События в тот роковой для безымянного партийца день развивались следующим образом: с утра Нойнер-старший отбыл в очередную рабочую поездку, затем Мартина отправилась в гости к подружке, а еще чуть позже фрау Марта направила свои стопы в лавку, после чего задержалась поболтать с соседками. Ганс с Кристиной, по обыкновению, не спешили покидать стены дома, и Пожарник оказался предоставлен самому себе, чем немедленно и воспользовался. Полчаса упорной работы и порядком расшатанная угловая опора загончика рухнула. Следующие пятнадцать минут свин нарезал круги по двору, ища, чем бы еще заняться и тут (о, чудо!) отворив калитку, во двор вошел человек в форменной шинели и фуражке.
С радостным хрюком Пожарник, что было сил, ринулся навстречу мечте. Однако партиец, внезапно увидавший, летящее навстречу двухсоткилограммовое чудище, покрытое бурой щетиной и издающее довольно угрожающие трубные звуки, не был готов разделить эту радость. Истошно заорав, бедолага попытался сходу преодолеть спасительный забор, не озадачиваясь поиском калитки. Но проявленное желание жить, увы, не соответствовало имеющейся спортивной подготовке. Всё, на что хватило скромного партаппаратчика, занимавшегося до сих пор в основном кабинетной работой, это, подтянувшись, зацепиться локтями за край злополучной преграды. Ноги в начищенных сапогах беспомощно скребли по крашеным доскам, взобраться выше не получалось.
Впрочем, такое положение продержалось недолго. Не успевший затормозить Пожарник, немного не рассчитав своих сил, с разгону врезался в возникшую перед ним преграду. Партиец, сорвавшись, с диким криком рухнул вниз... прямо на виновника торжества. Свин, слегка ошарашенный происходящими событиями, все же без особых проблем стряхнул с себя не слишком крупного наездника, после чего, крутанувшись на месте, уперся пятаком прямо в блестящую кокарду его фуражки. Именно в этот момент на крыльце и появился Ганс. Следующие пять минут стали самыми жуткими в жизни немолодого уже курьера, успевшего за столь короткое время не менее трех раз проститься с жизнью: огромный зверь, хрюкая и чавкая, тыкался жестким рылом ему в грудь, отступать было решительно некуда — спину подпирал забор, только что с блеском доказавший свою несокрушимость. Ганс медленно сползал по стене дома, сотрясаясь от приступов безудержного веселья. Бедолагу спасла выглянувшая на улицу Кристина, отогнавшая разочарованного в лучших чувствах Пожарника и пригласившая пострадавшего гостя в дом. Однако, потрясенный до глубины души, визитер предпочел не задерживаться, вручил подошедшему и все еще улыбающемуся Гансу запечатанный пакет, отсалютовал трясущейся рукой и с максимально-возможной скоростью покинул, оказавшийся столь негостеприимным, двор.
Но, как бы необычен не был визит партийного чиновника сам по себе, содержание доставленного им пакета вызвало еще большее удивление. Распотрошив конверт, адресованный штурмбаннфюреру Нойнеру, Ганс извлек из него отпечатанное на плотной бумаге официальное приглашение на празднование Дня взятия власти*, которое состоится в Мюнхене 30 января сего года. Под приглашением стояла подпись Пауля Гислера, гауляйтера Верхней Баварии*, а также, по совместительству, министра-президента Баварии. По завершении чтения, рука Ганса привычно потянулась к затылку:
— Мнда-а, дела-а.
— Что-то случилось?
— Угу. Нас приглашают в Мюнхен к гауляйтеру на официальное празднование Дня взятия власти.
— Нас?!
— Написано: с супругой. Или ты хочешь остаться дома?
Кристина выглядела обескураженной.
— Я просто не знаю, что там делать.
Ганс пожал плечами:
— Да ничего особенного. Послушаем немного, что нам расскажут местные партийные бонзы, потом fourchette...*
— Что?
— О, извини, набрался во Франции словечек. Ну, поедим, в общем, чего там дадут.
