— Еще пять Мессеров с немецкой...
Да, это не просто полярный лис — это очень толстый полярный лис!
Будто из-под земли вырастает разведка.
— Что?
— К аэродрому только две дороги. От нас и с той стороны озера. Взлетная полоса упирается в озеро. Если будут взлетать пройдут прямо над головой. Там дальше есть открытое пространство — пляжик маленкий, аэродром как на ладони.
— Прикрытие?
— Не разглядеть... или спрятано.
— Плохо, очень плохо.
— Что вы думаете, товарищ капитан? — лейтенант еще молод, но боевой.
— А у нас есть выбор? Нельзя дать им взлететь...
Лейтенант кивнул. Нас 27 — последняя партия и я с лейтенантом. А сколько немцев на аэродроме? Еще обслуживающий персонал, еще охранение... Мать моя женщина! Что ж мы собрались делать? Смотрю на мужиков и понимаю — сделают! Даже не обсуждается.... самолетам нельзя дать взлететь. Кому жить, кому умирать — не мы решаем... это война.
— На пляже останутся 1, 8, 12 и... 7, — по прежнему по номерам, удобнее, да и ребята уже привыкли, — дальность метров 800 — передельная, но к самолетам никто не должен подойти. И на взлете, если что, бронебойными. Это к тебе седьмой. Дальше. Охрану на перешейке снимаем в ножи — 3 и 9 с этого края. 11 и 18 с дальнего. БеТеРы прикроют отходы. К дальнему перешейку группа лейтенанта. Минирование на 15, 16 и 26 — не подведите. Прикрытие отхода и БТРов — 2, 4, 6, 11, 23 и 25. Все остальные — по обстоятельствам. Сами себе 'и начальник и падишах' — как учились. Операцию начинаем через полчаса, в 12,45. Я на вас надеюсь, ребята. Всё. Вперед!
Ровно в 12.45 первый выстрел со стороны пляжа. Немцы всполошились. Поздно! Мы уже здесь! . Ага, вот и прорезались огневые точки: пара зениток 76мм Лендера, 37мм Бофорс, счетверенные пулеметы — 4 огневые точки... сидели, выжидали до последнего. Мои диверсанты растворились в белой круговерти. Выстрелы, крики... Сама стреляю и, кажется, кричу. Внезапность сыграла на руку, но немцы быстро приходят в себя и огрызаются. Все в какой-то дикой пляске — огонь, взрывы, стрельба...
А пока мы как тени, где-то между
Сном и явью и строка наша чиста...
Мы живем от надежды до надежды
Как солдаты от привала до креста...
Внезапный огромный взрыв, а за ним стоб пламени.
— Писец котенку! Топливные баки...
— Сама знаю!
— Самолеты?
— Хрен взлетят!
— Отход!
Вроде бы все подорвали, а что не подорвали растреляли к чертям собачьим.
Отошли, заминировав оба перешейка. Хотя есть опасения, что могут пройти по льду. Отходим, оставляя на тропах и дорогах гостинцы. Но пока погони не видно. Гостинцы лежат тихо — никто на них еще не подорвался.
— Раненые, убитые?
— Шестнадцатый контужен, у троих легкие ранения, двое тяжелоранены — пятому в бедро пуля вошла, а двадцать седьмой — в грудь. Боюсь до госпиталя не довезем... Убитых нет.
Лейтенант замялся.
— Что-то еще?
— Тринадцатый... его нет.
Вот и не верь теперь в плохие числа.
— Как нет? А кто был с ним в паре? Прикрытие?
— Пятый был. Ребята видели, как тринадцатый его тащил, отстреливаясь — там немцев много было, а потом пятого нашли, того — нет.
— Блин! Блин!
Что же делать? А если в плен попал?
'— Водограй Семен Иванович — тринадцатый номер. Не боишься чертового числа?
— А я не боюсь ни черта, ни бога!
— Смотри, Водограй... фамилия откуда такая?
— Так мы с Никополя. Козаки мы. Еще с Запорозськой Сечи. Вот батько был Водограем, так теперь и я Водограй!
— Ой, грай да не загравай!
— А вы що, теж з Украины?
— З Кыэва.
— О! З самого Кыэва!'
