— Поставил её на колени, возблагодарив Бога и Основателя за день своего рождения? — спросил он.
— Меньше молитв, больше воплей, — сказала Кирше, найдя спасение в точности.
— Хороший парень! Если женщина может сесть, после того, как ты с ней закончил, то значит, ты что-то сделал не так! — Маркграф глянул на свои карманные часы. — Небеса, уже столько времени? Проклятье! Я был слишком великолепен, чтобы объяснить свое великолепие всего за тридцать минут! Это заняло целый час! Извини, парень! Я только что вспомнил, у меня есть полчаса, чтобы попасть на другую сторону города и остановить культистов бездны, которые хотят взорвать прибрежный пороховой склад! Нужно бежать!
И с этими словами он выпрыгнул в окно, разбив стекла.
Затем был момент шокированного молчания, а затем далекое "Ура!" с улицы.
— Какой мужчина! — с тяжелым вздохом сказал Гиш. — Основатель! Если бы я был хотя бы вполовину... нет, хотя бы на пятую часть таким же лихим, как он, ну, я был бы таким лихим, что выиграл бы любую гонку, которую вы могли бы вспомнить.
— Он есть... кьак ты сказал это, "мужчина", нет? — невнятно сказала Табаса, прилежно зарисовывая что-то на полях своей книги. — Интересно, `н убил бы короля, есльи бы подумал, что этот человек злой? Есльи бы он нашел какие-нибудь свидетельства, нет?
— О, он бы убил, и уже делал такое, — угрюмо ответила Кирше. — У него дома, на стене, есть голова Фердинанда Черного. Рядом с головой дракона и Ксиктлимртила Непроизносимого, который попытался вторгнуться в наши земли. Это была "увлекательная" Серебряная Пятидесятница. Демоны всегда были приятным способом развеяться, после выяснения того, что мой новорожденный братик снова оказался девочкой. — Она вздохнула. — Моя семья испорчена.
— Это есть очьаровательно, — сказала Табаса, уголки её рта слегка поползли вверх. -И я бы не сказала, чьто с тьобой.... тобой есть проблема.
Монморенси прочистила горло.
— Гиш, — предложила она. — Ты когда-нибудь задумывался о том, чтобы вырастить усы?
— Да, — ответил парень с сияющими глазами. — Ты тоже слышала его совет?
— Да, конечно, — быстро ответила девушка. — Его совет определенно лучший. Ты должен проверить, как ты будешь выглядеть с ними. Проверить, был ли он прав. — Она нервно засмеялась. — Нет других причин.
22. Вечеринка.
Дорогой дневник! Сегодня огласят приглашения на зимнюю церемонию награждения Серебряной Пентаграммой, и я знаю, что я в списке претендентов. Это так возбуждающе! По честному, я должна попасть в финал! Осквернители Мирского примут мои работы во всех журналах! Но отец сказал, чтобы я не слишком надеялась на это, поскольку против меня то, что моя мать была Героем и смертной, и наш статус понизился, но я правда, правда хочу этого! Даже если я не выиграю, я, по крайней мере, получу приглашение, правильно?
— Дж`есзика Мораудат Д`емонстрелле Обфуската Ксистене Елии`зе Малевола Ебони Инвидиа Пиренава С`карейеон, Принцесса крови-в-изгнании Бездны, Виконтесса Нисходящих Сфер (оспариваемое притязание), Бесспорная Наследница Вздымающейся Башни (оспариваемое притязание)
Глубоко под землей, в мерзких, вонючих местах, собирались силы Зла. Своими злыми и греховными способами они готовили свои подлые планы и собирали ресурсы, нужные для вечного захвата ослабленного мира всего хорошего и правильного. Праведные мужчины и женщины часто желали узнать обо всех ужасающих делах их оппонентов, замышляемых в секретных крепостях, но увы! Эти знания были не для смертных.
— Я уверена, что эта комната меняет размеры! — стенала Каттлея де ла Вальер, в отчаянии пав на колени. — Почему я не могу правильно разместить ковер?
