— С такими-то правилами ... как орден может продолжать существовать? По идее, все вы давно бы уже должны были или погибнуть или перебить друг друга, — удивился Викариан.
— Твоя правда. Думаю тебя удивит, что подавители не только не вымерли, но ещё и считаются одним из древнейших братств Кеплера. В главной цитадели, где мудрые и абсолютно спятившие бессмертные Стражи Мудрости оберегают Серебряную Библиотеку, сокровищницу знаний о самом разнообразном колдовстве, есть циклопических размеров гобелен. Это полотнище, на котором запечатлена вся история ордена. Когда нас молодых послушников проводили к 'Чаше Отречения' дабы посвятить в боевые братья, я узрел, что наша история просто невероятно древняя ... и еще, что мы не всегда были таким.
— Такими? Ты имеешь в виду, жнецами? — анархомаг аж подался вперед. Было видно, что сущность постоянного искателя новых тайных знаний начала брать вверх над ненавистью.
— Да. — коротко ответил Ял и поспешил продолжить пока Рах не завалил его новыми вопросами и не отвлек от повествования. — Сам орден был основан больше тысячелетия назад. Уж не знаю, что привело к изменениям и почему часть традиций до сих пор исполняется, в то время как остальные искажены до неузнаваемости. Но полагаю, это одна главная причина почему подавители до сих пор существуют. К примеру, многие считают, что там где проходит войско охотников за магами не остается ничего живого. Ну отчасти это правда, они действительно не берут ни рабов ни пленных. Однако мало кто знает, что далеко не все, кто попадается им на пути лишаются голов. Дети до шести лет не уничтожаются, а забираются в цитадели для того, чтобы вырастить из них новое поколение боевых братьев.
— Ты говоришь о детях, но при этом упоминаешь только мальчиков, а что с девочками? — решился спросить Даниэль.
— Им тоже сохраняют жизнь, но что с ними происходит дальше, мне неведомо. После церемоний сожжения, запятнанных порчей колдовства, я не раз слышал, как сенешали приказывали собирать всех детей. Когда в наш род пришли подавители мне было чуть больше четырех. Тогда в колоннах скованных единой цепью вместе со мной шли и девочки тоже. Но после того, как ворота цитадели захлопнулись за нами, погрузив все вокруг в непроглядный мрак, я боле не видел женщин вплоть до своего первого боевого похода в четырнадцать лет, — он задумался ненадолго, — с другой стороны, может я их и видел, просто дело в том, что всех нас сгоняли в стойла, где мы были словно рыбы в бочке, остригали на лысо. Потом, когда тебе исполнялось шесть лет, в первый раз давали в руки боевое оружие и выводили в круг крови против такого же ребенка, как и ты. Живым из него выходил только один. Мне достался сильный соперник, когда я первый раз ступил на сырой от крови песок арены. Я знал его, это был мальчик из соседнего стойла. Крепкий парень, который мог бы стать великим боевым братом и в честном бою я ему был не ровня, но горсть песка, угодившая тому в глаза, решила исход сражение в мою пользу. Я вернулся на каменные скамьи зрителей и наблюдал за другими детьми, выходившими на бой и честно сказать, некоторые из них либо были хрупкими от рождения, либо были девчонками. В любом случае, практически все такие 'бойцы' погибали очень быстро, едва ли пара тройка из них пережила тот день. Второй раз, в круг крови мы выходили в двенадцать лет, прямо перед посвящением и вот там-то уже точно были только парни, я каждого знал по имени, а некоторые были моими, ну скажем так, друзьями.
— Стойла? — жрец сложил руки домиком приложив их к губам, словно в молитве. Было видно, что Даниэль искренне переживает за судьбы тех несчастных, о которых рассказывал Ялазар. — Лишь животных ставят в стойла. Как же дети не погибали там?
