Правда, Томми в последнее время по совету старухи откупоривал склянки с "Ипсилоном" и подсыпал туда таблеток от аспирина, благо с виду их нельзя было различить. Идея старухи была не плоха. Во-первых, аспирин дешевле. Во-вторых, надо было позаботиться и о будущем девочек. Эти английские джентльмены поначалу бывают предусмотрительны, а уж потом проявляют чудеса беспечности. Девочкам самим приходилось заботиться о своем здоровье. Томми снабжал их всем, чем нужно. Но если джентльмен с виду приличный, с хорошей репутацией, честный семьянин, аккуратно исполняет общественный долг, то он, без сомнения, осознает всю меру своей ответственности. Не будет большого греха, что под сердцем юной наивной девочки проявит признаки жизни какой-нибудь маленький Рональд или Реджинальд, который в будущем сможет даже унаследовать титул. Томми от души трогала эта забота старушки о демографическом приросте Соединенного Королевства. Будущее покажет, а пока старушка не желала расставаться со своими юными питомицами, да и девочки не чувствовали особенного желания покинуть гостеприимный кров и избрать другое попечительство. Естественно, могли быть досадные проколы, незапланированные встречи, увлечения. Как в случае с Молли, например. У этой еще теплилась нежная дружба с тем худосочным переростком.
Томми невольно улыбнулся. Поначалу он намеревался с ним переговорить, главным образом, чтобы отвадить от дома номер восемь. Но в разговоре с юнцом Томми выяснил для себя кое-что важное, например то, что юнец обитает в стенах Ноттсберийской школы.... Но даже не столько из-за этого Томми стал проявлять к нему мимолетный интерес, подумывал, не завести ли ему с парнишкой дружбу. В последнее время он чувствовал некоторую опустошенность и усталость. Душа его перегорела в потемках одиночества. Своим видом долговязый переросток не напоминал Томми двух ангелоподобных существ, к которым тянулась в тоске его душа. Но в суете мирской он давно махнул рукой на свою погибшую душу и с отчаяния подумал, не пригреть ли и этого? Пару раз он угощал его пивом в "Огузке", пару раз катал его в такси. Но стоило только поближе приглядеться к парню, к его рту с гнойным прыщом в углу, к его сальным волосам — всякий интерес сразу пропадал и сменялся неприязнью. В конце концов, парень стал настолько раздражать, что Томми проделал с ним невинную шутку. Он повез его в одно местечко в центре, где он недавно высадил седока. Все обернулось как нельзя лучше. Белокурая пассия как раз в это время выскочила из двери дорогого магазина с обновками в сумочке и под ручку с представительным джентльменом средних лет. Они, очень мило чирикая, продефилировали по пешеходному переходу прямо под носом у Томми и этого придурка по левую руку. Ни эта вертушка, ни ее знакомый даже не поглядели в их сторону. У парня глаза округлились, он весь сжался, казалось, что он сложится вдвое. "Вот и папочка приехал! — с улыбкой сказал Томми, — Папочке невдомек, что девочка задолжала квартирной хозяйке двести фунтов". Бедный парнишка с мольбой и недоверием поглядел в глаза шоферу, — откуда, мол, ему известны эти факты? Ему все известно! Надо быть последним идиотом, чтобы даже не бросить взгляда на табличку. "Компания перевозок Молл?" — Ну, да, так зовут старую перечницу на Бэкбон-стрит! Ему ли, Томми, не знать всей старухиной бухгалтерии! Он, Томми, должен будет взыскать с этого лысого деньги. Ну, ничего, пусть еще погуляют, пусть почирикают, ведь давно не виделись! Вот когда папашечка узнает, то ее толстому заду не поздоровится! Нет, Томми просто обязан предъявить счета к оплате, но берет он только наличными. Никаких чеков! Знаем мы этих джентльменов, сунешься в банк — потом стыда не оберешься. Хоть пойди да подотрись этим чеком! Он еще долго разглагольствовал о финансовой нечистоплотности нынешних пассажиров, а парнишка все глядел на него недоверчиво и лишь глазами хлопал. Видно, от сердца у него отлегло, хоть девица ему ни разу не заикнулась о существовании папашечки. О, если бы этот прыщавый щенок только догадывался, какой груз лежит у Томми рядом с сердцем в нагрудном кармане. О, если бы показать ему парочку снимков, чтобы он полюбовался на папашечку в деле! Парня бы, наверняка, вырвало! И потом коротконогой пришлось бы отстирывать чехлы... Нет, не будет Томми ничего показывать, побережет эту девственную поросль. Побережет на потом со всеми его прыщами, со всей его доверчивостью, с этой его школой в Ноттсбери. А пока вываливайся из машины, накатался!
Было это дня два назад около трех часов пополудни. А после этого Томми затосковал снова, напился до неприличия и забыл навестить брата. Теперь совесть мучила его глубоко ранимую душу.