Служанка с непониманием уставилась на неё.
— Вы сказали, что он должен быть по двадцать метров в обе стороны, моя леди? — медленно произнесла она.
— Нет, не так! Это... это было двадцать метров и девятнадцать сантиметров в первый раз и двадцать метров и двадцать один сантиметр во второй! И... и если я ошиблась, мне придется постоянно замечать края ковра возле стен, или он будет бугриться, и это сведет меня с ума.— Каттлея изящно вздрогнула. — Это почти так же плохо, как косящиеся портреты!
С тяжелым, вздымающим грудь вздохом, она рухнула на свою кровать, лицом вниз, и та ее мягко подбросила. Несмотря на мерзкий ковер, воюющий с ней, это была прекрасная комната. Намного, намного больше, чем дома. Её сестра разрешила ей выбирать любую, поскольку их было предостаточно. Теперь у неё было так много места, что ей пришлось собрать свои вещи в одном месте и установить бумажные стены, вроде тех, что она видела в книгах о Мистическом Востоке, чтобы лучше организовать пространство. Кровать тоже была очень милой, и они набили под неё земли из поместья де ла Вальер, поэтому она чудесно выспалась днем. А ещё у неё были ужасно милые статуи роз, которые она нашла в заброшенной комнате и склеила, а еще она помогла стае нетопырей поселиться под стропилами, она поработила их, и теперь те гадили вне её комнаты, и переделала уйму полезных вещей, которые заставили ощущать это место домом.
Здесь было столько места, что даже её служанке досталась комната размером с Каттлеину комнату в имении. Бедная девушка, похоже, немного хандрила из-за отсутствия солнечного света, но ей позволялось ходить, где ей заблагорассудится, и, кажется, она вполне ужилась с восхитительными маленькими миньонами. Было приятно видеть, что всё так хорошо обернулось.
Перевернувшись на спину, Каттлея увидела, что Анна подняла руку. Она спокойно стояла там, ожидая, когда Каттлея позволит ей отправиться спать. Она надула губы. Девушка становилась слабее, глупее и менее... независимой, похоже, что нужно сделать перерыв с питанием. Или, возможно, она должна просто принять то, что она будет такой и поработить её, так что она получит некоторые дополнительные силы от этого и... нет! Каттлея, в качестве наказания, специально укусила себя за язык. Она не должна так думать. Это неправильно и плохо, и хотя было допустимым порабощать животных — как, вообще-то, нормальные маги превращают животных в фамильяров — но делать такое с человеком было бы неправильно.
Ей определенно следовало держаться подальше от Анны с её привлекательной, зовущей кровью какое-то время, сделать перерыв, вернувшись к пресной, пресной, пресной крови животных. То, что она находилась не дома и могла позволить себе больше человеческой время от времени, не было оправданием для разгильдяйства и приобретения плохих привычек. Плохие привычки приведут к множеству проблем с матерью, когда она и Луиза вернутся домой.
— Что, Анна? — спросила она, поскольку девушка так и стояла с поднятой рукой, пока происходили эти внутренние дебаты.
— Я могу закончить дела с ковром, — медленно ответила другая девушка. — Я... Я возьму большой, и обрежу лишнее. И сперва проведу замеры, конечно же.
Перекатившись, Каттлея прыгнула с кровати и обняла служанку.
— Ты так права! — с облегчением сказала она. — Оставляю это на тебя. Я просто не могу выдержать этой неправильности. Поэтому я не буду смотреть! Это лучшее решение!
Снова приземлившись, её платье развевалось от невидимого ветра, Каттлея вышла из своей комнаты и осмотрелась — слегка дернувшись, заметив факел в конце коридора.
Собрав волю в кулак, Каттлея сделала глубокий вдох, закрыла глаза и пробежала мимо него.
Да. Её нужен глоток свежего воздуха. И глоток свежей крови, потому что пирофобия становилась всё хуже. Она ощущала, как становится все суше изнутри. Словно губка над тазом. И раз уж ей придется пойти на охоту... она может спросить сестру, нужно ли ей помочь с чем-нибудь.