— А кто сказал, что не погибали? Дохли по дюжине в месяц. До шести лет мы были чем-то вроде рабов и мелких служек, предметами мебели в священных залах наших крепостей. Если ты провинился, тебя забивали до смерти на глазах остальных или освежевали заживо. На самом деле, мы были эдакими живыми учебными куклами для молодых экзекуторов, так что нас часто хватали просто так, без всякого повода. Акт устрашения для молодняка и практика для будущих дознавателей. После первого круга крови, нас начинали готовить к будущем битвам. Весь день был расписан по минутам. Подъем засветло. Тренировки под мерный монолог паривших над ристалищем Стражей Мудрости, то и дело срывавшихся в дикий визг и шипение, прерываемые лишь на прием скудной пищи и молитвы очищения. Многие сходили с ума, бросались на свои мечи или из высоких стрельчатых окон башен. Тому не мало способствовало странное поведение наших бессмертных учителей, что иногда просто зависали над послушником, не оставляя ни днем, ни ночью повторяя раз за разом одну и туже ничего не значащую фразу или просто исходивших нечеловеческим криком. Хех, правда обычно таких бедолаг мы сами же и душили, ибо спать, когда над ухом у соседа орет свихнувшийся инфернал, было невозможно. Положение усугублялось тем, что еды всегда не хватало и старшие дети постоянно приходили к нам, чтобы отобрать у нас и без того скудный обед. Кровавая резня в столовой стала делом практически ежедневным, правда наставники зорко следили, чтобы всех кого ещё можно спасти не добивали.
— Учитывая все это в живых вообще никого не должно было остаться. Голод болезни, постоянные убийства и безумие, должно было выкосить вас под чистую.
Ялазар невесело ухмыльнулся:
— Не знаю, что за тварь выползшая из самых глубин ада придумала такой способ обучения, но в находчивости ей не откажешь. Разумеется мы не могли соперничать со старшими за еду и они отбирали у нас её почти всю, а тех кто ещё пытался сопротивляться, забивали до потери сознания. Когда наши ребра уже едва не рвали кожу и мы начали умирать прямо на полигонах во время тренировок от недоедания, к нам пришел один из сенешалей и показал способ выжить. Он выбрал самого слабого из нас, что уже не мог двигаться и одним движением оторвал тому голову, потом вспорол ему живот, выпотрошив, словно рыбу и бросив тело в огонь сказал всего лишь одно слово: 'Ешьте'.
— И? — Вик не хотел знать правды, но он должен был спросить.
— Как видишь, перед тобой сейчас живой человек, а не призрак сдохшего от голода мальчугана. Это достаточно прозрачный ответ?
Вик сглотнул подкативший к горлу ком и кротко кивнул.
— Мы выживали. И ради этого отказывались от всего, что делало нас людьми. Щенками прокаженных, как нас называл наставники. Мы забыли, что такое сочувствие, жалость к себе и другим. Были лишь бесконечные тренировки, упражнения, схватки, монотонные голоса стражей мудрости и их истошные крики уже не будившие нас по ночам. А каждый вечер мы ждали, кто из нас первый уснет, дабы растерзать того. Мы учились искусству войны и выживания, учились экономить силы, распределять их Так, чтобы не только побеждать, но и чтобы оставалось про запас, ибо кто первый уснул, больше никогда не просыпался. Как-то раз меня сильно измотали и в середине ночи я понял, что больше не могу сопротивляться, уплывая все глубже в царство снов. Я видел, как мрачные тени в углах стойла зашевелились, зашипели, предвкушая скорый ужин. Тогда я решил раз не получается выжить при помощи силы, то надо избрать иной путь, притворившись окончательно уснувшим. Когда же первый, самый нетерпеливый и здоровый, а потому всегда голодный, Пеливий кажется, кинулся на меня с ножом, мне оставалось лишь вскинуть меч и он сам насадил свое сердце на мой клинок. Я пережил ту ночь и в общем с тех пор ко мне стали относится гораздо осторожней, а наставники стали гонять в два раза сильнее, в конце концов сделав первым братом-сержантом из нашего поколения.
