— Пусть попробует. Набу не единственная планета, из которой он выжимал соки. У нас достаточно союзников. Меня больше волнует, как в Сенате отнесутся к тому, что мы проголосуем против налогообложения.
Палпатин тяжело вздохнул:
— Ситуация, сказать по правде, безнадежна. Миры Внешнего кольца во многом зависят от Торговой Федерации в вопросе транспортировки товаров, так что их голоса, вполне вероятно, пойдут против. Планеты Ядра, с другой стороны, проголосуют в пользу налога, чтобы Республика получила лишний доход и им не пришлось делиться богатствами с окраинами. Торговая Федерация занимает позицию где-то посередине и выгадает при любом исходе. Даже если налог утвердят, торговцы получат разрешение на самозащиту, а увеличенные из-за налогов издержки лягут тяжким бременем на их клиентов.
— А как все это скажется на Валоруме? — пожелал знать Лаго.
— Боюсь, он не досидит до конца своего канцлерского срока.
— Кто может сменить его? — спросил Веруна.
— Трудно сказать, ваше величество. Эйнли Тим, полагаю. Хотя и Бейл Антиллес тоже не лишен поддержки.
Веруна обдумал услышанное:
— Набу как-то выгадает, если гран победит алдераанца?
— Разумеется. У вас будет друг в канцлерском кресле.
Веруна потер бородку:
— Я учту ваши рекомендации. Но имейте в виду, Палпатин, обмана я не потерплю. Ни от вас, — он пробуравил взглядом Пестажа и Гриджейтуса, — ни от вашей клики. Помните: я знаю, в каких шкафах у кого запрятаны скелеты.
* * *
Время на исходе.
Ползучие растения перемахнули через стены и башни старого форта, а лианы сцепили зубчатые парапеты с кронами близлежащих деревьев. Под ногами сновали насекомые: одни добывали пропитание, другие волокли кусочки растений и древесные щепки. Гроза, разыгравшаяся прошлой ночью, оставила на дорожках лужи глубиной по щиколотку, а сквозь бойницы башен на траву низвергались небольшие водопады. Лес, который Плэгас высадил и наполнил редкими и экзотическими зверями, был полон решимости избавить Тайник от крепости, возведенной в самом его сердце.
С самой высокой из башен смотрел он поверх древесных крон на далекое солнце и серп планеты, вокруг которой обращалась Охотничья луна. Скорость вращения была большой, и последние лучи света уже исчезали за горизонтом. Благоухающий воздух полнился стрекотом и жужжанием насекомых, криками птиц, скорбным воем ночных животных. Стая летучих мышей выпорхнула из пещеры под утесом и жадно набросилась на рой комаров, наводнивших лес после дождя. Словно из ниоткуда налетел порыв ветра.
Время на исходе.
На Аборе все еще пылились свитки и голокроны, повествовавшие о деяниях и умениях мастеров-ситов, которые, как было сказано или написано, способны были вызывать дождь или ветер или дробить небо на части порожденной заклинанием молнией. По их собственным утверждениям или по словам их последователей, некоторые темные владыки якобы умели летать, становиться невидимками, переноситься через пространство и время. Но Плэгас так и не смог воспроизвести ни одно из этих явлений.
С самого начала обучения Тенебрус не уставал повторять, что его ученик недостаточно талантлив для ситского колдовства, пусть и не страдает от дефицита мидихлориан. "Это врожденный дар", — заявил бит после долгих и настойчивых расспросов. Дар, которого был лишен и он сам — хоть и не слишком убивался из-за этого, поскольку колдовство меркло на фоне битской науки. Однако сейчас Плэгас понимал, что его наставник ошибался насчет колдовства — как ошибался насчет многого. Да, этот дар проявлялся наиболее ярко в тех, кто, не прилагая особых усилий, мог позволить себе отдаться течению Силы и стать проводником энергии темной стороны. Но был и иной путь к обретению этих способностей, и вел он оттуда, где замыкался круг и место самоотдачи снова занимала чистая сила воли. Плэгас понимал, что недоступных для него способностей просто не существует — он мог бы одним лишь усилием воли овладеть чем угодно. Но если и жил когда-нибудь сит, равный ему по могуществу, — он, должно быть, забрал свои секреты с собой в могилу или запер их в голокронах, которые впоследствии были уничтожены или надежно спрятаны.