О! О! И она может сделать подарок-сюрприз на Серебряную Пятидесятницу, пока она снаружи! Что было намного лучше, чем просто выпить большую часть жизни из какого-нибудь невинного животного!
*
В глубоких пещерах сокровищницы, освещенных факелами, работали миньоны.
— Запомните, вы, лентяи, золото и камни идут в тот угол, серебро — в тот угол, а другие металлы — в тот! А все вещи, которые не похожи на блестяшки, складывайте в центре, чтобы потом их рассортировать! Серебро с вампирьей кровью на нем и другой металл с грязью на нем отдавайте Игни и красным в центре, которые очистят его! — орал Маггат, прохаживаясь туда-сюда в своей броне, сделанной из скелетов, словно самый вонючий и отвратительный кладовщик в мире. — И если кто-то из вас, красных, сожжет картины, я вам по башке настучу! Если вы опять что-то сожжете, после того как вас вернут, я отдам вас Феттиду! Мы сортируем деньги Повелительницы и те вещи, из-за которых она может потерять деньги, её злят, её голос становится громким и высоким, и она использует длинные слова, и тогда злюсь уже я!
— Эм! Привет?! — раздался голос от двери. Сестра Повелительницы сунула голову в проем. — Эм... где Луиза? Вы знаете?
Маггат прищурился, глядя на вампира. Он до сих пор не простил её полностью за то, что она оторвала ему голову, но если он отомстит, то Повелительница расстроится, а у расстроенных Повелителей умирать обычно приходится несколько дней подряд.
— Повелительница возле улья, — сказал он. — Она что-то делает с ним.
— О. Хорошо!— Последовала пауза. — Ой, вы такие милые! — воскликнула вампирша, перед тем как исчезнуть.
— Я скорее красивый, -засомневался Макси.
— Я определенно милая, — вызвалась Феттид, поглаживая тесаки.
— Нет, Фетид, горлорез ты, — сказал Макси.
— И это тоже! — весело согласилась зеленая. Она откуда-то выудила нож и умело его крутанула с умным видом. — Знаешь, я тут подумала: наверное, мне стоит спереть каких-нибудь проклятых магических ножей или что-то вроде. Повелительница определенно не ножевой тип Повелителей, поэтому она не хочет ими пользоваться. Не понимаю, почему, ведь ножики — самые тыкучие штуки в мире. Но она Повелительница, поэтому мы её не понимает.
— Любит длинные слова!
— И что это за люди, которые не Макси, чокнуты настолько, что любят поэзию!
Игни грустно посмотрел на них.
— Возле Повелительницы теперь сестра, а сестра — вампир, поэтому теперь у нас будет много... — он сосредоточился, — мело-драмы, а с ней всегда приходит поэзия, — сказал он. — Говорю вам...
Больше он ничего не успел сказать, потому что его рассеянное внимание перешло на одного из красных, который незатейливо сунул огонь в кучку химикалий перед ним.
Взрыв разбросал рогатые тела, в основном по частям. Юные миньоны вне радиуса взрыва радостно охали и ахали, тогда как более опытные просто уворачивались от мимолетных конечностей, будучи привычными к более впечатляющим бойням.
Постойте-ка.
Глаза Маггата широко раскрылись во внезапном, ужасающем понимании космической правды, которая вторглась в его миньонский мозг.
Если... если у него есть рука рук для подсчетов, тогда что произойдет, если у него будет рука рук рук? Правда, будет тяжело таскать столько рук, но что если он использует пальцы на одной руке, чтобы считать количество воображаемых рук? А затем рука рук рук рук? А за этим... ему понадобится достать больше рук, чтобы считать руки.
Маггат слегка дернулся.
— Эй! — орал Игни. — Маггат! Это моя рука! Что с тобой, дурило? Я тебе её не отдам, даже если она тебе нравится! Я её никому не отдам!
