Сказка где-то рядом

Статный смелый парень понравился красавице, и она вслед за ним взобралась на крышу дома. Но корзина могла выдержать только одного пассажира, и Женя упрямо уступал ей первую очередь. В конце концов девушка согласилась подняться первой, но перед тем, как сесть в корзину, надела Жене на палец свое кольцо, и предупредила, что оно волшебное и может исполнить одно — но только одно! — желание своего обладателя. После этого Женя прокричал братьям, чтобы они тянули веревки и поднимали ценный груз.

Но когда братья увидели пассажирку корзины, они тут же потеряли головы. По богатому платью они решили, что это, конечно, какая-нибудь принцесса, плененная злым колдуном-карликом, и принялись спорить, кто из них на ней женится. Когда же девушка сказала, что уже пообещала выйти замуж за младшего брата, они сделали вид, что случайно выпустили веревки из рук, и сбросили корзину вниз.

Под тем предлогом, что нужно позвать помощь, захватить еще веревок и другую корзину, чтобы достать оставшегося внизу Женю, они увезли девушку к себе домой. Их мудрый отец, посокрушавшись принесенным старшими братьями известием о смерти младшего сына, решил, что следует предоставить выбор будущего мужа — разумеется, только из двух спасителей, — самой девушке. А она явно не торопилась с замужеством.

Тем временем Женя, действительно едва не пришибленный упавшей сверху корзиной, понял, что скорого спасения ждать не приходится, и принялся исследовать пещеру в поисках другого, не столь сложного выхода. Однако не преуспел — если выход и был, то карлик его здорово замаскировал. Да и из сокровищ в пещере было только одно золотое кольцо у него на пальце.

Вспомнив о волшебных свойствах подарка, Женя тут же трижды повернул на пальце золотой ободок и пожелал очутиться дома. И тут же оказался там, на радость родителям и к досаде братьев. А уж как ему обрадовалась спасенная красавица!

Вася кашлянул, очевидно намереваясь задать наводящий вопрос, но Наташа его опередила:

— А что ты сама попросила у волшебного колечка?

— Тот же вопрос задал и Женя, когда торжественно возвращал мне его как знак нашей помолвки, — усмехнулась рассказчица. Улыбка получилась грустной: — А я так и ответила: ничего. Я ничего не просила у колечка, так как мне нечего было желать.

— Пожелала бы выбраться наружу, — подсказала Наташа. — Вернуться домой, в конце концов! Неужели тебе самой под землей было лучше, чем с родителями?

— Но там я и была дома! — трагическим голосом воскликнула Параша: — Карлик с бородой — мой отец!

Над поляной повисло потрясенное молчание, а она продолжила рассказ:

— Узнав об этом, Борис тут же отказался на мне жениться. Паша неожиданно вспомнил, что уже обещался какой-то девушке — кажется, дочке мельника. А Женя... он предложил отвезти меня обратно в лес и спустить в колодец в новой корзине!

— Вот негодяй! — не удержалась Наташа. Мирон с Васей согласно кивнули, присоединяясь к ее словам, а в лучах их горящих страстным негодованием глаз можно было поджарить яичницу.

— С его стороны это было даже великодушно, — вступилась за лесоруба Параша. — Другие бы на месте братьев наверняка решили бы сжечь ведьму на месте — уж я насмотрелась на людей, пока была кроликом. А превратилась я в него в тот момент, когда Женя взял назад свое предложение руки и сердца. Такое уж на меня было наложено заклятие — я должна была превратиться в крольчиху, трижды обманувшись в любви. Поэтому папа и держал меня под землей, никогда не выпуская на поверхность, и отпугивал всех, кто только появлялся рядом с колодцем. Человеческий облик должен был вернуться ко мне только после отсечения головы.

— Кто же решился на такое злодейство? — искренне возмутился Мирон.

Параша печально вздохнула:

— Родная бабушка.

— Ты с самого детства проявляла такое преступное легкомыслие чувств, что она решила преподать тебе жестокий урок? — удивилась Наташа.

