Вирус разума. Правила игры

— И как же теперь?

Вместо ответа Аспер вышел чуть вперед и обратился ко всей деревне:

— Послушайте меня, люди. Того, кто управлял вами долгие годы, больше нет. Как жить дальше, решать вам. Можете вернуться в свои города, в свои деревни, в свои дома, у кого они есть, можете остаться здесь и жить дальше, как и жили. Решать вам. В конце концов у вас ведь есть рудник. Рабов, правда, придется отпустить, но учитывая, что там в основном бомжи и деваться им особо некуда, многие, я думаю, захотят остаться, в качестве свободных людей, разумеется. Если хотите все оставить как было, мой вам совет, сократите общение с внешним миром к минимуму. Тогда какое-то время продержитесь. Потом легче будет. Будет нужна помощь — помогу. Обращайтесь.

Чем больше Аспер говорил, тем более осмысленными становились взгляды людей, лица их прояснялись, они понемногу приходили в себя, начали даже переговариваться, и в какой-то момент один из мужиков взял на себя инициативу и начал отдавать первые распоряжения.

— Ну, все, теперь дело пойдет, — удовлетворенно произнес Аспер, — авось, и выживут.

Эпилог

Черная болотная жижа с противным чавканьем хлюпала под ногами. Чвак — нога в резиновом сапоге и промокших выше колен, неопределенной расцветки штанах, преодолевая сопротивление трясины, вырвалась на волю. Буро-зеленая ряска стремительно заполнила черное пятно воды, и следа не стало. Хлюп — нога вновь погрузилась в воду. Глубоко, выше среза сапога и даже выше колена. Тонкий торфяной ковер упруго прогнулся под весом, густое месиво крепко, по-братски, обхватило сапог, так плотно и дружественно, что если немного дольше в нем задержаться, то вряд ли уже и вырвешься. Поэтому вслед за "хлюпом" тут же следовал очередной "чвак". И снова хлюп, и снова чвак.

По источающему зловоние болоту шли трое: две женщины и собака. Шли аккуратно, долго на одном месте не задерживаясь, ни на метр не отступая от отмеченной каким-то добрым человеком узкой зыбкой тропы. Шли в строгом порядке. Первой, проваливаясь под самое брюхо, пробиралась собака, второй шла женщина, та, что была повыше и помоложе. Другая была явно старше своей спутницы и шла последней. Она методично выдергивала вешки, обозначавшие тропу, и с силой забрасывала их вглубь болота. Не самое благородное деяние, но что делать, если по следу идет свора охотников. Мужиков, мало того, что сильных и крепких, так еще и при оружии. Они, конечно, люди тертые и через болото все одно, даже без вешек, пройдут, но так они хотя бы ненадолго задержатся, и у беглянок появится крохотный, но шанс.

— Ох, Ладочка, — с трудом переводя дыхание, произнесла баба Оля, когда они наконец выбрались на небольшой островок, образованный густо разросшейся пушицей, — бесполезно все это. Идем, вешки выбрасываем, а из болота выйдем, охотники нас по следам вмиг разыщут.

— Ничего, баба Оля, — девушка оперлась на чахлую березку, пытаясь хоть на немного снять нагрузку с уставших ног, — авось, все образуется, что-нибудь придумаем.

— А и то верно, — тут же приободрилась старушка, — на каждую беду страха не напасешься. Пойдем что ли? Один переход остался, а там и бережок сухой.

И вновь плюх, чвак, плюх, чвак, плюх....

Вдруг, когда сухой берег уже угадывался в предрассветной мгле, в размеренное чавканье вмешался некий посторонний звук, от которого у бабы Оли по спине мурашки пробежали. Низкий утробный рык, похожий на ворчание старого деда, прокатился над болотом. Баба Оля давно жила в тайге, и звук этот был ей хорошо знаком. Так мог рычать только медведь. А судя по добавившимся к нему повизгиваниям, это была медведица с медвежатами. И стояла она прямо перед ними, на сухом берегу, именно в том месте, где им предстояло выйти. Баян зарычал в ответ, шерсть на его загривке встала дыбом.