— У вас тренировали только бойцов или этих стражей мудрости тоже растили? — анархомаг все это время жадно впитывал информацию. Явно соскучившийся по поискам и познанию чего-то нового, теперь ему наконец выпал шанс узнать что-то до селе неизвестное.
— Готовили только боевых братьев, Стражи не были людьми, скорее это были какие-то вечные инферналы, благополучно рехнувшиеся. Видимо в их обязанности раньше входило воспитание молодых послушников тем канонам и правилам, что были прописаны в кодексе ордена изначально.
— Так если они сошли с ума и при этом отвечали за обучение. Не могла ли их болезнь послужить той самой причиной, по которой подавители, как ты говоришь изменились?
— Я сам задавался этим вопросом, если честно и пришел к выводу, что скорее всего, это могла быть одна из важнейших причин. Вспоминая сейчас слова этих бестелесных духов, я легко распознаю, что пока они были в здравом уме, они вещали о сохранении жизни, о том что магия нуждается в осторожном обращении и ну и так далее. При этом, там не было ни слова об убийства и лишь когда сияющие образы стражей мудрости накрывала тень искажений, они превращались в без устали орущих банши. И вот там уже был полный набор: и о смерти, и о боли, и о еретиках. Что же касается болезней, о которых ты упоминал, то они были только до нашей первой битвы. Дальше, я честно говоря, не могу вспомнить ни одного случая даже банального насморка. К тому же, теперь уже младшие стирали нашу одежду, убирали в наших стойлах, пока мы были на тренировках. Так что наше поколение уже не походило на слоняющиеся куски слипшейся грязи, а под ногами перед сном не хлюпала зловонная жижа из продуктов жизнедеятельности.
Прошло уже довольно много времени и невидимое солнце перевалило за полдень, когда прям посреди рассказа Викар заметил, что с севера к холму неспешно бредет знакомая фигура. Буря на горизонте сошла на нет и было не удивительно. Виновник её возникновения уже давно покинул эпицентр, сейчас приближаясь к храму Бога Вечной Переправы. Шраум обещал награду за оказанную помощь, но сейчас срываться с места и идти её требовать парню очень не хотелось. Поэтому проследив за движением наемника и поняв, что тот направляется к его ненаглядным курильням, полным человеческого праха, он решил навестить его позже и продолжил слушать Ялазара. Тот же вел рассказ взахлёб, будто наконец-то мог выговориться и старался рассказать как можно больше, пока его были готовы слушать. Видимо странствия в одиночку были тяжелым бременем, а напускная веселость уже не могла заполнить саднящий нарыв одиночества. Не даром Ял так хорошо понял причину болезни Раха.
— Сначала орден уничтожает твою личность, с детьми это не сложно, выжигая все слабости и желания, а потом начинает лепить из тебя того, кто ему нужен. Наказание за неудачу на этом пути одно — смерть. Награда тоже одна — смерть, просто чуть позже и когда ты уже будешь вымазан в чужой крови с ног до головы. В двенадцать лет, сразу после второго круга крови, как я уже говорил, мы прошли обряд посвящения, в главной цитадели ордена, — Ялазар провел рукой по лицу, — но что там было, я не хочу вспоминать ... по крайне мере, не сейчас. Скажу одно, тот день затмил собой все пережитое мной до и после него. В начале нас было несколько тысяч, маленьких грязных, напуганных детей. В конце, из ворот Рока Малефиков вышла едва ли сотня, но каждый из нас в свои младые годы мог одолеть в бою опытного ветерана какого-нибудь полиса из срединных земель. Ещё два года мы служили при войске сенешаля Раута, да пребудет его израненный дух в покое во веки вечные. Человек он был безжалостный, но справедливый и в отличии от других командиров, не истязал провинившихся оруженосцев, а заставлял совершенствовать свой навык до тех пор, пока ты не падал без сил. Это многим из юных спасло в будущем жизнь. Ну, а в четырнадцать, нас посветили в рыцари. Вот так вот щенок прокаженных, рожденный в огне его полыхающего рода, закалялся в крови, проходя каждый круг становясь сначала послушником, потом оруженосцем и в конце, возводился в статус боевого брата.
