Гору окружают густые облака и тьма. Сами камни излучают мрак и тоску. Скала бесплодна. Единственной пробившейся на этой почве жизнью являются приземистые черные деревья. Ни на одном ни одного листа, и единственным касанием цвета у них была обвязанная вокруг стволов белая веревка.
Сжимаю левой рукой бутыль с Отрицанием и напоминаю себе о своем бремени.
— Спасибо, малыш, — киваю я ребенку.
Странник всматривается в окутанную вершину горы, раскачиваясь из стороны в сторону. Горячая вода гейзера вернула мальчика. Одновременно с этим она стерла подаренное Куклой платье, заменив его широкой конической шляпой и свободной пропыленной одеждой.
Кладу руку на плечо ребенку.
— Я пойду вперед.
Шагаю вперед, затем протискиваюсь назад. Темно. Слишком темно. Я ошибаюсь. Странник смотрит не на вершину горы, но на охватившую заслонившие солнце облака черноту.
Кошмар.
Дыхание перехватывает. Страх. Словно призванный моим осознанием, узкий золотистый глаз поворачивается ко мне.
Демон воет.
Вопль эхом отражается от горы и леденит мою душу. Расстояние ослабляет силу Кошмара. Вместо того, чтобы приморозить меня к месту, вой подталкивает меня двигаться. Изо всех сил рвусь вперед. Мышцы сжимаются, напрягая связки, пока не начинает казаться, что они порвутся. Один метр. Два. Ускоряюсь вперед. Запретная гора это убежище. Я костьми это знаю. Это мое место. Только я могу туда войти. Ни Камико. Ни Кошмар. Ни даже Странник.
С последним прыжком я рвусь вперед.
Кошмар быстрее.
Демон лишь избегающая света тень. В одно мгновение он преодолевает разрыв между небом и землей. Обрушиваются вострые когти, вбивая меня в землю. Спина кричит от жгучей боли, незначительной в сравнении с режущими мою душу остриями первичного ужаса.
Врезаюсь в землю и перекатываюсь. Каким-то образом все это время мои глаза не теряют из вида лестницу. Еще несколько шагов. Справлюсь. Вскакиваю на ноги.
Но Кошмар преграждает мне путь. Титан не бежит и не прыгает, он просто растворяется темным облаком и возникает у меня на пути.
Отступаю на десяток шагов, избегая прищуренных глаз демона.
— Достаточно, Саотоме-тян. Отдайте бутылку. Вы проиграли, — говорит со своего верхового Камико.
Отрываю глаза от Кошмара и смотрю на Камико. Морщусь. Она права. Кошмар неприступен, а единственный вход на гору перекрыт.
Стискиваю зубы и сжимаю бутылку с Отрицанием. Нет. Я не сдамся. Не важно, насколько непобедим мой противник. Не важно, сколько раз меня повергнут. Буду сражаться до победного конца.
Укрепив решимость, смотрю на Камико, вставая между Кошмаром и Странником.
— Нет, — закрывая тему, говорю я.
— Это бессмысленно, Саотоме-тян, — говорит Камико. — Вы не сможет пройти мимо Кошмара.
— Ага, может и так, но ты не можешь вечно оставаться здесь. Женская-маска и Шовинист все еще где-то там. И кто знает, может быть, я смогу найти другой способ убрать Отрицание из твоей досягаемости.
Женщина слезает со своего насеста, используя вместо лестницы торчащие из спины Кошмара стальные молнии. Она приближается, карие глаза с мягким неодобрением разглядывают меня.
— Жаль вас разочаровывать, Саотоме-тян, но я уже связалась с Женской-маской и Шовинистом. Хотя правильнее было бы сказать, что они связались со мной. Пока мы говорим, они ожидают в пустоши. Мне осталось забрать лишь последнего из компании. Все кончено.
Дерьмо. Я совершил ошибку. Не только Эго и Кукла могли удовлетворить желания Шовиниста. То же могла и Камико. Я не подумал об этом. Нет. Я автоматически это отбросил. Представление, что некая моя часть меня предаст, не пришло мне в голову.
Паршивое склизкое чувство, понимать, что часть меня вверяет свою судьбу Институту Прекрасных Принцесс.