Обнаружили они с Сидиусом что-то новое или заново открыли знание, известное древним, — это не имело значения. Важно было лишь то, что почти десятилетие назад они изменили Силу безвозвратно, склонили чашу весов на сторону тьмы. И это изменение мог почувствовать любой, кто был хоть немного восприимчив к Силе — будь он обучен искусствам джедаев и ситов или нет.
Перемена стала итогом интенсивной многомесячной медитации, во время которой Плэгас и Сидиус искали возможность бросить Силе вызов и насытить Галактику энергией темной стороны. Дерзко и беззастенчиво, подчас рискуя жизнью, они вели войну, невидимую глазу простого смертного, всецело сознавая, что их собственные мидихлорианы — полномочная армия Силы — вполне могут выстроиться так, чтобы вскипятить их кровь или остановить биение сердец. Вырвавшись из оболочки собственных тел и став единой сущностью, они пустили в ход всю свою могучую волю, чтобы установить над Силой полновесное господство. И встречного удара не последовало. В исступленном восторге они осознали, что Сила сломлена — как будто божество было низвергнуто с пьедестала. Они сотворили новую точку опоры, относительно которой светлая сторона ушла вниз, а темная — возвысилась.
В тот же день они позволили Венамису умереть.
Затем, искусно манипулируя мидихлорианами бита, которые при схожих обстоятельствах всегда были вялыми и не реагировали на чужое воздействие, Плэгас оживил его. Грандиозность произошедшего ошеломила Сидиуса и едва не перегрузила процессор 11-4Д, но Плэгас уже без посторонней помощи продолжил начатое: раз за разом он убивал и возрождал Венамиса, пока внутренние органы бита не отказали и Плэгас не даровал ему вечный покой.
Но способности оживлять других ему было мало. Когда Сидиус вернулся на Корускант, Плэгас, манипулируя собственными мидихлорианами, попытался обратить полученную способность внутрь себя. Несколько месяцев подряд успехи его были эфемерными, но наконец он сдвинулся с мертвой точки и почувствовал в себе первые перемены. Шрамы, оставшиеся на месте ран, стали разглаживаться и исчезать, и впервые за много лет он ощутил, что может свободно дышать. Не только его поврежденные ткани исцелялись, но и само его тело как будто молодело на глазах. Участки кожи под транспиратором стали гладкими, и он чувствовал, что очень скоро совсем прекратит стареть.
Опьяненный новообретенной властью, он попытался совершить еще более немыслимый поступок: породить на свет свое собственное творение. Не просто несчастную безмозглую сущность, но создание, наделенное Силой. Господство над смертью стало шагом в нужном направлении, но не являлось эквивалентом созиданию в его чистом виде. Погрузившись в Силу, он попытался известить о себе всех и затронуть каждого: мууноида и инсектоида, сильного и слабого, свободного и раба. Он был подобен воину, что размахивает флагом над полем выигранной битвы. Подобен призраку, что проникает во сны.
Но все впустую.
Сила не отвечала, словно в страхе бежав от него, да и многие звери в его лаборатории пали жертвой ужасных болезней.
Но, несмотря на это, восемь долгих лет спустя Плэгас был по-прежнему уверен, что близок к абсолютному успеху. Доказательством тому служили мидихлорианы в его крови, коих заметно прибавилось, и то могущество, которое он ощущал в Сидиусе, когда тот после стольких лет отсутствия вернулся в Тайник. Темная сторона Силы находилась в их власти: действуя сообща, они однажды добьются того, что смогут вечно поддерживать друг в друге жизнь, и будут править Галактикой столько времени, сколько сочтут нужным.