Рука выпала из хватки Маггата с мокрым шлепком, а коричневокожий миньон с новым пониманием уставился на монеты, разбросанные по полу. Каждый золотой кружок как бы улегся напротив пальца...
— Тут... три руки и четыре монеты передо мной, — выдохнул он, словно оглашая революционное открытие.
— Что это было?
— Не знаю.
— Я думаю... звучало похоже на Гнарла, когда он считает?
— Не, быть не может.
Маггат поднял голос, обводя взглядом десяток огней:
— Тут... одна рука и одна рука... две руки горящих факелов в этой комнате.
— Это оно! Продвинутая математика!
— Нет! Маггат! Ты зашел слишком далеко! Это из тех вещей, которые миньоны не должны знать!
— Ага! — встрял красный — или, возможно, красная, поскольку оно было одето во что-то вроде юбки или килта — нервно играя со своими рогами. — Ты же не знаешь по-вслед-ствий этого! Подумай, какое Добрецо может быть выпущено в мир, если ты продолжишь делать такие вещи! Синие могут вернуть тебя из смерти, но ты же мыслируешь! Ты можешь свихнуться, и синие не смогут починить твою голову.
— Разве что в голове будет штука вроде... стрелы или топора, или чего-то наподобие, — охотно подсказал коричневый. — Синие загребают кучу вещей из голов мертвых миньонов.
— Это да, ага. Но мыслирование из мыслящей головы — это не то, что может вытащить синий, перед тем, как делать свою синюю магичность. Это как... вечеринка, но только ты не можешь есть жаркое. Словом, фуфло!
— Заткнитесь! Вы завидуете моему знанию! — огрызнулся Маггат. — Я вам покажу! Там..., — он запнулся, и сосредоточился на руках скелетов, перекидывая их пальцы, пока его взгляд метался по комнате, язык высунулся из-за перегрузки гиперрасчетов, — ... там одна рука. И три руки. И четыре миньона в этой комнате! Нет! Я тоже миньон, значит выходит одна рука рук и четыре руки всего!
— Я не буду слушать эту мерзость! Ты играешь с тем, чего не понимаешь!
— Но разве ты знаешь, что он чего-то не знает? Как это может быть? Если ты знаешь, что он не знает знание, получается что ты знаешь знание, которое он не знает — а значит ты неправильно плохой, потому что получаешься лице-мером — но если ты не знаешь, что он может знать, значит, ты не знаешь, что он может не знать, а значит, твое знание не дает тебе узнать, знает он знание или нет, потому что ты не знаешь, может ли он узнать знание, которое не следует знать, — встрял Макси. — Ай-ай-ай, — добавил он, когда в него полетели камни. — Ай!!— добавил он, когда Феттид пырнула его в руку. — Это было не-про-порци-анально!
— Я ничего тебе не воткнула, — сказала Феттид, её глаза сияли невинностью или, скорее, тупостью. — Да, могу я забрать свой нож? Он у тебя в руке застрял.
— Ты же знаешь правила Маггата! Меня можно пырять только тогда, когда я играю музыку и занимаюсь поэзией одновременно!
— Ага, это было глупое действие, — неискренне поддержал Маггат, чей ум всё еще пытался разобраться с потрясающим основы мира открытием, которое он только что сделал. — Феттид, забери нож и бросай в Макси камнями, как все остальные.
— Ай!
*
Улей миньонов был мерзким цветком темной злобы. В его ужасающих недрах пряталось абсолютное зло, ожидая...
— Убейте меня!
Луиза с отвращением смотрела на ужасающе деформированного миньона. Миньоны вообще не были особенно красивы, в основном выглядя так, словно их спустили с уродской горы, скатываясь с которой они врезались в каждое уродское дерево, а затем рухнули в уродское болото — что объясняло запах — но это... по сравнению с тем, что выползло из улья, другие миньоны были красавцами.
Один глаз болтался на нерве. Левая рука вобрала в себя все мускулы с высохшей правой. А его кожа являлась смесью всех пород миньонов, один взгляд на неё вызывал тошноту.