Ял задумался и очень долго никто не смел прервать тишину мрачных воспоминаний. Пара женщин, что заприметили вернувшегося повелителя костей, радостно кинулись к нему. Но толи аура возле тлевшего костра была по-настоящему тяжелой. Толи какое колдовство отвернуло их от намерения разбавить чисто мужскую компанию своим смехом. На пол пути они осеклись и не сводя взгляда со старого анархомага, попятились прочь.
— Бойтесь понять своих врагов, ибо по-настоящему поняв их, сможете ли поднять на них руку? — Даже Рах теперь был менее враждебно настроен и процитировал какого-то неизвестного философа. — Я так понимаю вы стали живым оружием, которое не спрашивает, а действует. Так что же произошло, почему ты покинул орден?
— Не поверишь, но причиной стала женщина, вернее молодая девушка.
— Ты прав, я не верю, — удивлено толи хмыкнул, то ли хрюкнул анархомаг, — Что же это за девушка, которая сумел обольстить подавителя.
— Не просто подавителя, а боевого брата во время шествия жнецов, вот только ни о каком обольщении там речи и не шло. То была моя двадцать третья зима под небом Кеплера, — Ялазар на секунду задумался, считая что-то в уме, — пять лет назад. Мы тогда шли широким полумесяцем по землям дальнего Виригия. Хотя сейчас, я слышал, то место носит иное название, видимо люди всеми силами стараются забыть бойню, что мы тогда развязали. Рассказчик закашлялся и отстегнув полупустой бурдюк от пояса, сделал пару больших глотков. Посмотрев на собравшихся, улыбнулся будто только что не делился кошмарами своего прошлого.
— Вам не предлагаю, не обессудьте, ибо ваше пойло пить у меня желания нет никакого, а вино стоит дорого и мне что-то подсказывает, никто из вас сей утонченный вкус не оценит.
— Больно надо, — буркнул Рах, которому не терпелось услышать продолжение, — ты не отвлекайся, что дальше-то было?
Вик видел насколько старый маг изголодался по новым открытиям и только теперь начал понимать, как же тяжело ему дается та жертва. Добровольно отказаться от самой своей сути и остаться на зимовку в Храме. Это была немалая жертва ради сохранности тех миров, что скрыты в его удивительном артефакте. Как минимум подобное вызывало уважение. Ял ещё раз отхлебнув, приторочил меха на место и продолжил:
— На чем я остановился? Ах да, Виригий. Так вот, это был мой уже пятый поход, но впервые я участвовал в шествии жнецов. Мы сжигали города один за другим, а ужас и отчаяние наполняли земли, заставляя все живое бежать от нас, словно зверей от лесного пожара. Из ворот Рока Малефиков вышло чуть больше тысячи боевых братьев, что как вы понимаете, при средней величине полиса в пятьсот, семьсот жителей, из которых дай бог пара сотен умеет держать оружие, есть грозная сила. К тому же, почти все мы были ветеранами, опытными, безжалостными и неостановимыми. Пожалуй, даже встреть тогда самого Агахана, повелителя Великой Орды на своем пути, мы без сомнения ринулись бы в бой. Однако через полгода похода на нашем пути стали попадаться лишь оставленные жителями города-призраки, да разоренные бандами мародёров и работорговцев лагеря беженцев. В итоге, наш курфюрст объявил, что очищение состоялось. Поход был более чем удачным, ибо погибло меньше сотни братьев, а жатва оросила кровью колдунов землю, вдосталь напоив ту. На самом деле, он разглагольствовал часа четыре, а мы просто стояли под проливным осенним дождем и слушали этот бред, не особо вникая в слова. Меч не должен думать в конце концов, он должен разить. В общем армия повернула назад, все так же не встречая сопротивления. К тому же, у нас собралась колона из почти трех тысяч детей. А значит, что скоро опустевшие за время долгого похода стойла, снова наполняться изможденными телами, бьющимися за право жить в этом поганом мире.