Острый взгляд Камико смягчается.
— В этом нет чего-то странного, Саотоме-тян. Человеческий разум полон конфликтов и противоречий. Жизнь недобра. Она принуждает нас выбирать одну мечту за другой. Оставшиеся позади аспекты сделают все, чтобы найти освобождение. Даже Странник-сан, краеугольный камень вашей личности, предаст вас, если ему предложить правильный стимул.
— Ага! — гордо заявляет Странник. Он с широкой улыбкой смотрит на нас, пусть даже добавляя еще один камешек к растущей перед ним пирамиде.
— И предполагается, что от этого мне будет лучше? — хмуро говорю я.
— Саотоме-тян, я знаю, что вы не очень хорошо принимаете поражения. Но, пожалуйста, больше не давите на меня. Я уже достаточно времени потратила на эту игру. Передайте бутылку, Саотоме-тян. Сейчас же.
Так крепко держу бутылку в левой руке, что белеют суставы. Дерьмо. Дерьмо. Дерьмо. Мне что-нибудь нужно. Что угодно. Где этот высокомерный засранец, Победа?
Ничего. Нет ничего, черт побери. Камико права. Я никак не смогу пройти мимо Кошмара. Она победила, честно и справедливо.
Тем не менее, сдаться для меня невозможно.
— Нет, — снова рычу я.
Глаза Камико сужаются.
— Я не потерплю излишней траты времени, Саотоме-тян. У вас был шанс, и я более чем достаточно потворствовала вам. Передайте бутылку. Немедленно. В противном случае я начну назначать часовые сеансы с Сидзуэ. Первая будет через десять… девять… восемь…
— Кхе-кхе, — вмешивается Странник.
Яркие глаза мальчика перескакивают между нами, затем он улыбается Камико.
Камико вдруг настороженно смотрит на него.
— Вы что-то хотите, Странник-сан?
Странник перепрыгивает с ноги на ногу.
— Думаю, мы должны решить это в камень-ножницы-бумагу!
Кидаю взгляд на Странника.
— И с чего она вообще должна что-то от нас получить?
— Вы согласились с правилами, Саотоме-тян, — отвечает Камико.
— Под принуждением, — парирую я. — Кроме того, я еще не проиграл. Отрицание не твой, если ты не доставишь его в пустошь, помнишь?
— Я уже ясно дала понять, что…
— СТОП! — крик Странника эхом отражается от склона скалистых гор. — Камень-ножницы-бумага и точка!
Лицо Камико становится изможденным, и она испускает долгий вздох.
— Похоже, у меня нет выбора, — взгляд Камико переходит на меня. — Если вы не возражаете, Саотоме-тян?
Смотрю на бутылку, затем на Кошмара. Пятьдесят на пятьдесят это гораздо лучше.
— Давай, малыш.
— Ага! — счастливо визжит Странник.
Несколько секунд малыш счастливо танцует, а затем высоко поднимает руку. Камико неохотно поднимает свою. Обе руки трижды движутся вверх и вниз. Ножницы режут бумагу.
— Я победил! — радостно заявляет Странник. Указывает на женщину. — И это значит что ты УХОДИШЬ!
Мир содрогается. Деревья и горы немного заваливаются. На земле и в небе появляются огромные пробелы. Звук, вкус, запах и осязание сходят с ума. Затем, так же внезапно, мир восстанавливается.
С кружащейся головой разглядываю переднюю часть горы. Странник гордо стоит передо мной, уперев руки в бока и гордо выпятив грудь, как будто он только что сделал что-то удивительное.
Что касается Камико и Кошмара? Их нет.
— Э-э… спасибо, наверное, — говорю я, мой разум все еще пытается осознать, что произошло.
С мрачным лицом осматриваю гору, левую руку оттягивает вес моего бремени. Нет никакого признака, как долго будет отсутствовать Камико. Шовинист и Женская-маска у нее. Вероятность забрать их слишком мала.
Но не ноль.
Бездумно похлопываю ребенка по голову и треплю его волосы.
— Мне нужно идти, малыш. Береги себя.
