| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Когда они отобрали людей, составили список штрафбата и подготовились к его эвакуации, Франц вновь напомнил коменданту о русском беглеце.
— Так он расстрелян, господин подполковник, — неуверенно произнес комендант.
— Этого не может быть, господин оберфюрер. Я вас просил оставить его в живых. Где его камера? Ведите нас к нему.
— Перестаньте, господин подполковник. Зачем он вам сдался? Пользы от него никакой, он больной и тощий.
— Я сказал, ведите! — настоял на своем Ольбрихт. — Смелее. Я жду.
— Хорошо. Одну минуту. Дежурный! — Пистер поднял трубку прямой связи с дежурной службой комендатуры. — Срочно свяжитесь с расстрельным отделением. Я отменяю казнь русского беглеца. Что? Поздно?.. Разберитесь, я иду туда, — комендант медленно оторвался от трубки телефона, не глядя на Ольбрихта, вышел из-за стола, набросил на себя шинель, надел фуражку, тяжело ступая, вышел из кабинета. — Идите за мной, — на ходу позвал он офицеров.
Затрещала деревянная лестница. Все трое спустились на первый этаж комендатуры и прошли по узкому коридору к бункеру-карцеру со множеством обшарпанных дверей камер, где сидели заключенные штрафники. Дежурный надзиратель по команде коменданта открыл камеру с номером один. Крохотная одиночная камера с закрытым окном-намордником была пуста.
— Где он? — Франц начинал злиться.
— Сдался вам это русский, — переведя дыхание, проворчал недовольно комендант. — Он преступник, беглец. Если он еще живой, я сделаю показательную казнь.
— Оберфюрер! У меня не хватает терпения на вас, — закипел Франц. — Несмотря на ваши заслуги перед рейхом и почтенный возраст, я по прибытии в Берлин вынужден буду написать на вас рапорт. Позже вы будете сожалеть по поводу своей несговорчивости с нами. Чтобы вы удостоверились в моих полномочиях и моих возможностях, посмотрите сюда, — Франц раздраженно достал из внутреннего кармана gelber Ausweis и поднес его к лицу коменданта.
У Пистера округлились глаза, задрожали губы, он, не говоря ни слова, забыв надеть фуражку, с непокрытой головой выскочил из бункера. Охрана, недоумевая, побежала за ним в сторону медицинской части. Туда же проследовали Ольбрихт и Шлинке.
В кирпичном одноэтажном здании, где проводились медицинские опыты и лечили заключенных, по длинному коридору прохаживались эсэсовцы. Под их присмотром находились заключенные евреи из вновь прибывшего этапа. Они стояли плотно друг за другом в ожидании медицинского осмотра и возбужденно перешептывались.
Конвой сегодня к ним был добр и не мешал их разговору, только посмеивался над ними. По команде младшего офицера СС — он был в белом халате — в дальнюю комнату с массивной дверью по одному заводили заключенных, где был установлен ростомер. После осмотра оттуда никто не выходил, но это заключенных не смущало. Им объяснили, что их выпускают через другой выход, чтобы не создавать давки.
— Где он? — заорал на весь коридор оберфюрер, ворвавшись в учреждение. Узники притихли, как мыши, и прижались к стене. К коменданту сразу подбежал начальник расстрельного отделения.
— Где он? — еще раз крикнул разъяренный комендант.
— Что случилось, господин оберфюрер? — офицер СС стоял навытяжку перед грозным начальником, не понимая вопроса.
— Русский беглец, болван, — прорычал Пистер.
— Так вот он, — эсэсовец обернулся. — Я выполнил вашу команду, — из дальнего угла двое рослых специалистов отделения с закатанными рукавами, в халатах, измазанных кровью, волокли русского беглеца.
— Вы его застрелили... не успел... — комендант схватился за сердце. Он почувствовал острую боль в груди. Ему стало не хватать воздуха. Лицо покрылось липким потом. Ноги подкашивались, становились ватными. Чтобы не упасть, оберфюрер СС прислонился к холодной стене и прикрыл глаза
* * *
.