— Ты так говоришь, как будто тебя позвали в пивную к Гёльцеру! Это же официальный прием у гауляйтера!
Ганс фыркнул:
— Ну и что? Мне пожимал руку сам рейхсфюрер. Что мне какой-то гауляйтер? В общем, так: оденешься покрасивей, кажется в тех тряпках, что я привез из Парижа, есть что-то подходящее, и съездим. А то что-то мы и впрямь засиделись дома.
Кристина растерянно вертела в руках приглашение:
— Но тут написано, что начало в восемь вечера. Как мы будем возвращаться назад? Ведь поезда не будет до самого утра.
— К дьяволу поезда! Позвоню в комендатуру — пусть пришлют машину.
На столь веский аргумент возразить было нечего и Кристина, стараясь унять нервы, разыгравшиеся от перспективы первого выхода в высший свет, отправилась перебирать свои новые наряды от парижских модельеров. Благо во время систематических налетов на французскую столицу Ганс, не мелочась, килограммами скупал в бутиках элитную одежду, парфюмерию и украшения, беззастенчиво пользуясь весьма выгодным курсом рейхсмарки, поднимавшим его и без того высокое жалование до небес.
* * *
За четверть часа до установленного времени к бывшей королевской Резиденции, служившей ныне местом пребывания министра-президента Баварии, подкатил солидный черный "Мерседес" с военными номерами. Из машины вышли высокий офицер в парадной форме СС и миловидная блондинка в модном вечернем платье с накинутой поверх него шубкой. Шофер — армейский фельдфебель, пожелал своим пассажирам удачного вечера, эсэсовец вежливо кивнул в ответ, после чего автомобиль, рыкнув мотором, резво тронулся с места, освобождая пространство возле парадного входа, а эффектная парочка неспешно направилась вглубь Резиденции.
До официального начала вечера чета Нойнеров успела немного побродить по роскошным залам бывшего дворца Виттельсбахов, рассматривая убранство и отделку помещений. Кристина взирала с благоговением, Ганс — скорее, с любопытством, сравнивая наблюдаемые богатства с виденным ранее в многочисленных замках, ратушах и соборах Италии, Франции, Чехии, Венгрии и Польши. Жемчужина архитектуры Баварии смотрелась на общем фоне вполне достойно, но воображения не потрясала, о чем штурмбаннфюрер и сообщил супруге. Кристина, несколько угнетенная окружающим великолепием, живо затребовала подробностей, но многообещающая тема развития не получила: молодую пару решил поприветствовать хозяин вечера — гауляйтер, министр-президент Баварии и группенфюрер СА Пауль Гислер.
Лысеющий, немолодой, но еще крепкий мужчина в партийном мундире с петлицами гауляйтера возник на пути неспешно прогуливающейся четы, словно из ниоткуда, но Ганс не растерялся:
— Приветствую, герр гауляйтер. Благодарю за ваше любезное приглашение. Для нас с супругой большая честь...
Гислер шутливо отмахнулся:
— Ну что вы! Бросьте, штурмбаннфюрер! Официальных поздравлений я сегодня наслушался сполна. Чего стоили одни только мероприятия в новой Ратуше и дворце Барлоу... Чувствуйте себя как дома! Вы ведь в отпуске? Отлично! Надеюсь, наш скромный праздник поможет немного скрасить ваш короткий отдых. Я ведь тоже фронтовик и знаю: каково это — ненадолго избавиться от армейской дисциплины.
Ганс, не поленившийся перед визитом узнать кое-какие особенности характера и основные вехи биографии хлебосольного хозяина (в частности факт участия в Первой Мировой и начальных кампаниях Второй Мировой войны), тут же сменил тон с официального на расслабленно-светский:
— Вы совершенно правы. Иногда просто необходимо немного развлечься.
— Что ж, надеюсь, вы не пожалеете, что приняли мое приглашение.
— О, не сомневайтесь! Вечер только начался, а я уже впечатлен.