Шагаю вперед, только чтобы обнаружить, что мой путь перекрыт строго глядящим Странником.
Устало смотрю на малыша.
— Можешь побыстрее? Не хочу показаться неблагодарным, но сейчас у меня выходит время.
— Да-да. Если не поторопишься, Камико-тян заполучит тебя, — певуче соглашается Странник. — Но сперва я должен сказать тебе секрет.
Зажмуриваю на мгновение глаза.
— Ну? Выкладывай.
Странник возмущенно смотрит на меня и упирает руки в бока.
— Ты должен наклониться поближе.
Вздохнув, опускаюсь на колени.
— Достаточно?
Улыбка Странника возвращается, а затем, прежде чем я успеваю среагировать, он засовывает пальцы мне в рот. Тянет уголки губ вверх и в стороны, создавая пародию на улыбку.
— Будь счастлив, ладно? — говорит он. — Морщины никого не красят.
Отдергиваю голову. Встав, кидаю яростный взгляд на малыша.
— На случае если ты не заметил, у меня мало причин радоваться.
Странник склоняет голову набок.
— Э? Но ведь есть! — отчитывает Странник, обвиняющим жестом грозя пальцем. — Не важно, что происходит, всегда и в любой ситуации есть, над чем посмеяться.
— Все не так просто, малыш, — качаю я головой. — Жизнь это не только веселье и игры. Люди должны делать то, что они не хотят, а иногда… иногда тебя просто выворачивают, — вздыхаю я. Может ли малыш вообще это понять? — Вот что. Когда я выберусь из Института, я найду что-нибудь, чему улыбнуться. Ладно?
Странник поднимает на меня взгляд ярко-синих глаз.
— Обещаешь?
— Ага, обещаю, — отвечаю я. Взъерошиваю мальчику волосы.
— А… если не выберешься?
Вздыхаю.
— Тогда не обещаю, малыш. Хотя, если я застряну здесь, я вполне уверен, что Камико найдет способ заставить меня быть счастливым. — Качаю головой. — Не хочу об этом задумываться. Теперь все?
Улыбка Странника возвращается.
— Ага! Пойду поизучаю болота Дзюсенкё! Уии! — кричит Странник, рванув в случайном направлении на такой скорости, что можно свернуть шею. — Играть с контролем врат так весело!
Когда малыш исчезает, моих губ касается слабая улыбка. Как просто было бы быть похожим на него — чистая детская радость, что игнорирует вес реальности.
Но я не могу снова стать ребенком. Никто не может.
Возвращается мрачная решимость, поворачиваюсь обратно к горе.
Подъем длинный. Лестница все удлиняется, проходя через десятки торий, прежде чем резко повернуть. Пока я поднимаюсь, горы темнеют. Меня накрывает черная тень. Каменные лампы обеспечивают призрачное освещение.
Путь должен был длиться несколько минут. Ощущается часами. Воздух тяжелеет и пропитывается отчаянием. Каждый шаг дается с трудом, каждый вдох выжигает легкие.
Наконец, добираюсь до вершины.
Горный пик окутан сумерками. Сквозь голые черные ветви приютившейся маленькой рощицы просачивается бледное свечение. Одинокий луч света пронзает тьму, чтобы упасть на воткнутый в обсидиановый алтарь одинокий меч.
Вздрагиваю. Серебристый клинок мерцает прорезающей тень поляны яркостью. Предлагает проклятую красоту. Из него изливается дымка тумана, стекает с камня, покрывает траву и обвивается вокруг моих ног. Вся рощица пропитана им. Сакки. Слепая ярость. Несвязанная ненависть. Беспощадная жестокость.
Запечатанная.
Запечатанная в камне. Запечатанная зачарованными канатами. Запечатанная самой горой.
Как и должно быть.
— Если со столь слабой решимостью ты пришел за клинком, должен я тебя выпроводить.
Ангел, не выше моего локтя, парит в полуметре над навершием меча. Встречается со мной взглядом, его глаза отражают нерушимую силу.
— Я здесь не ради меча, — отвечаю я. — Мне просто нужно место, где можно безопасно сохранить это.
Показываю бутылку с Отрицанием.
Ангел задумывается, а затем серьезно кивает.
