать ничего не хотят... Я не могу просто сидеть дома и ждать неизвестно чего! Ты не знаешь, куда меня могли бы взять хотя бы на время? Пусть немного, но заработаю.
Рейган задумался и вдруг сказал, заметно оживившись:
— Пожалуй... в одном месте можно попытаться. Я только уточню, не взяли ли туда кого, а потом сходим.
— Где? — обрадовался Салли.
— Не сейчас. Я не могу отвести тебя туда, где ты не будешь в безопасности. И я всё-таки тоже работаю. Придётся отводить тебя туда, а потом забирать. И если Тоби узнает, то может разозлиться. Он же дико боится за тебя.
— Но раз ты подумал про этот вариант...
— Не всё так просто, — качнул головой Рейган. — Этот вариант Тоби точно не одобрит, хотя за твою безопасность там я почти уверен.
— И что за работа?
— Натурщиком в художественной мастерской. Я тут недавно одного приятеля встретил... ну, который художник, и я ему позировал, после чего он меня на подработку в колледж устроил.
— Да, я помню, ты рассказывал. А ему ещё требуются натурщики?
— И достаточно часто. Он сейчас затевает новую картину и ищет подходящую натуру.
— И... кто он? — Салли напрягся, вспомнив, что Рейган рассказывал про такие места.
— Вообще-то он пока только студент колледжа изящных искусств. Его отец достаточно зажиточный, снимает ему квартиру на улице Золотых фонарей.
— А он кто? Бета?
— Да. Зовут Лориеном.
— И... насколько он надёжен в плане... безопасности?
— Вполне надёжен. Лори буквально помешан на идее стать настоящим художником и очень здорово рисует. Со своими натурщиками он всегда обращается по-людски, а если попадётся какой-нибудь особенный, то Лори с него буквально пылинки сдувает и носится, как дурень с писаной торбой. Он как-то на рынке встретил какого-то особенного альфу, тут же в него вцепился и еле-еле уговорил на пару сеансов. Даже имя не спросил — забыл второпях. Может, много и не заплатит — деньги на натурщиков отец даёт неохотно — но зато лапать точно не будет. За его соседа Кёрка тоже переживать не надо. Может, он и пустомеля, любящий перебрать с пивом, но Лори его всегда одёрнуть может.
— Так в чём проблема?
— Тоби терпеть не может художников. Однажды он встречался с омегой, который как раз устроился подработать в скульптурную мастерскую, и мастер его соблазнил, а потом, как наигрался, продал в бордель, где парень долго не прожил. Это было ещё тогда, когда Тоби только-только поступил на первый курс. Мне Фран рассказал.
— А если объяснить, что этот Лори приличный?
— Достаточно одной только принадлежности к этой братии. И если ты сможешь устроиться туда, то Тоби не должен ничего знать, иначе всё пропало.
— И когда ты к нему пойдёшь?
— Завтра заскочу. Тоби ни полслова, ясно?
Салли молча кивнул. Врать мужу очень не хотелось, но пора было уже что-то делать. Все робкие намёки на трудоустройство в городе Тобиас отвергал с завидным упорством, раздражённо повторяя одно и то же, однако так дальше продолжаться уже не могло.
Улица Золотых фонарей находилась не слишком далеко от ближайшего газгольдера и была так прозвана за красивые фонари, которыми освещалась. По соседству с этой улицей полтораста лет назад было построено величественное здание, известное как Галерея, в котором проводились самые важные светские публичные мероприятия, и потому, когда началось активное внедрение электрических ламп, Галерея стала одним из первых зданий, переоборудованным под них. Даже городская мэрия не оказалась в первых рядах! Улица по соседству, которая раньше называлась иначе, как раз прилегала к той, на которой возвели Галерею, именно по ней прибывали экипажи с гостями, и потому уличное электрическое освещение впервые было установлено именно здесь. Сами фонари, как и стоящие перед парадным входом в Галерею, были покрыты стеклом золотисто-жёлтого цвета вместо прозрачных бесцветных, и на это волшебство науки часто приходили посмотреть не только все окрестные жители, но и других районов. Даже спустя годы эти фонари продолжали заливать своим светом всю улицу и близлежащие переулки. Кроме нескольких магазинчиков и преуспевающего ателье на улице Золотых фонарей стояли дома, в которых сдавались комнаты внаём, но они были куда богаче дома Рейнольдсов, пусть и не стоили так же дорого, как квартира старших Мариусов. Мебелированные комнаты тоже освещались электричеством, имели прочие современные удобства, потому позволить себе поселиться здесь могли не все, но отец Лориена, достаточно богатый владелец соляного промысла и пары консервных заводов Джулиус Райли, вполне мог себе это позволить. Лориен был его младшим сыном.