— Что с вами, господин оберфюрер? Беглец жив. Я выполнил вашу команду. Позовите врача! — крикнул он, оглянувшись по сторонам.
— Поднимите заключенного, — приказал солдатам Ольбрихт, не обращая внимания на состояние коменданта — к тому уже спешили санитары.
Конвоиры легко поставили на ноги окровавленного беглеца, который едва весил пятьдесят килограммов. Его голова бесчувственно лежала на груди. Ольбрихт взмахнул рукой:
— Покажите лицо.
Конвоир тут же выполнил его команду, приподняв голову за подбородок.
От света, боли и шума заключенный очнулся. Дрогнули веки, он открыл глаза. Жмурясь, он попытался понять, что происходит. Спустя несколько секунд его тело охватила нервная дрожь. Лицо в кровоподтеках и ссадинах посветлело. Зрачки расширились.
— Это вы?! — еле слышно прошептал он опухшими разбитыми губами и вновь потерял сознание. Одновременно прозвучал удивленный, вместе с тем радостный возглас Франца:
— Комбат?.. Новосельцев?!.
Когда русскому беглецу сделали тонизирующий укол, он зашевелился... Где-то глубоко-глубоко, вначале на подсознательном уровне, сгустками нейронов им был воспринят еле-еле слышный, но с каждой секундой все более нараставший, более отчетливый сигнал. Сигнал разрастался, становился еще ближе и вдруг осязаемо превратился в тяжелый и до боли знакомый радостный рев дизелей и лязганий гусениц. Каждый пехотинец, услышав эти звуки, а они отличались от шума карбюраторных моторов 'Майбах', наполнялся чувством гордости и любви за наши бронированные боевые машины. 'Это спасение', мелькнула в голове комбата первая устойчивая мысль, и он открыл глаза...
* Звание между полковником и генералом. ** Старший по бараку, как правило, из бывших военных немцев.
* * *
Старшие по отделениям, как правило, из уголовных элементов Германии.
* * *
Оберфюрер СС Герман Пистер скончался 28 сентября 1948 года в тюрьме от инфаркта, не дождавшись смертной казни через повешение.
ЭПИЛОГ
Ноябрь 1944 года. 'Ближняя дача' Сталина
Иосиф Виссарионович Сталин сидел за рабочим столом в кабинете на 'Ближней даче' в Кунцево и сосредоточенно читал лежащий перед ним документ. По мере прочтения докладной записки, представленной Берией, его лицо серело, глаза становились колкими, злыми.
— Мерзавцы! Что задумали! Третью мировую войну хотят развязать! — жестко произнес он вслух и, закрыв папку темно-бордового цвета с тесненой звездой и грифом 'Совершенно секретно', поднялся из-за стола. Чуть подрагивающими руками набил трубку табаком из папирос 'Герцеговина Флор', достал из кармана спички, разжег. Раскурив трубку, делая небольшие затяжки, он стал медленно прохаживаться по кабинету. Шаркающие, почти неслышные шаги вождя по плотному, ручной работы иранскому ковру — и больше ни звука. В эту минуту Сталин находился в глубоком раздумье.
Был поздний вечер, но для Сталина это было только послеобеденное время. Он ложился спать, как правило, под утро. Каждый раз ему стелили на разных диванах, на каком — он указывал сам. Шторы обрезаны до батарей — его хитрость. 'Враг за ними не спрячется', — подумал вождь, остановившись у окна. Давнишняя навязчивая мысль о возможном покушении заставляла находиться постоянно настороженным, регламентировала образ жизни. 'Да и откуда врагу здесь взяться? Сто семьдесят офицеров госбезопасности охраняют дачу, причем охрана есть у каждого окна, имеется шесть постов, двойной забор, телефонная связь. Муха не пролетит без внимания органов госбезопасности, не то что пройдет незаметно враг...'