Ганс широким жестом обвел окружающую обстановку и доверительно добавил:
— Вы не поверите, но я, хотя родился и вырос в Баварии, знаком с достопримечательностями нашего родного края, увы, намного хуже, чем с французскими или итальянскими. Превратности военной профессии.
— Как я вас понимаю! И вдвойне рад, что смог исправить эту маленькую несправедливость.
— Еще раз благодарю, герр Гислер.
— Пауль! Зовите меня Пауль. И не стоит благодарностей! Тем более, что мне это ничего не стоило. Так что не берите в голову. Отдыхайте, развлекайтесь. Приятного вечера. Фрау Нойнер, моё почтение.
Едва гауляйтер, раскланявшись, отправился дальше, как к Гансу с Кристиной по одному и парами стали подходить остальные гости — познакомиться с людьми, которым глава Баварии уделил явно больше внимания, чем требовала обычная вежливость, захотелось многим. Штурмбаннфюрер практически в одиночку, как мог, поддерживал разговор. Кристина робела в таком высоком обществе и потому предпочитала отмалчиваться. Ситуацию разрядило официальное начало празднования — всех гостей пригласили в зал для банкетов, так что насевшим на Ганса говорунам из числа партийных чиновников и гражданских служащих, волей-неволей пришлось прервать развернувшиеся светские беседы.
Впрочем, официальная часть не затянулась, видимо торжественными речами Гислер и вправду был сыт по горло. Так что гауляйтер ограничился тем, что, кратко поприветствовав всех присутствующих, провозгласил тост за Национал-Социалистическую Рабочую партию, вот уже одиннадцать лет ведущую германский народ к процветанию, несмотря на все трудности и происки международной плутократии. Начинание охотно поддержали, в том числе и Ганс, который, чтобы хоть ненадолго отделаться от насевших на него с расспросами и светскими разговорами чиновников, поднял ответный тост, воздав должное НСДАП за возрождение германских вооруженных сил, стоящих ныне нерушимой стеной на страже интересов немецкого народа. После чего вечер пошел своим чередом, толпа гостей потихоньку распалась на небольшие группки. Кристина как-то незаметно втянулась в беседу с несколькими молодыми фройлян, оживленно обсуждавших последние веяния берлинской и парижской моды, а Ганс, скооперировавшись с оберстлейтенантом Люфтваффе, решительно атаковал столик с выпивкой и закусками. От поглощения "Рейнвейна" и каких-то мелко нарубленных деликатесов его отвлекло вкрадчивое покашливание:
— Не помешаю?
Гауляйтер и на этот раз умудрился возникнуть внезапно и теперь стоял, иронично улыбаясь, за левым плечом Нойнера.
— Как можно? Присоединитесь?
— Почему бы и нет? Кстати, советую попробовать лобстеров — под белое вино идут просто изумительно. Лучше только хороший коньяк с ананасами, не пробовали?
— Пробовал. Правда, ананасы были консервированными, а "Хеннеси" пришлось пить прямо из бутылки. Но, в общем, да, приятное сочетание.
Гислер удивленно вскинул бровь:
— Как это вас угораздило так надругаться над благородным напитком?
— Да было дело... на Донце, зимой 41-го, на Рождество. С коньячными рюмками там небольшая заминка вышла, а пить из армейской кружки на морозе под тридцать градусов — себе дороже.
Гауляйтер понимающе усмехнулся:
— А, понимаю. На войне и не такое случается. Что ж, как-нибудь попробуете в более подходящей обстановке, а пока — prosit, господа!
Едва отзвенели бокалы, как Гислер, доверительно наклонившись поближе к Гансу, не скрывая своей заинтересованности, проговорил:
— А всё-таки, штурмбаннфюрер, что там за история приключилась с нашим курьером? В моей канцелярии ходят таки-и-ие слухи! Одно совершенно точно — бедолага вернулся от вас почти что седым, пришлось даже дать ему внеочередной отпуск, для поправки здоровья.
— Ах, это...