— О... дело в том, что в нашей семье все колдуны: женились только на ведьмах, выходили замуж за волшебников, чтобы в детях накапливалось магическое могущество. А папа, пойдя против воли родителей и прочей родни, женился по любви, на простой девушке без крупицы волшебного дара. Она быстро умерла — даже папино мастерство оказалось бессильно, — но он отказывался ввести в дом найденную бабушкой ведьмочку. Когда же выяснилось, что я пошла в маму не только внешностью, но всяким отсутствием волшебного дара, бабушка осерчала и прокляла меня страшной клятвой.

— Слава богу, что моя бабушка не ведьма, — нарушая повисшее над поляной молчание, когда каждый вдруг задумался о чем-то своем, пробормотала Наташа: — Я так часто вывожу ее из себя!

— Хорошо, — серьезно согласился принц.

Повернувшись к своей прекрасной соседке, Мирон любезно поинтересовался:

— Не удивлюсь, если верхний мир Вас здорово разочаровал. Наверное, уже жалеете, что покинули отчий дом?

— Да ведь я же еще ничего толком и не видела, — покрывшись трогательным румянцем, потупила взор Параша. — Дом лесоруба, рынок, дворцовую кухню да кусочек леса, в котором ждала возвращения ребят.

— Как же кролик попал на рынок? — удивилась Наташа. — По ошибке продал кто-то из лесниковых домочадцев?

Параша потупилась еще сильнее, а с новой силой вспыхнувший румянец переполз с ее щек на шею. Казалось, задай ей еще какой-нибудь вопрос, и она примется заслонять лицо ладонями от смущения:

— Сам Женя и отнес, — через силу выдавила девушка.

Наташа замерла с открытым ртом, потрясенная глубиной морального падения младшего лесоруба. Но принц не стал молчать:

— Какой негодяй! — гневно воскликнул он, ударяя кулаком правой руки по левой ладони.

— Нельзя его осуждать! — тряхнула головой Параша. Подняв глаза, она обвела всех неожиданно смелым и как будто вызывающим на спор взглядом: — Он имел полное право решить, что девушка с самого начал была кроликом, превращенным в девушку злым карликом-колдуном только для того, чтобы отвлечь внимание похитителя от припрятанных в пещере сокровищ. Другой бы на его месте мог повести себя гораздо хуже.

— Всякое предательство неприятно, — философски заметила Наташа. — Предательство же любимого — в несколько раз больше.

Параша вновь склонила голову, пряча глаза, и сразу вновь превратилась в домашнюю лапочку-заюшку. Наташа сморгнула: так вот они какие, 'девушки с изюминкой' — податливый мягкие бархатные ушки, а в глазах плещется жидкий огонь.

— Не уверена, любила ли я его на самом деле, — протянула 'девушка с изюминкой', — может быть, просто ухватилась за первую же возможность выбраться из-под земли и повидать мир. Самой по себе, в одиночку сбежать на землю было боязно. И не Женина вина, что он оказался плохим провожатым.

— Ну, уж если ты хочешь посмотреть мир, тут лучше Мирона тебе проводника не найти, — заметила Наташа. — Вот уж кто весь белый свет изъездил вдоль и поперек. Наверняка изучил его досконально. Во всяком случае, ночную жизнь...

Параша молча покосилась на отрекомендованного гида из-под прикрытых век, и он тут же расправил плечи и выпятил грудь, показывая товар лицом, точно в спину ему дышали толпы конкурентов, наперебой монотонно повторяющие: 'Такси берем... Экскурсия... Недорого...'

