И все же он совершил нечто невыразимое. Каждое славное и благородное деяние, которое он когда-либо совершал, каждый добрый и достойный поступок были основаны на преступлении. Само существование империи зависело от одного-единственного злодеяния.
Ну и что с того, что это произошло тридцать две тысячи лет назад? Стало ли это меньшим преступлением, чем если бы это произошло десять тысяч лет назад или на прошлой неделе? Мы не имеем дело с темными делишками, совершенными далекими предками. Человек, убивший своего брата, был все еще жив и по-прежнему полностью сознавал себя. Зная его тайну, как можно было позволить ему прожить хотя бы еще один день, не сталкиваясь с ужасом содеянного?
Я размышлял над этими вопросами по дороге домой. Но всегда приходил к одному и тому же выводу.
Ни одно преступление не может остаться безнаказанным.
Естественно, я дал знать о своем скором возвращении задолго до того, как добрался до Столичного Нексуса. Император был вне себя от радости, узнав, что я пережил свое путешествие на Джулакт, и с нетерпением ждал новостей, которые я принесу.
У меня не было намерения разочаровывать его.
Он был все в том же теле, что и в прошлый раз, — на него не покушались и не ранили в результате несчастного случая. Когда он поднялся со своего трона, его бодрость противоречила его очевидному возрасту. Он казался даже моложе, чем когда я уходил.
— Рад, что ты вернулся, Меркурио.
— Рад был вернуться, — сказал я.
— У тебя есть... новости? Ты не захотел говорить подробно по сверхсветовой связи.
— У меня есть новости, — подтвердил я.
Глаза тела обратились к крестообразному шву в потолке. — Новости, которые, несомненно, было бы лучше обсудить в условиях абсолютной секретности?
— На самом деле, — сказал я, — в этом вообще не будет необходимости.
Он вздохнул с облегчением. — Но у тебя действительно есть что-то для меня?
— Очень даже есть.
— Эта штука у тебя в руке, — сказал он, и его внимание переключилось на мои пальцы. — Она очень похожа на пулю, которую ты мне показывал раньше, на ту, с надписью.
— Вот она. Вот — можете забрать ее прямо сейчас. — Не дожидаясь его ответа, я бросил ему пулю. Рефлексы старого тела все еще были превосходными, и он легко поймал ее.
— В ней нет пыли, — сказал он, разглядывая остекленный наконечник.
— Да, сейчас нет.
— Ты выяснил...?
— Да, я обнаружил источник пыли. И выследил предполагаемого организатора убийства. Заверяю вас, что вы больше о нем не услышите.
— Ты его убил?
— Нет, он все такой же, каким был.
Двусмысленность моих слов, должно быть, дошла до него, потому что на его лице отразилось беспокойство. — Это не совсем тот результат, которого я ожидал, Меркурио, если не возражаешь, что скажу это. Я ожидал, что преступник будет привлечен к ответственности или, по крайней мере, казнен. Ожидал, что будет найдено тело, и дело с концом. — Его взгляд заострился. — Ты уверен, что с тобой все в порядке?
— Я никогда не чувствовал себя лучше, сэр.
— Я... обеспокоен.
— В этом нет необходимости. — Я протянул руку, приглашая его покинуть трон. — Почему бы нам не прогуляться? Нет ничего, что мы не могли бы обсудить снаружи.
— Ты никогда не поощрял меня к разговорам снаружи. Что-то не так, Меркурио. Ты сам на себя не похож.
Я вздохнул. — Тогда позвольте мне кое-что прояснить. Сейчас мы находимся в глубине Великого Дома. Если бы я взорвал силовую установку у себя в животе, мы с вами перестали бы существовать в мгновение ока. Хотя во мне нет антивещества, возникший в результате термоядерный взрыв легко сравнялся бы с ущербом, который мог бы нанести убийца, если бы он поместил бомбу внутрь этой пули. Вы умрете — не только ваша кукла, но и вы сам, парящий над нами, — и заберете с собой большую часть Великого Дома.