Но еще предстояло сообщить об этом Сидиусу.
Было очень важно, чтобы Сидиус сосредоточился на событиях бренного мира, пока Плэгас стремится покорить царство Силы, для которого мир смертных — лишь грубое, кривое отражение.
Разумеется, свет уже погас — но надолго ли, и какой ценой?
Он вспомнил, как наблюдал солнечное затмение на всеми забытой планете, чья единственная луна обладала идеальными размерами и положением, чтобы закрыть свет солнца. Но результатом этого была отнюдь не абсолютная тьма, но свечение иного рода — странное, рассеянное, оно приводило в смятение птиц и в разгаре дня позволило увидеть другие звезды. Даже закрытое целиком, солнце по-прежнему светило из-за диска луны и в миг, когда та отступила, свет звезды стал почти невыносимым.
Глядя в темнеющее небо Тайника, он думал о том, какие напасти намерена обрушить Сила на него, на Сидиуса или на них обоих за то, что они самовольно поколебали равновесие. Быть может, она лишь ждет удобного случая, чтобы свершить свое возмездие — как это случилось на Корусканте двадцатью годами ранее? Наступали опасные времена — куда более опасные, чем ранние годы его ученичества, когда темная сторона в любой момент могла поглотить его.
По крайней мере, он был близок к тому, чтобы полностью излечиться. Сидиус продолжал прогрессировать как политик и как владыка ситов; его самые изощренные схемы и замыслы воплощались в жизнь без сучка и задоринки. А Орден джедаев угасал на глазах...
Что будет дальше — покажет время. А оно на исходе.
* * *
Датомирский забрак сидел, скрестив ноги, на дюракритовом полу и излагал Сидиусу подробности того, что увидел в Храме джедаев несколько недель назад, когда наблюдал за вторжением йинчорри.
— Какая это мерзость — смотреть, как легко ваших рептилий водят за нос, учитель. Даже эта женщина, часовой у Храма, которую, как они думали, йинчорри застигли врасплох... Я видел, как она притворилась ошеломленной, когда ее световой меч не смог пробить кортозисный щит нападавшего. Как она упала в мнимый обморок — но стоило йинчорри схватить ее и поднять над землей, она тут же пронзила его мечом! — Мол издал рык, обнажив острые зубы. — По своей глупости они провалили задание. Джедаи попросту заманили их в ловушку. Я упивался, глядя на все это46.
Заброшенный завод "ЛайМердж" служил домом и тренировочной базой для забрака; Заводской район и окраины соседнего района Фобоси — местами его ночной охоты. Обойдя ученика кругом, Сидиус, чей капюшон был накинут на лицо, спросил:
— Значит, ты зауважал джедаев?
— Зауважал бы, если бы лазутчики-йинчорри продемонстрировали хоть какую-то сноровку. Если бы их возглавлял я...
Сидиус застыл на месте:
— Ты бы выполнил задание? Зарубил всех рыцарей и падаванов, до смерти забил детей...
— Я уверен в этом, учитель.
— Ты один — против лучших мастеров Совета?
— Скрываясь в тени и нанося молниеносные удары, я убил бы многих.
"Плэгас был прав, — подумал Сидиус. — Его переполняет гордыня".
Так или иначе, тайная атака йинчорри провалилась. Несколько джедаев погибло, но Сидиус затевал все это не ради их смерти. Главное, что восторжествовал Валорум — с небольшой помощью Палпатина, разумеется, но в первую очередь благодаря собственным усилиям — он привлек сенаторов Яруа, Тиккеса, Фарра и других на свою сторону и установил эмбарго всей звездной системы. Однако его политические резервы себя исчерпали, и положение Валорума стало как никогда шатким. Даже малейший намек на скандал лишит его доверия Сената, каким он пользовался прежде.