— Что будем делать, лейтенант? Остров второй раз штурмовать не получится... Как же все жопно... И вперед надо, и тринадцатого бросать нельзя... Ладно, вперед... Там придумаем. Пока надо отойти и проверить дорогу. Не хорошо будет, если они подмогу вызвали — в спину ударят. Так что, пока вперед!
Раненых погрузили в грузовик. Разведка снова растворилась в лесу. Тишина. Вот бы взять и остановить эту минуту. Остановить войну...
— Там машина!
— Какая?
— Опель-Блиц! Уходит... кажется с острова.
— Каким лешим? Мы же перешейки подорвали? По льду?
Значит, есть еще один ход. Который мы не заметили, пропустили...
— Первый и второй со мной. Догнать его! — Водитель моего БТРа улыбается и кивает. Ему бы на самолете летать, а он водилой. Хотя кто сказал, что БТР не может летать? Может! По крайней мере, один такой в Карельском лесу.
Грузовичок уходил резвенько. Знает, гад, дороги. Ему небойсь и камушки под колеса не попадают. Откуда он взялся, быстрый ты наш.... Между озер дорога почти прямая с небольшим подьемом. Но перед нами дорога перегорожена валунами. Объезжать — можем потерять.
— Стоять! — стучу прикладом по люку.
Ну и тормозит наш водила! Интересно, а почему у самолетов стоп-крана нет? Наверное, для того, чтобы вот так с пассажирами не обращаться. Еле удержалась...
Встала. Теперь надо вздохнуть и выдохнуть, чтобы руки не дрожали. Спокойно. Он не уйдет. Дорога впереди него ровная... ну еще метров двести. А потом поворот... К стрельбе с положения стоя — готовсь! Птицы, птицы, ну чего же вы раскричались так? Не кричите, или я сама закричу... сердце выпрыгивает из груди. Так я в жизни не попаду. Закрываю глаза — 'я в тире... я никуда не спешу... я одна... вот моя винтовка, вот цель — и больше нет ничего...'. Бур доверчиво прижимается к моем плечу — совсем как ребенок. В прицеле прыгает грузовик. Ниже... вот его колеса. Дыхание в норме — палец на спусковом крючке — нежно, как тянут леску... не оборвать бы — выстрел.
К перевернутому грузовику подлетели как на крыльях. Первый и второй стреляли на ходу, выцеливая немцев. Затормозили возле самого кузова. Я вытащила пистолет: 'Тук-тук, кто в кузовке живет?' Немец лежал неподвижно, только его поза... так не падают. Так ложаться! Едва успеваю дернуть корпус уходя с линии огня. Ах ты, черт! По плечу как будто хлыстом огрели. Да я тебя! Всаживаю почти половину обоймы. Вот так! Чтобы твои дети так тебе карты сдавали! А все таки задел плечо, по касательной, но все равно приятного мало.
— Вы ранены, товарищ капитан?
— Да есть, малость... ничего страшного. Кузов проверь. Кто там еще?
Полез.
— Водограй!
— Что?
И вправду — Водограй! Доигрался значит... Но живой! Избитый, связаный, раненый — но живой, чертяка! Козак, мать его... нет, скорее отца!
...Но только через танец на снегу
Багровый вальс-гемоглобин.
— Рассказывай.
— Товарищ капитан...
— Ладно, ладно, не строй из себя целочку. Колись... А то некоторые тут тебя уже похоронили.
— Это кто же?
— Да не будем тыкать грязными пальцами...
— Докладываю. Я Гришу, то есть пятого, оттащил к перешейку и тут заметил еще бункер. Он снегом прикрыт был, а когда взрыв-то был, так пласт снега с угла и сошел. Я хотел его поближе посмотреть...
— Ага, положить пару мин, — мужики тоже слушали, сидя вокруг.
— Ну, да, — не стал юлить тот, — а тут меня и зацепило. А вокруг немцы. Патроны в пистолете кончились — они и навалились. Не успел я гранату вытащить... извините, товарищ Иванова... не успел...
— Дурак! А кого бы мы тогда спасали? Дальше давай!