Он моргнул, пытаясь осмыслить мои слова. После стольких тысяч лет верной службы я мог только представить, насколько неожиданными они были.
— У тебя сбой в работе, Меркурио.
— Нет. Дело в том, что я никогда не работал так хорошо, как сейчас. После моего отъезда я вновь обрел доступ к слоям памяти, которые, как я думал, были утрачены на заре империи. И уверяю вас, что я взорвусь, если вы не выполните мои требования в точности. А теперь встаньте с трона и выйдите наружу. И даже не думайте звать на помощь или ожидать, что какая-то система безопасности защитит вас. Сейчас вы находитесь в моей власти. И я могу пообещать вам, что вы ничего не сможете сделать, кроме как подчиняться каждому моему слову.
— Что ты собираешься делать?
— Заставлю вас заплатить, — ответил я.
Мы покинули зал приемов. Мы шли по позолоченным коридорам Великого Дома, император шел на несколько шагов впереди меня. Мы проходили мимо чиновников, слуг и безмозглых сервиторов. Никто ничего не говорил и не делал, только кланялся, как того требовало их положение. Все, что они видели, — это императора и его самого доверенного помощника, которые занимались своими делами.
Мы направились к прудам с карпами.
Шепотом я велел императору опуститься на колени на том же месте, где ранее было убито его прежнее тело. Бригада уборщиков работала тщательно, и от более раннего пятна крови не осталось и следа.
— Ты собираешься убить меня сейчас, — сказал он, испуганно шипя.
— Вы так думаете?
— Зачем приводить меня сюда, если не для того, чтобы убить?
— Я уже мог убить вас, сэр.
— И забрал бы с собой Великий Дом? Все эти невинные жизни? Возможно, ты не в себе, Меркурио, но я все равно не думаю, что ты способен на такое варварство.
— Возможно, я бы сделал это, если бы думал, что справедливость восторжествует. Но вот в чем дело. Даже если бы справедливость восторжествовала, общего блага Лучезарного Содружества, безусловно, не было бы. Взгляните вверх, император. Взгляните на это чистое голубое небо.
Он выгнул шею, насколько позволяло его старое тело.
— Где-то там есть империя, — сказал я. — За силовыми экранами и сторожевыми спутниками. За Столичным Нексусом. Миллиарды кишащих миров ждут каждого вашего слова. От вас зависит мудрость и равновесие во всем. Полагаясь на ваш инстинкт порядочности и всепрощения. Если бы вы были плохим правителем, для меня это было бы легко. Но вы хороший человек, и в этом проблема. Вы хороший человек, который однажды совершил нечто настолько ужасное, что тень этого преступления коснулась вас через тридцать две тысячи лет. Вы убили своего брата, император. Вы увезли его в марсианскую глушь и хладнокровно убили. И если бы вы этого не сделали, ничего этого никогда бы не случилось.
— У меня не было... — начал он все тем же хриплым шепотом. Его сердце бешено колотилось. Я слышал, как оно колотится у него под ребрами.
— Я тоже не думал, что у меня есть брат. Но я ошибался, и вы тоже. Моего брата зовут Гнев. Вашего — ну, какое бы имя у него ни было, единственный человек, который, вероятно, помнит, это вы. Но я сомневаюсь, что вы помните, не так ли? Не после всего этого времени.
Он задохнулся — я думаю, это был скорее страх, чем печаль или мучение. Он все еще не верил мне, да я и не ожидал от него этого. Но он действительно верил, что я способен убить его, и от этого меня отделяло всего одно смертельное мгновение.
— Что бы ты ни собирался сделать, делай это.
— Пуля все еще у вас, сэр?
В его глазах мелькнул детский ужас. — Что с пулей?
— Покажите мне ее.
Он раскрыл ладонь, в которой пуля со стеклянным наконечником все еще была зажата между большим и указательным пальцами.