— Ну вот и все, Ладочка, — прошептала баба Оля, — вот и конец. От горя бежали да в беду попали. Либо мужики догонят, либо медведица сожрет. Видать, чем-то мы Бога прогневили, коль такой оборот нам устроил. И с тропы не свернешь. Тут вокруг такие окна в трясине, пикнуть не успеешь, с головой уйдешь и конец.

— Что ты, баба Оля, — неожиданно весело засмеялась Лада, — это не враги, а друзья наши. Ты ведь сама говорила, что охотники нас по следам все равно разыщут. Вот медведи нас на себе из болота и вынесут. Так что следов наших на том берегу ни один охотник не найдет.

— Да разве ж такое возможно!? Это как же я на старости лет верхом на медведе кататься буду!? Да ни в жизнь. Да я со страха помру. Нет, лучше уж в болоте утопнуть, чем мишке на зуб.

— Успокойся, баба Оля, я же говорила тебе, что с животными говорить умею. Это я их сюда позвала. Поверь мне, они нам помогут, — Лада уверенно зашагала к берегу. Поравнявшись с собакой, она потрепала пса по загривку, — спокойно, Баян, спокойно. Мы с бабой Олей сейчас на берег выйдем, а ты нас потом по мишкиным следам догонишь. Только не торопись, а то мишки тебя боятся и нервничают.

— Господи Иисусе, спаси и сохрани мя грешную, — баба Оля перекрестилась и двинулась следом за Ладой. Беспрестанно шепча молитвы и осеняя себя крестным знаменем, баба Оля вышла к берегу, где, стоя по брюхо в воде, их поджидали два взрослых медведя. Три медвежонка весело играли на берегу, совершенно не обращая внимания на людей. Лада невозмутимо стояла возле одного из медведей и ласково гладила того по голове.

— Подходи, баба Оля, не бойся. Все теперь будет хорошо...

Ни Ладу, ни бабу Ольгу так и не нашли, хотя на поиски Аспер снарядил всех жителей деревни, за исключением детей, разумеется, и вновь мобилизовал все свои ресурсы на глобальный поиск. Результата не было. Кто-то из деревенских вспомнил про диадему, и Аспер пришел к единственно правильному выводу. Диадема — блокатор ментального фона с практически бесконечным ресурсом. Теперь, даже если Лада жива, найти ее можно будет, только если она сама этого захочет. Впрочем, шансов на это было мало. Лучшие следопыты исследовали весь берег болота, но нигде следов вышедших из него людей так и не нашли. Поиски в конце концов пришлось свернуть.

— Все, Кирилл, мы сделали все, что могли. Пора сворачиваться. Не век же нам тут в тайге сидеть.

— Знаешь, Дед, я никак не могу поверить, что Лады больше нет.

— Прости, Кирюх, — Сергей приобнял друга, — но и нам пора по домам. Жизнь — паскудная штука, не всегда все происходит так, как хочется. Чаще даже наоборот.

— Хорошее приключение, Кир, — Виктор грустно смотрел на друга, — жаль, что все так погано закончилось.

— Когда найдешь свою Ладу, приезжайте к нам в гости.

— Спасибо Боря, спасибо.

— Да не за что. Вот тебе, дружище, пара строк на прощанье:

Древний грек, до нашей эры живший,

Мыслью, охватив весь сущий мир,

И начала выделить решивший,

Пять стихий в природе различил...

...Все стихии слиты в этом мире,

В нашем теле тоже ровно пять.

Суть, познав их, мы в какой-то мере

Научились ими управлять.

И в погоне за теплом и светом,

Хлебом, зрелищем наполнив жизнь свою,

Человек не ведая об этом,

Стал грозить земному бытию.

Вывод сделан: на родной планете

Стал шестой стихией человек.

И теперь за все на ней в ответе

В техникологический наш век.

(Стихотворение "Шесть стихий" — автор В.П.Кононов)

С Полковником разговор вышел еще короче:

— Спасибо за помощь, Полковник.

— Не за что. Где меня найти — знаешь. Если что — обращайся.