'...Однако можно ли верить этому немцу?' — Сталин задал себе мысленный вопрос, отгоняя появившуюся тревогу. Выпустил колечко дыма, задумался. Образ немецкого офицера — ему показывали его фото — предстал перед ним. Пропал. Появилась Дедушкина Вера с ребенком. 'Надо же, фамилию запомнил — Дедушкина. Теплая фамилия, надежная. Девушка красивая, а дочка белесая, как отец...' — мимолетно появился образ маленькой дочери Светланы. Он вспомнил, как здесь, на даче, в 35-м году кружил ее на руках... Глаза Верховного Главнокомандующего потеплели...
'И все же, можно ли верить сведениям немца? — Сталин вновь вернулся к мучащему вопросу. Второй раз он сталкивался с непонятными вещами, связанными с чертовщиной, магией, с предсказаниями немецкого разведчика. — Подумать только, — усмехнулся он сквозь усы, — этому Ольбрихту приходит голос и говорит о том, что будет происходить в будущем. В мае голос раскрыл секреты об операции 'Багратион', тем самым чуть не сорвал план его осуществления'.
Теперь голос предупреждает о готовящейся Третьей мировой войне. Причем инициатором войны выступает Англия, их союзник в лице самого Черчилля. В это трудно поверить, тем более представить, что такое может произойти.
Но голос первый раз не ошибся. Почему он должен ошибиться в этот раз? По замыслу готовящейся операции 'Немыслимое' Третья мировая война должна начаться 1 июля 1945 года внезапным ударом объединенных сил англосаксов по Советскому Союзу.
'Как поступить, чтобы не навредить себе, не разругаться с союзниками, искусственно не подтолкнуть их на военный конфликт?' — Сталин подошел к большому полированному столу, на котором была разложена карта боевых действий советских и союзнических сил. Фашистская Германия была окружена со всех сторон. На Западном фронте немецкие дивизии сдерживали англо-американцев по линии Зигфрида.
'Конечно, Красная армия, имея более чем одиннадцатимиллионную армию, справится сама с врагом. Но союзники оттягивают значительные силы фашистов. Сообща разгромить их легче. Как же поступить?'
Колоссальное противостояние должно завершиться разгромом и полной капитуляцией нацистской Германии. Уже разрабатывается Берлинская операция. А здесь, как обухом по голове, предсказание о новой войне. Если это правда, то предательство со стороны союзников чудовищное, немыслимое. Даже операцию назвали этим словом — 'Немыслимое'. Сталин скривился. 'Прямолинейное англосаксонское мышление. Но сбрасывать со счетов хитрость Черчилля нельзя. Он всеми фибрами души ненавидит советскую Россию. От него можно ожидать всего, даже этой войны, — рассуждая таким образом, Сталин все больше склонялся к ответу, что представленный документ немецкого разведчика не провокация. — Но какое коварство!'
'Нужно все взвесить, посоветоваться с товарищами и принять решение. Верное решение', — подытожил мысленный разговор с самим собой Иосиф Виссарионович и подошел к небольшому столику, где стояли телефоны правительственной связи. Поднял трубку, где на аппарате под прямоугольным целлулоидом находилась бирка с надписью 'Кремль'.
— Товарищ Поскребышев, — тихо, но с характерной хрипотцой в голосе обратился он к своему бессменному секретарю: — Пригласите ко мне на десять часов вечера членов Ставки Верховного Главного Командования... Нет, не всех, сокращенный вариант. Пусть приедет также начальник Генерального штаба товарищ Василевский. Я жду... Товарищу Берии я сам позвоню... Шапошников болен? Жаль...
В назначенное время бронированный лимузин Берии, свернув с Можайского шоссе на Староволынскую улицу, въехал в молодой, густо посаженный ельник. Через несколько сотен метров машина остановилась у массивных деревянных ворот, выкрашенных в зеленый цвет. По обе стороны от ворот возвышался прочный глухой пятиметровый забор. За ним, на расстоянии пяти-семи метров, шла вторая оградительная линия, чуть поменьше высотой, но с окошками для наблюдения и стрельбы.