— Целиком и полностью к услугам миледи! — сверкнул белоснежными зубами, выделяющимися на смуглой коже Мирон. — Желаете осмотреть жаркие страны, где женщины закрывают лица, но носят брюки, как мужчины? Или туда, где люди обгорают на солнце до угольной черноты? А может, посетим страну приветливых желтокожих людей, чьи глаза стали узкими от постоянного смеха и улыбок, которые умеют выращивать в небе невероятно красивые огненные цветы, цветущие несколько секунд и только по ночам, зато видные издалека? Я был в стране, где снег лежит круглый год, а люди ходят по самому ненадежному и хрупкому насту не проваливаясь, так как привязывают к ногам длинные доски. Каких только чудес не увидишь в мире! Хотя... дьявол! Ведь для того, чтобы обойти его пешком и подивиться всем этим чудесам, потребуется не одна человеческая жизнь! Да и не везде ногами пройдешь...

— А как же ваш конь? — удивилась Наташа. — Что, Боливар не вынесет двоих?

— Это порождение ада вернется туда вместе с гончими с первым же солнечным лучом завтрашнего дня!

— Ну, если все дело только в скакунах, то с этой проблемой я справлюсь! — радостно воскликнула Параша. От рассказа об ожидающих ее чудесах она возбужденно раскраснелась, глаза засияли, как две звезды, казалось, еще секунда — и она вскочит и действительно побежит на своих двоих форсировать километры суши и океанской воды. Однако пешая прогулка не входила в планы дочери волшебника — трижды повернув на пальце кольцо, она крепко зажмурилась и беззвучно зашевелила губами, словно загадывая желание.

Наташа сломала голову, тщетно пытаясь догадаться, что же это будет: ковер-самолет, сапоги-скороходы или воздушный шар? Когда же с края поляны раздалось кокетливое нежное ржание, на него бурно отреагировал не только адский жеребец, выпустивший из ноздрей целое облако огненных искр, но и все остальные, расположившиеся у огонька. Демонические ищейки вскочили и яростно ощетинились, показывая длинные и острые, как кинжалы, клыки. Люди вскочили на ноги и повернулись к источнику шума. Причем Наташа, перед тем, как обернуться, успела подумать: 'Лошади? Как же они через реки и моря будут перебираться — вплавь?' Овсянкин же, самый большой дипломат из всех присутствующих, без лишних телодвижений и угрожающих жестов просто подошел и внимательно обнюхал виновницу торжества и ее спутника.

Поднявшая шум ладненькая и изящная белоснежная лошадка томно прикрыла глаза, как бы не понимая, чему обязана таким вниманием. Даже неправдоподобно длинные и густые ресницы не могли скрыть лукавого блеска ее очей. А роскошные белоснежные лебяжьи крылья — соразмерно более размашистые, разумеется, — прижатые к бокам наподобие попоны, слегка трепетали, выдавая сдерживаемое волнение. Кобылка знала, что хороша, и под маской напускного смирения искренне ожидала шумного восхищения. Крупный гнедой жеребец с черной гривой нервно перебирал тонкими сильными ногами, ревниво поглядывая на 'конкурента', и как будто пытался закрыть от нескромных взоров свою тщеславную подругу, хлопая в воздухе большими кожистыми перепончатыми крыльями, прототипом для которых явно служила летучая мышь — или же зонтик.

— Ой, крылышки у мальчика какие-то не такие получились, — огорчилась Параша, глядя на волшебных скакунов.

— Не переживай — они вам обоим очень подходят! — давясь от смеха, утешила ее Наташа.

— Но было бы несправедливо лишать награды моего спасителя, — смущенно зарумянившись, заметила бывшая зайка: — Позвольте Вашу руку, Мирон!

И волшебное колечко ловко соскользнуло по безымянному пальцу смуглой от природы — уж, во всяком случае, не от загара! — широкой руки.

— Видит бог, этим вечером я получил больше, чем мог надеяться, — потрясенно заметил он. — Я вновь стал человеком и вернулся к жизни, обрел очаровательную спутницу в странствиях и великолепного коня. Но это еще не значит, что мне больше нечего желать!