Полковник с Младшим телепортировались на Сейд-озеро. Аспер предложил друзьям также отправить их по любому адресу. Однако они дружно предпочли традиционный способ перемещения в пространстве.

— Тем более, в Мурге нас одна дама ждет, волнуется.

— Да, Витек, тебя только могила исправит.

— Да причем здесь могила. Марфа Васильевна — женщина обязательная, сказала будет ждать, значит будет. Лично я не привык обманывать чужие ожидания, к тому же, там наши деньги остались.

— Нам-то хоть не болтай, деньги его волнуют. Видели мы, как ты котом мартовским вокруг нее терся...

Самый тяжелый разговор у Кирилла состоялся уже на Свято-озере.

— Зачем ты притащил в тайгу Полковника? Тебе что, действительно плевать на то, что он сделал и в Москве, и на Сейд-озере?

— Тот Полковник, что воевал против нас, погиб под камнями, там, на озере. Это другой человек. Поверь мне, я в людях разбираюсь. И к тому же, его появление в братстве — это был единственный шанс для тебя остаться в живых.

— Ты что, заранее знал, что, встав перед выбором убить меня или Полковника, Кратос выберет его?

— Конечно. Предательство — это его больное место. Он никогда и никому не прощает предательства. И хотя самому других предавать ему приходилось, и не раз, с предательством по отношению к себе он сталкивался не так уж и часто. Долгая жизнь все-таки научила его разбираться в людях. Когда я смог просчитать план Кратоса, я вспомнил о Полковнике, и понял что нужно делать.

— И тебе совсем не было его жаль?

— Выбирая между вами и им, я, конечно, выбрал вас. Это же очевидно.

— Конечно, ты же в нас столько вложил.

— О чем это ты? — нахмурился Аспер.

— Скажи, Дед, честно. Я твой крович?

— Да, — в этот раз Дед не стал уходить от ответа.

— Лада — крович Лелии?

— Да.

— А девушка, там, на Сейд-озере, Виола — ее сестра близнец?

— Кратос рассказал? Ну что же, и это правда.

— Тогда, может быть, и то, что ты поставил Ладе в сознание запрет на секс, — правда?

— Видишь ли, Кирилл...

— Ты можешь ответить честно, без всяких своих обычных отговорок?

— Это не так просто, Кирилл. В двух словах не ответишь.

— Тогда ответь не в двух.

— Хорошо, попробую. Ты уже знаешь, что арктиды не могли иметь общих детей после "воскрешения". Зачатье не происходило. Мы так и не смогли решить эту задачу. И тогда я решил обмануть природу. Я решил вырастить арктида из человека. Тысячи лет я вел кропотливую работу, отслеживал сотни, тысячи кровичей с одной единственной целью я искал тех, у кого процент крови арктидов максимален. Я находил таких людей, сводил их между собой, потом следил за их потомством, опять сводил друг с другом, опять, и опять, и опять, — он стал называть имена и фамилии, одну за другой, и Кирилл вдруг понял, что это имена его родных. Аспер на память воспроизводил его генеалогическое древо, уходящее в века Ивана Калиты и даже глубже. А тот между тем продолжал:

— Я, как паук сидел в центре своей паутины, контролируя каждую ниточку, чтобы последними звеньями в этой многотысячной цепочке оказались вы с Ладой. Вы — квинтэссенция моих трудов. У вас процент крови арктидов максимален. Вы уже практически арктиды.

— Значит, наш с Ладой ребенок должен быть стопроцентным арктидом?

— Не торопись. Ваш ребенок никогда не станет арктидом. Зато ребенок Лады и арктида будет им практически на сто процентов. При условии, что в момент "реинкарнации" — так мы иногда называли процесс обретения нового тела — Лада будет уже беременна. То есть зачать ребенка должна была Лада, а выносить и родить его уже Виола.

— Значит Ладу ты готовил для себя. А я тебе нужен был лишь в качестве опытного хорошо функционирующего тела?

— Кирилл, все не так...