— А потом они меня потащили в этот самый бункер, который я заминировать хотел. Там металическая дверь дровами прикрыта — так сразу не разглядишь. А внутри... внутри у них целый лабиринт! Когда меня тащили я сумел разглядеть — там солдатов много, в основном СС.
— А чего они не выбежали, когда атака была?
— А я знаю? Может не успели, а может аэродром прикрытием был. Но те, кто меня брал — они точно СС.
— Так. Все интереснее и интереснее... Допрашивали?
— Ну... пару раз по морде дали, а потом между собой ругаться начали. Пришел какой-то тип и давай кричать. Те во фрунт вытянулись и только 'Яволь! Яволь!'. А потом меня в машину погрузили. Там на озере, которое без льда, где оно загибается есть дорога под водой. Мы как ехали, я пару раз сумел голову поднять и посмотреть, Сначала глазам не поверил — как по воде ехать можно, а потом дошло — там насыпь сделана, но так, чтобы из воды не казаться, не видно ее с берега. Хоть убей — не видно.
— Ты про бункер лучше раскажи. Что там еще увидел?
Из рассказа тринадцатого получались интересные вещи. Аэродром, хоть и использовался по прямому назначению, но был скорее всего прикрытием для спрятаной базы СС. Оно удобно — и снабжение рядом, и не подозревает никто. База сама была под землей. А может быть, тянулась даже под озером. Что ж это получается? Брать базу надо сейчас — пока немцы не знают, что мы их нашли. Ждать пока придет подмога — почти сутки потеряем — пока туда, пока обратно, а уже вечер. Да и немцы готовы будут оказать сопротивление...
— Связь со штабом.
— ... Хорошо. Так точно. — Вот и поговорили, вздыхаю. — Слушай сюда, мужики... Грузовик с ранеными отправляем. Генерал обещает подмогу, но не раньше завтрашнего утра — у них сейчас самих весело. Помимо этого — немцы тоже не будут сидеть сложа ручки — тут у них целый прорыв образовывается. А нашим получить СС в бочину будет не радостно. В общем, так — генерал приказал обезвредить немцев. Если возможно — своими силами, потому что подмога, если и будет, то обычная пехтура — все остальные заняты в боях в городе. А пехота наша ССовцам на один зуб. Так что кроме нас — некому.
— Да ладно, товарищ капитан! Понимаем же, не маленькие! Вы нас для чего три месяца гоняли? Чтоб вот таких эсесовцев на колбасу резать! Пусть теперь попробуют, что такое войска специального назначения!
Ох, блин! За что мне такое наказание! Двадцать четыре пацана... и мамочка. Но первый бой прошли — теперь адреналин гуляет, могут к самому черту в зубы полесть и не струсят. Ладно, надо пользоватся моментом... а там, будь что будет.
А серый волк зажат в кольце собак
Он рвется клочья шкуры оставляя на снегу
Кричит: 'Царевич им меня не взять!
Крепись, Ванек, я отобьюсь и прибегу!'
Саня
Снова колонна остановилась — саперы что-то нашли под снежным заносом на трассе. Не прошло и пяти минут, как в лесу ударили очереди ППС. Все-таки его звук не спутаешь ни с Лахти, ни с МП. И вот опять разведка волочет трофеи — два карабина и пулемет — что-то жиденькая засада оказалась. Снова трогаемся. За время стоянки грузовики с вешками поменялись местами — опустевший из головы колонны переместился в середину — задним особо уже показывать дорогу не надо — след наверное не забьется до следующей зимы. Насторожило, что немцы продолжают пытаться повесить над нами раму — МиГи её обычно отгоняют, но три штуки уже валяются на земле. С той высоты, где она еще может спастись — ничего не видно, а любопытные или слишком смелые уже либо едут связанными в грузовиках, либо, в большинстве своем — ждут участи корма для волков и кабанчиков смотря остекленевшими глазами в небо из груд обломков. Моя коллекция пассажиров на внешней подвеске пополнилась финским унтером-сапером — его группа не успела уйти от закладки, в результате единственный выживший из полутора десятков он греет свой зад на моторе Штурма.