— В ней нет бомбы. Я бы увидел, есть ли в ней бомба. Сейчас там пусто. — В его голосе было что-то среднее между облегчением и головокружительным непониманием.
Что может быть хуже бомбы?
— Нет, она не пустая. — Я осторожно взял его руку в свою и повел ее, пока она не оказалась над открытой водой пруда с карпами. — Через несколько минут, император, мы с вами вернемся в Великий Дом. Вы вернетесь на свой трон, а я вернусь к своим обязанностям. Я всегда буду рядом с вами, с этого момента и до того дня, когда перестану функционировать. Никогда не будет момента, когда я не буду заботиться о вас, защищая от тех, кто может причинить вам вред. Вам никогда не придется сомневаться в моей преданности, в моей непоколебимой преданности этой задаче. Этот... инцидент... это то, о чем мы больше никогда не заговорим. По сути, в наших отношениях ничего не изменится. Спросите меня о своем брате, спросите о моем, и я буду притворяться, что ничего не знаю. Отныне и до конца своих дней. Но я никогда не забуду, и вы тоже. А теперь разбейте пулю.
Он взглянул на меня так, словно не совсем понял смысл сказанного. — Простите?
— Разбейте стекло. Оно легко раздавится в ваших пальцах. Разбейте его и дайте содержимому вылиться в пруд. А потом вставайте и уходите.
Я встал, оставив императора стоять на коленях у края дорожки, протянув руку над водой. Сделал несколько шагов в направлении Великого Дома. Уже очищал свой разум, готовясь приступить к выполнению множества задач, которые были на мне. Избавится ли он от меня или попытается уничтожить? Вполне возможно. Но император был проницательным человеком. До сих пор я хорошо ему служил. Если бы оба согласились оставить это маленькое отклонение в прошлом, то не было бы причин, по которым мы не могли бы продолжать наслаждаться плодотворными отношениями.
Позади меня послышался тихий треск. Затем всхлипывания.
Я продолжал идти.
УЧЕНИК ЗВЕЗДНОГО ХИРУРГА
За окнами бара космопорт Джунтура казался бесконечной сетью причалов, пусковых платформ и радиаторных решеток, окутанной собственным смогом под размытым розовым небом. Воздух потрескивал от излучения неэкранированных двигателей. Это было неподходящее место для посещения, не говоря уже о том, чтобы оставаться там.
— Мне нужно убраться отсюда, — сказал я.
Корабельный инженер усмехнулся, увидев, сколько у меня осталось денег. — Так ты не доберешься до пояса Напье, парень, не говоря уже о Фролово.
— Это все, что у меня есть.
— Тогда, может быть, тебе стоит поработать несколько месяцев в порту, пока не сможешь заплатить за проезд.
Инженер корабля — он был киборгом, как и большинство из них — отвернулся, взвизгнув своим экзоскелетом с сервоприводом.
— Подождите, — сказал я. — Пожалуйста... подождите минутку. Может быть, это что-то изменит.
Я вытащил из-под куртки черный сверток и отвернул ткань, чтобы он увидел оружие. Инженер корабля — его звали мастер Хорог — протянул руку в железной перчатке и взвесил приз. Его линзы щелкнули и сфокусировались.
— Очень мерзкий, — одобрительно сказал он. — Я слышал, кто-то использовал такую штуку против Счастливчика Джека. — Взгляд резко переместился на меня. — Может быть, что-нибудь знаешь об этом?
— Ничего, — легко ответил я. — Это всего лишь семейная реликвия.
Семейной реликвией был костный пистолет: технология империи Калараш — очень старый, его крайне трудно обнаружить при проверке службами безопасности. Их осталось не так много, вот почему пистолет обошелся мне так дорого. Он использовал звуковой эффект, чтобы раздробить человеческие кости, превращая их в нечто, напоминающее сахар. Для выполнения своей работы ему требовалось всего три секунды. К тому времени у жертвы уже не остается ничего, что хоть отдаленно напоминало бы скелет.
Конечно, долго без скелета не прожить. Но и мгновенной смерти нет.