— Брось, Дед, все так. Скажи-ка еще мне вот что. А что это за пунктик у тебя такой, насчет девственности?

— А это не пунктик. Это мудрость народная, рожденная тысячи лет назад и пронесенная им до наших дней. Хотя сейчас, наверное, это воспринимается как атавизм и пережиток прошлого, но подсознательное стремление к этому все равно сидит в сознании людей, мужчин, в первую очередь.

— И в чем же смысл этой мудрости.

— Смысл прост, мужчина может расходовать свое семя, как угодно и с кем угодно, но если он поставил перед собой цель продолжение рода, то его суженой и матерью его детей должна обязательно быть девственница — дева непорочная. Возьми Христианство, или буддизм, или мусульманство, или вообще любую известную тебе религию. Во всех них Бог избирал себе для рождения пророка непорочную деву. Во всех, без исключения, И в этом заложен глубочайший мистический смысл. Ибо мужчина, переводя деву на новый уровень, в статус женщины, меняет ее не только энергетически, но и генетически, порождая в ней доселе неведомый ей инстинкт материнства.

— Дед, мы в двадцать первом веке живем. Презервативы, извини за подробность, уже лет сто как придумали.

— Ошибаешься, гораздо раньше. Но дело тут не сводится к банальному обмену жидкостями. Тут работают более тонкие энергии. Женское и мужское начало, сливаясь воедино, рождают гармонию, гармонию, способную к настоящему божьему промыслу, к рождению новых душ. Не детей, заметь, детей можно рожать от кого угодно и с кем угодно, а душ. Именно души, их характеры, судьбы закладывает мужчина, переводя девушку в статус женщины. И уже не важно, от кого будут все последующие дети у женщины. Все они будут нести в себе рок и судьбу ее первого мужчины. Так что, хочешь иметь своих детей не только по крови, но и по духу, по энергетике — женись на девственнице. Древние эту истину очень хорошо знали и соблюдали тщательно. Кстати, помнишь право первой ночи, практиковавшееся во времена феодалов? Дело тут ведь совсем не в похоти феодала. Просто он в своих подданных породу поддерживал. Пусть даже и неосознанно.

Аспер говорил увлеченно и даже вдохновенно и совершенно не замечал, как все более мрачным становился Кирилл. Тот смотрел перед собой отрешенным взглядом, постепенно наливающимся мрачной решимостью. Аспер же, не обращая на это внимания, продолжал свой монолог:

— Столько лет, столько усилий потрачено. Столько судеб пришлось связать между собой, и все напрасно. Кратос все-таки переиграл меня на этот раз.

— Переиграл? — прервал его Кирилл. — Вот оно. То слово, которое все объясняет. Игра. Вот смысл вашей жизни. А кто, скажи мне, дал вам право играть чужими жизнями? Селекцию он, видишь ли, проводил. Мичурин хренов. Кто дал тебе право решать, кому с кем жить, кому с кем детей рожать? Кто разрешил тебе совать нос в чужие судьбы?

— А мне не нужно ничье разрешение.

— Конечно! Богом себя возомнил. А на каком основании? Чем ты лучше своего братца? Тот хотя бы не притворяется. А чем вы лучше нас, людей? Вы свой мир просрали и теперь думаете, что можете учить нас, как жить? Кукловоды хреновы! В игры играете, фигурки по доске двигаете! А на самом деле ты столько лет потратил, столько жизней и судеб изменил, чтобы, в конце концов, бедную девочку в болоте утопить!? — Кирилл уже стоял в полный рост, нависнув над сидящим в полном молчании Аспером. — За что!? Что она тебе сделала? Жила бы и жила в своем Лешуконском и горя не знала бы, а ты... Э-э-эх, — он махнул бессильно рукой и пошел к дверям. Аспер по-прежнему никак не реагировал на его гневную тираду. На пороге Кирилл неожиданно обернулся:

— Я тебе, Дед, за одно благодарен, вот за эту штуку, — он постучал себя по голове, там, где под слоем отросших волос скрывалась татуировка, — надеюсь, благодаря ей, я никогда больше тебя не увижу и не услышу.