Степан
С боями продвигаемся вперёд. Впереди — бывший шведский, русский, финский и снова русский город. Выборг — город древний с нехилым количеством архитектурных мамятников: Старый город, Старый замок... Смертельная для нас ловушка. Сами судите — огромное количество старинных зданий с толстыми стенами, плюс нагромождение оборонительных сооружений различных эпох, плюс узенькие улочки (не везде, правда), плюс гарнизон, готовый стоять насмерть, плюс мы, никогда города не бравшие. Весело.
...Город возникает почти сразу. Сначала — Батарейная гора (наверняка — мощный опорный пункт, ибо господствует над городом). Потом, как только расступаются закрывающие обзор деревья — весь. 'Город-сказка, город-мечта', ага, цель нашего рейда, Выборг.
Финны
-Вилле, ты понимаешь, что бешеная русская колонна завтра будет в Виипури?
-Конечно, понимаю, господин полковник.
-И ты понимаешь, что со всеми резервами которые сюда возможно стянуть даже только теоретически, против неё мы выстоим максимум сутки?
-Да, господин полковник.
-Тогда слушай мой приказ, сынок! Немедленно берешь свой фордик, переодеваешься в гражданское и едешь к дяде Карлу вот с этим письмом...
-Но отец...
-Молчи, я для тебя сейчас только полковник Пирвонен, комендант Виипури, и никто больше. Это приказ! Исполняйте, лейтенант. И упаси вас бог от встречи с русскими.
Владимир
Старший лейтенант, приподняв крышку люка, внимательно наблюдал за лесом. Его Т-34М2 медленно двигался за группой саперов. Два мощных фугаса заложенных финнами могли оставить от многотонной машины лишь воспоминания. Потомкам. У кого они есть.
Саперы извлекли опасную находку, погрузили взрывчатку в полуторку и продолжили движение. Он знал, как выглядит подорванный фугасом танк. Даже хоронить никого не придется.
В особую бригаду генерала Мындро, экипаж старшего лейтенанта попал из 1-й танковой дивизии Баранова. 19 августа 41-го, его рота, действуя в составе дивизии, уничтожила 43 немецких танка из 10-го танкового полка 8-й танковой дивизии вермахта. Из них 22 танка и одно ПТО, экипаж под его командованием уничтожил, находясь в засаде у совхоза Войсковицы. В сентябре 41-го, дивизия понесла большие потери. В последствии, была расформирована, а личный состав поступил на формирование 123-й танковой бригады. Роту под командованием старшего лейтенанта, вернее то, что от нее осталось после упорных боев, перевели под Лугу для поддержки пехоты. При попытке переправить на плацдарм последние два танка, рота осталась без машин. Немцы артиллерийским огнем разбили оба понтона, и техника оказалась на дне. 'Безлошадных' танкистов отправили в запасной полк, а через некоторое время в особую бригаду. Только уже без радиста. Паша Кисельков получил ранение на переправе, и был отправлен в армейский госпиталь.
И вот снова до боли знакомые места. Причем до боли в буквальном смысле. В 1932 году по комсомольскому набору его призвали в ряды Красной Армии. Он был буквально влюблен в технику, любые тонкости и секреты танка давались ему легко. С отличием окончил в 1936 году Орловское бронетанковое училище имени М.В. Фрунзе.
И как полагалось отличнику, он имел право выбрать место службы. С выбором проблем не возникло. Ему всегда нравился Ленинград.
В 39-м, он первый в 20-й тяжелой танковой бригаде, вывел свою роту к линии Маннергейма. И первый раз горел. Рота оказалась на острие главного удара, попав под шквальный огонь финнов.
Чуть позже, у Вуоксы, он снова вырвался с ротой вперед и снова горел. В 40-м, его танк горел третий раз уже под Выборгом. За участие в боях на Карельском перешейке, он был представлен к званию Героя Советского Союза и ему присвоили внеочередное звание капитана.
В ночь с 12 на 13 марта 1940 года, когда солдаты обеих армий узнали, что между СССР и Финляндией подписан мирный договор, началось всеобщее ликование. В финских частях об этом узнали почти сразу, и солдаты противника устремились через линию фронта для 'братания'. 'Русские пролетарии' бросились брататься с 'финским пролетариатом'. Не всем командирам и политработникам удалось удержать своих бойцов от этого шага.