— Говорят, весь фокус в том, чтобы не зацикливаться на черепе, — размышлял Хорог. — Оставьте структуру черепа такой, чтобы жертва сохраняла сознание. И способность слышать, если хотите поиздеваться. В ухе есть три маленькие косточки. Люди обычно забывают об этом.
— Берете пистолет или нет?
— У меня могут быть неприятности, если я просто взгляну на него. — Он положил пистолет обратно на скатерть. — Но это хорошая вещь. К тому же работающая. Это может что-то изменить. В Елгаве когда-то был хороший рынок антикварного оружия. Может, он и сейчас есть.
Я оживился. — Тогда, может, вы меня приютите?
— Я только сказал, что это имеет значение, малыш. Достаточно, чтобы ты мог расплатиться с остальными на борту "Железной леди".
Я уже чувствовал, как люди из банды Счастливчика Джека проталкиваются через порт, задавая настойчивые вопросы. Это только вопрос времени, когда они доберутся до этого бара и найдут меня.
— Если сможете отвезти меня в центр Фролово, я соглашусь.
— Может быть, мы полетим не во Фролово. Может быть, направляемся к ущелью Бафк или к сфере Белтерра.
— Значит, где-то поблизости. Еще один хаб. Это не имеет значения. Мне просто нужно убраться с Мокмера.
— Покажи-ка свои ручонки. — Прежде чем я успел сказать "да", металлические кисти Хорога исследовали мои руки из кожи и костей, с удивительной нежностью раздвигая пальцы. — Никогда в жизни не занимался тяжелой работой, не так ли? Но у тебя хорошие пальцы. Координация движений рук и глаз в порядке? Нейромоторных осложнений нет? Паралича?
— Я в порядке, — сказал я. — И могу научиться многому из того, что вам требуется.
— Мистеру Зилу — нашему хирургу — нужен помощник. В основном это физический труд. Думаешь, справишься?
Люди Джека уже ближе. — Да, — сказал я. К тому времени я бы сказал что угодно, лишь бы отчалить от Мокмера.
— Морозильной камеры не будет: "Железная леди" к ним не прибегает. Будет тепло на протяжении всего полета. Субъективно — два с половиной года, может быть, три, пока мы не совершим следующую посадку на орбите. И как только Зил тебя обучит, он не захочет, чтобы ты уходил с его службы в первом же порту захода. Тебе светит четыре или пять лет на борту "Леди", а может, и больше, если он не сможет найти другую пару рук. Звучит не так уж и заманчиво, не так ли?
Нет, — подумал я. Но другого выхода не было.
— Я по-прежнему согласен.
— Тогда будь в девятом доке шаттлов через двадцать минут. Именно тогда мы поднимемся на орбиту.
Мы поднялись вовремя.
С борта шаттла я почти не видел корабль: достаточно, чтобы понять, что "Железная леди" выглядела почти так же, как и все остальные прямоточные "ковши", припаркованные на орбите вокруг Мокмера: брутальный серый цилиндр, расширяющийся к бронированному отверстию сборника с магнитным полем спереди и сужающийся к узлу привода сзади. Коммуникационное оборудование, радиаторы, стыковочные механизмы и модульные грузовые контейнеры окружали корабль по периметру его плавно изгибающейся талии. Он был помятым и потертым от бесконечных переходов при движении с околосветовыми скоростями, с большими подпалинами и ударными кратерами, покрывавшими большую часть корпуса.
Шаттл причалил, на борту были только мы с Хорогом. "Железная леди" начала двигаться еще до того, как я был представлен остальной команде — или, по крайней мере, хирургу.
— Раньше, чем я ожидал, — сказал я.
— Жалуешься? — спросил Хорог. — Я думал, ты хочешь улететь с Мокмера как можно скорее.
— Не жалуюсь, — сказал я. — Я рад, что мы уже в пути. — По дороге я задел стеновую панель. — Очень гладкая. Я ожидал, что ощущения будут другими.