Ганс выглядел несколько сконфуженным. Зенитчик, до этого безучастно смаковавший продукцию рейнских виноградников, отставил свой бокал и придвинул стул поближе, заинтересовавшись предметом разговора. Гауляйтер тоже явно не собирался отступать, так что, собравшись с духом, Нойнер приступил к описанию всех перипетий того памятного дня. Заканчивал штурмбаннфюрер свой рассказ под гомерический хохот обоих благодарных слушателей. Гислер, вытирая выступившие слезы, сквозь смех выдавил:
— Видимо, мне придется представить вашу очаровательную супругу к награде. Как-никак она спасла жизнь гражданина Райха, да еще и находящегося при исполнении своих служебных обязанностей. Бьюсь об заклад: если бы она не подоспела вовремя, бедняга отдал бы богу душу от страха.
Ганс только виновато развел руками — мол, кто же мог подумать? Что немедленно вызвало новый приступ веселья. Вечер явно удался.
Именно с этой мыслью о хорошо проведенном времени Ганс и шагал по улице в направлении комендатуры, когда далеко за полночь все же покинул гостеприимную резиденцию гауляйтера. Собственно, можно было и не ходить — хлебосольный хозяин предлагал вызвать машину прямо к парадному входу, но штурмбаннфюреру захотелось развеяться и прогуляться по ночному Мюнхену. В безоблачном небе ярко сияла полная луна, неплохо освещая путь, легкий морозец бодрил, слегка пощипывая за щеки, счастливая Кристина что-то щебетала, держа его под руку. Ганс сытый, разомлевший и немного пьяный, благоухая дорогим французским одеколоном, неспешно топал по мощеному тротуару, полной грудью вдыхая морозный зимний воздух — красота.
Резкий окрик "halt!"* прозвучал как гром среди ясного неба, мигом разрушив всё очарование тихой ночной прогулки. Любовь ко всему миру, переполнявшая душу штурмбаннфюрера еще пару секунд назад, улетучилась без следа. Виновником происшествия оказался армейский патруль, вынырнувший из боковой улицы, который Ганс попросту проигнорировал, чисто машинально отметив, что он, как и положено, состоит из трех человек и, судя по манере движения, выполняет плановый обход. А вот возглавлявший патруль немолодой унтер-офицер из армии резерва проигнорировать бредущую посреди ночи парочку не смог, о чем почти сразу же крупно пожалел.
Когда луч его фонарика скользнул по лицу зажмурившейся Кристины, унтер только ухмыльнулся, но стоило в узком луче света появиться зловещим черным петлицам и тускло блеснуть серебристому ободку Рыцарского креста, как эта улыбка мигом померкла. Ганс, даже ухом не повел, выждав пару секунд, чтобы дать незадачливому патрульному переварить полученную при осмотре информацию, Нойнер, как ни в чем не бывало, поинтересовался:
— Вы что-то хотели сообщить?
Льда в его голосе хватило бы для моментальной заморозки недельной продукции крупной скотобойни. Унтер судорожно сглотнул.
— Jawohl, штурмбаннфюрер! Патруль выполняет обход по установленному маршруту. Старший патруля — унтер-офицер Хофмайер!
— И?
— Э-э... не нужна ли вам какая-то помощь?
Ганс фыркнул, хорошее настроение понемногу возвращалось:
— Вообще-то нет..., но раз вы так рветесь помочь..., то можете проводить нас с женой до комендатуры. Я как раз собирался побеседовать с дежурным, да вот немного задержался у гауляйтера.
При этих словах унтер совсем сник. Конфликт со старшим офицером СС, да еще и кавалером Рыцарского креста, грозил неприятностями сам по себе, а уж с офицером, который бывает на приеме у гауляйтера... И угораздило же на него наткнуться! Кой черт было его останавливать? Да только кто ж знал, что это не подгулявший отпускник или получивший увольнительную солдат из гарнизона с какой-нибудь девкой? Ночью все кошки серы! Да вот только... не каждую можно хватать за шкирку. А сегодня, как назло, дежурит майор Лооф — та еще скотина. Говорят, до войны юристом был, до сих пор очень любит расследования с дознаниями проводить. Ему только повод дай...