— Ты — грозный противник, — молвил Сидиус, нарушив недолгое молчание, — но ты не армия. И я тренировал тебя столько лет не для того, чтобы принести в жертву. Я даровал тебе титул Дарт не потому, что ты выполнил множество опасных заданий, не умер от голода, не пал от рук дроидов-убийц... Ты получил этот титул за свое послушание и верность. Тебе еще выпадет шанс показать свое превосходство над джедаями в боевом мастерстве, но сколь бы велика ни была твоя ненависть, не тебе низвергать Орден в пучину.
Мол склонил голову, продемонстрировав венец остро заточенных рожек на красно-черной безволосой макушке.
— Учитель... Надеюсь, те, кому суждено это сделать, испытают восторг и удовлетворение.
— Будет видно, ученик. Сейчас у нас есть и другие заботы.
По указанию Сидиуса Мол проследовал за ним к голопроектору и передающей решетке — тем самым, которые были изъяты у гранов десятилетия назад, но впоследствии полностью переделаны и усовершенствованы.
— Выйди из поля зрения камеры, — велел Сидиус. — Какое-то время мы будем держать тебя в резерве.
— Но...
— Терпение. Ты еще сыграешь свою роль.
Сидиус уселся в кресло с высокой спинкой, словно на трон, и утопил кнопку на панели управления, встроенной в подлокотник. Его мысли хаотично метались в голове, то и дело возвращаясь к тому, что должно было произойти спустя мгновение. Чувствовал ли Плэгас всю грандиозность момента в тот день, когда он впервые открылся и сбросил маску, представ в своем истинном обличии? Воодушевляющее чувство триумфа вполне могла испортить своего рода ностальгия, ощущение потери чего-то личного, определяющего твою сущность. То, что прежде было тайной, навеки перестанет быть ей...
Вызов застал наместника Нута Ганрея за обедом — без тиары-"ушанки" и вычурного ожерелья из лазурного камня, в которых он походил на шута.
— Приветствую, наместник, — сказал Сидиус.
Мигательные перепонки на багровых глазах неймодианца охватил спазм, а его морщинистый рот задергался.
— Что? Что? Это закрытый канал. Как вы?..
— Не утруждайте себя попытками отследить источник передачи, — протянул Сидиус, когда клиновидные серые пальцы Ганрея забегали по клавиатуре голосистемы. — Вы будете ходить кругами и впустую потратите столь драгоценное время.
— Как посмели вы вторгнуться?..
— Недавно я прислал вам подарок. Краснопятнистого пилата.
Ганрей уставился на собеседника:
— Это были вы? Вы его послали?
— Полагаю, вам хватило ума проверить его на наличие следящих устройств.
Повернув голову, Ганрей посмотрел на что-то вне поля зрения камеры — вероятно, на саму птицу.
— Разумеется, я это сделал. Чего вы хотели добиться, прислав его? — Неймодианец говорил с акцентом: растягивал слова и заметно смягчал букву "т".
— Считайте это знаком моего восхищения той неоцененной доселе работой, которую вы проделали во благо Торговой Федерации. Директорат проявляет явную близорукость, не признавая ваш вклад в общее дело.
— Они... то есть я... Но почему вы прячете лицо под капюшоном?
— Так делают все в моем Ордене, наместник.
— Кто вы такой — пастырь?
— Разве я похож на святого?
Ганрей озлобился:
— Я требую, чтобы вы открыли лицо.
— Эту привилегию вам еще предстоит заслужить.
— Привилегию? Да кем вы себя возомнили?
— Вы уверены, что хотите знать?
— Я требую.
Улыбка Сидиуса едва проступила из-под капюшона.
— Что ж, тем лучше. Я — владыка ситов.
"Ну вот. Я сказал это... Сказал".
— Владыка ситов? — повторил Ганрей.
Ответ пришел откуда-то изнутри Палпатина, из самого центра его естества:
— Я даю вам позволение называть меня Дартом Сидиусом.
— Я никогда не слышал о Дарте Сидиусе.