Возле ворот у входа стояли припаркованные легковые машины членов Ставки Верховного Главного Командования. Наметанный глаз Берии узнал машину наркомата иностранных дел Молотова. 'Серьезный разговор состоится', — подумал он, уже зная, о чем пойдет речь на совещании у Сталина. Лаврентий Павлович вышел не спеша из лимузина. Дверь перед ним открыл его адъютант и личный охранник полковник Саркисов, ехавший на переднем сидении.
— Ждать здесь! — коротко и строго приказал ему Берия и прошел вперед через двери заградительных заборов на территорию дачи вождя. Постовые офицеры вытягивались в струну перед грозным народным комиссаром.
— Все прибыли? — перебил Берия доклад начальника дежурной смены, встречавшего наркома.
— Так точно, товарищ народный комиссар. По списку вы последний приехали.
— Последний, говоришь, — Берия ожег злым взглядом майора госбезопасности. Офицер молчал, только еще сильнее вытянулся перед вторым лицом государства.
— Не последний, майор. Я прибыл строго по временному графику, согласно табелю о рангах.
— Так точно, товарищ народный комиссар. Вы прибыли последним, согласно временному графику.
Берия недовольно махнул рукой:
— Неси службу, майор. Сопровождать не надо, — и самостоятельно направился в сторону двухэтажной дачи по освещенной ухоженной аллее молодого парка, состоящего сплошь из канадских кленов. Сорокапятилетний нарком НКВД шел твердым хозяйским шагом, с усмешкой ловил напряженные подобострастные взгляды охранников, с наслаждением вдыхал чистый ноябрьский воздух. Он был готов к встрече с товарищем Сталиным. Он знал, о чем пойдет речь.
У входа в добротное деревянное здание наркома встретил постовой офицер. Молодцевато отдав честь комиссару, он открыл перед ним мощную дубовую дверь с массивными бронзовыми ручками. Берия, молча, через небольшой тамбур, прошел в просторную прихожую. Холодно поздоровавшись с генералом Власиком — начальником личной охраны Сталина, снял шинель и повесил на широкую вместительную общую вешалку с правой стороны. На вешалке у левой стены висели вещи Сталина. По негласному правилу гостям запрещалось оставлять там свою одежду.
— Кто у Верховного? — небрежно спросил Берия у генерала, стоя к нему спиной и приводя себя в порядок перед большим гостевым зеркалом.
— Как обычно, товарищ народный комиссар. Жуков, Молотов, Ворошилов, генерал Василевский. Пять минут назад они зашли все вместе к товарищу Сталину. Вот вы подъехали.
— Где совещание проходит?
— Прямо в большой столовой.
Берия развернулся и с нескрываемым раздражением посмотрел на генерала сквозь стекла пенсне.
— Замени начальника смены, генерал. Слишком разговорчивый он у тебя. Наведи порядок.
— Слушаюсь, товарищ народный комиссар.
Берия ревностно относился ко всем сотрудникам и государственным деятелям, которых приближал к себе Сталин. По этой причине он недолюбливал их. Всячески старался принизить их роль перед Сталиным. Генерал Власик был в их числе. Он был одним из долгожителей личной охраны, кому вождь доверял, кого приблизил к себе и к своей семье. Власик понимал истинную причину недовольства Берии и старался лишний раз ему не перечить, строго выполняя его указания.
Берия вошел в зал-столовую кунцевской дачи, когда оставалась одна минута до начала совещания. В это время Сталин находился в окружении военных у стола, на котором были разложены карты боевых действий Советской армии. Справа от вождя, чуть позади, стоял Молотов.
— А вот и наш главный прорицатель подъехал, — с улыбкой произнес Иосиф Виссарионович, оглянувшись на Берию, когда тот громко поприветствовал членов Ставки.
Жуков и Василевский недоуменно переглянулись.
— Времена нынче такие, товарищ Сталин, — парировал Берия, — если заранее не просчитывать ходы врага, то можно легко опростоволоситься, попасть впросак.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