— Если такого твое желание, можешь ты оставить заботу свою на алтаре. Но предупреждаю тебя. Столь мал Отрицание, что сломается, будучи помещенным пред смертью и осуждением. Если ты намереваешься спасти существование этого создания, тебе следует передать ему притязание на себя. В ином случае он погибнет.
Закрываю глаза, затем смотрю на бутылку с Отрицанием. Маленький красный Ранма дрожит от ужаса.
Стоит ли это сделать? Отдать Отрицанию больше себя? В каком-то смысле это заманчиво. Усиливая Отрицание, я плюю в лицо Камико. Но хочу ли я этого? Вернуться в первые дни после Дзюсенкё?
Нет.
Я не нуждаюсь в Отрицании. Когда я в последний раз смотрел в источники скорби, в них утонула правда. Мужчина или женщина, я не меняюсь. Саотоме Ранма это Саотоме Ранма. Просто, но мудро. Мне не нужно становиться кем-то другим, когда я девушка. Я могу остаться собой.
Отрицание, как и его брат Шовинист, ошибки.
С окончательным стуком ставлю Отрицание на алтарь.
— Конец твоей дороги, дружище, — негромко говорю я.
Смотрю на ангела и жду его суждения.
Ничего не получаю. Ангел не кивает и не качает головой. Он не всматривается в меня, как будто бы ища ответы. Он просто закрывает глаза и исчезает.
Тух-тух-тух.
Отрицание изо всех своих малых сил бьет изнутри банки.
Отворачиваюсь и ухожу.
Спешно покидаю Запретную гору. Мрачным и неспешным бегом. Вниз по лестнице и через джунгли. Километры размываются. Расстояния в этом воображаемом царстве не повинуются постоянству. Спуск с горы длится вдвое меньше, чем путь в пустоши, несмотря на заметное отличие их поверхности.
Но, при всей нереальной скорости, я опаздываю.
Камико ждет среди заостренных стальных колонн, ее ястребиный взгляд следит за моим приближением. Рядом с ней стоит Женская-маске, вялым синим глазам не хватает жизни. Верхом на голове Женской-маски едет Шовинист. Ранма в черном стоит в полный рост и самодовольно смотрит на меня.
— Я рада, что вы сами пришли сюда, Саотоме-тян, — говорит Камико. — Если бы мне пришлось вас искать, я бы назначила сеанс с Сидзуэ.
— У меня не было ни шанса забрать их, да?
— Нет, не было, — отвечает Камико. — Требуется меньше минуты, чтобы перевойти в систему.
Так что все. В тот момент, когда Шовинист предал меня, я упустил шанс не позволить ему попасть в руки Камико. Морщусь. Знание, что моя неудача была высечена в камне, не делает ее менее болезненной.
— Поторопись и дай Камико-сэнсэй разрешение, — отрезает Шовинист. — Так что я смогу приняться за дело и заставлю нас вести себя как подобает девушке.
Стреляю взглядом в существо.
— И с чего бы мне помогать такому предательскому дерьмецу вроде тебя?
— Так как вы согласились с условиями, мне не требуется от вас какого-то одобрения по этому вопросу, Саотоме-тян, — заявила Камико. — Однако я все равно его потребую. Это рад вас же. Прямое принятие снижает связанные с корректировкой риски. Но я не потерплю связанных с этим споров, Саотоме-тян. Откажетесь, и мне придется назначить наказание.
Перевожу взгляд с Шовиниста на Камико и хмурюсь. Честно говоря, сейчас мне плевать на Шовиниста. Не будь он частью моего разума, я бы с удовольствием сдал предателя Камико.
— Ваше разрешение, пожалуйста, — давит Камико.
Хмурюсь сильнее, а мои кишки завязываются узлом. Разрешение. Камико просит невозможного. Дать Камико разрешение все равно что сказать: «Я проиграл». Даже если это правда, мне не хочется это признавать.
Но сражаться так глупо. Первую неделю я упорствовал и крепился, когда надо было быть гибким и умным. Хорошо было стоять на своем, но закончилось все плохо. Терпение. Шанс появится.
Звучит как ложь. Предлог лечь и сдаться.