Зажмурившись, Мирон трижды крутанул кольцо на пальце и деревья на дальнем конце поляны расступились, точно раздвигающийся театральный занавес, выпускающий на сцену новое действующее лицо пьесы — целый дом. Срубленный из ровных, одно к одному, гладких бревен, украшенный резными наличниками и подзорами, с коньком на крыше — настоящий теремок. Да что теремок — целый терем, хоромы, могущие вместить большую семью с многочисленными отпрысками, родственниками и суетливой челядью. И в то же время удивительно ладный и уютный. Наташе сразу же захотелось зайти и проверить, настолько ли он хорош внутри, как выглядит снаружи. И лишь опасение, что он окажется еще лучше, и ей не захочется уходить, удержало девочку на месте. Кстати, надо будет провентилировать этот вопрос — должен же кто-то присматривать за домом, пока хозяева разъезжают по заграницам!

Мирон вмешался в ее радужные мечты, широким жестом как бы охватывая усадьбу:

— Путешествовать по дальним странам вдвое приятнее, когда знаешь, что тебе есть куда вернуться. Примите от меня этот скромный дар, миледи!

— Ну, теперь-то, когда вы уже обручились, можете обращаться друг к другу на ты! — вмешалась бестактная Наташа. В очередной раз она почувствовала себя катализатором, ускоряющим и усиливающим взаимную симпатию двух сердец, бьющихся в унисон, — этаким вирусом любовной горячки.

То, как Мирон с Парашей при этих словах быстро переглянулись, а затем, покраснев до корней волос, отвели глаза в стороны, только подтвердило ее подозрения.

— Однако, Параша напомнила мне о собственном долге, — спохватился Мирон, справившись с приступом смущения. Стянув с пальца волшебное кольцо, он с глубоким поклоном передал его Наташе: — Миледи! Вы, как никто другой, достойны этой награды!

— Спасибо! — пробормотала та, нервно теребя золотой ободок, однако не торопясь надевать его на палец и крутить: — Честно говоря, не ожидала. Я ведь действую чаще всего импульсивно, не рассчитывая на награду. Уф-ф-ф... Ну, вот, кажется, и оправдалась. А теперь — приступим!

С приятным чувством радостного предвкушения волшебного праздника Наташа трепетно одела колечко на безымянный палец — оно оказалось как раз в пору. Как же, интересно, его надевал Мирон? Впрочем, волшебная бижутерия наверняка растягивается и сжимается сама собой. Затаив дыхание — кажется, даже сердце перестало биться, выжидательно замерев, — она трижды крутанула золотой ободок, как будто навинчивая на палец крышечку с резьбой...

И эффект не разочаровал — но только сторонних наблюдателей: казалось, что в центр поляны ударила зеленая молния, как отголосок прошедшей грозы, и из того места, на котором стояла Наташа, в небо ударил столб языкастого изумрудного пламени. Какое-то время завитки холодного огня щекотали низко нависающие над поляной тучки, но затем резко опали вниз. Вместе с высотой пламя поменяло и цвет, постепенно пройдя весь спектр: зеленый — голубой — синий — фиолетовый — красный — оранжевый — желтый — и последний язычок зеленого огня, не больше огонька газовой зажигалки, быстро втянулся в кольцо. По нему еще раз пробежала радужная судорога, бросая отблески на пальцы, и все успокоилось.

— Ты что, заказала фейерверк? — с подозрением поинтересовался Вася.

— Нет, — вместо все еще ошеломленной девочки ему ответила Параша. — Похоже, ее желание кольцу оказалось не по силам. Видимо, ему противодействовало еще более сильное заклятие.

Наташа, хотя за последние несколько часов и успела понемногу свыкнуться с мыслью о том, что в сказочном мире придется задержаться надолго — если не навсегда, — все-таки не смогла одолеть душащие ее спазмы отчаянных рыданий. Лицо ее исказило, и из глаз бурлящим потоком хлынули горячие горючие слезы. Обрести надежду, затем потерять ее, снова обрести и опять потерять — и все меньше чем за сутки, — оказалось слишком для ее нервов. Ноги сами собой подкосились, и она упала на траву, закрыв лицо руками и вздрагивая от беззвучных и безутешных рыданий.