Нет, Долли не зашла внутрь аптеки, а направилась вниз по улице. Томми посигналил, она вздрогнула, растерянно огляделась по сторонам. Нет, милашечка, пускаться в бегство бесполезно.
Лишь только она захлопнула за собой заднюю дверцу, такси резко взяло с места. Томми угрюмо крутил руль, ища выхода из лабиринта мелких улиц и переулков. Оба молчали. Томми изредка посматривал в зеркальце над головой и убеждался, что Долли восседает все в той же каменной позе, глядя в окно. Он увозил ее все дальше от привычных мест, но смуглое лицо девушки не отражало ни тени беспокойства. Уличный регулировщик на углу широкой Фулхэм-роуд мельком заглянул внутрь машины, приветливо кивнул юной чопорной леди в черных очках. Предусмотрительный Томми никогда не забывал включать счетчик, вот и сейчас вместо Бинга Кроссби слышалась только металлическая чечетка, отщелкивающая пенсы. У метро Фулхэм-Бродвей машина выехала на платную стоянку.
Мотор затих, водитель резко обернулся на своем сидении. Долли восседала подобно восковой кукле, нарочито выпрямив спину и сомкнув колени. Томми молчал. Немногие могли выдержать пристальный взгляд его знойных выпученных глаз. И потому Долли старалась не поворачивать головы в его сторону, лишь испуганно косилась на него изредка. И тут его рука потянулась прямо к ее лицу. Не успела Долли отпрянуть, как в его руке оказался улов — черные очки.
— Откуда это у тебя? Что-то не припомню, чтобы я тебе давал денег на такие игрушки. Ого, — фирма! Ну-ка посмотри на меня! Нет, все в порядке, уже все зажило. Зачем ты их напялила?
Томми долго и заинтересованно вертел в руках очки, разглядывал выгравированную золотыми буквами фирменную метку, подносил к глазам, любовался на затемненный мир. Позабавившись своей игрой вдоволь, он протянул ей очки. Но как ни пыталась Долли ухватить свою реликвию, Томми ловко отдергивал руку.
— Ну-ка покажи, что там у тебя в сумочке! — проговорил он с улыбкой. Долли испуганно прижала сумочку к груди.
Мир сквозь ее очки казался совсем другим. За окнами сновали люди, порхали сизые голуби, звенел и гудел шумный перекресток. Торопливые прохожие поглядывали на стоящую машину в надежде увидеть зеленый огонек. Томми ни за что не подавал своих намерений на виду у редких зевак. Он лениво развалился на своем сидении с очками на носу. Приятной, неторопливой беседе подыгрывала тихая музыка, вновь пришедшая на смену щелканью счетчика. Снаружи ей вторили шумы подъезжавших и отъезжающих машин, отголоски людской речи. В лобовом стекле машины отражалось небо в прогалинах дымных облаков, чистые первозданные формы машины сияли солнечными бликами, и даже вмятина на крыше не так бросалась в глаза. Что его заставляло сидеть в этот день в машине? Ведь уже наступило настоящее лето, еще пара дней, и придет его календарный срок. Как бы славно сейчас рвануть за город, примоститься на лужайке у рощицы, поваляться на свежей травке, погрызть кончик сочной соломинки! И тогда душе уготовлена минута тепла, успокоения, единения с миром. Пусть рядышком будет какая-нибудь сельская церквушка, заброшенное тенистое кладбище, крестьянские пристройки, повитые плющом и хмелем. Пусть журчит где-то рядом неведомый поток, последнее пристанище хрупкой Офелии, пусть теплеющее лоно земли поведет свой неторопливый разговор о любви и жизни. И маленькая букашка или муравей отправится в путь по ладони, погруженной в траву...
Томми перестал смотреть на девушку, он словно бы ее не замечал, погруженный в грезы. Потертый локоть возлегал на спинке сидения, а в его пальцах покачивались черные очки. Но постепенно пальцы сжимались, тонкие ласточкины хвостики жалобно подрагивали. Хрупкому изделию было уготовано издать последний предсмертный треск...
На чем мы остановились? Ах да, муравей семенил вдоль по линии жизни на руке. Белая маленькая ладонь трепетала, пальцы подрагивали. Юная златокудрая головка свесилась набок с предплечья, почти запала на холодный парапет, капли пота серебрились у бледных висков. Тонкая шея обнажила полупрозрачные голубоватые жилки, и казалось, что господний ваятель только что стряхнул пыльцу с полированной поверхности каррарского камня и лишь набирает в легкие воздух, чтобы вдохнуть в свое творение жизнь. И стоило только протянуть руку, чтобы убедиться, что это не сон, стоило прикоснуться к ткани клетчатой рубашки, ощутить под ней теплоту нежной кожи...
Прошло бог весть сколько времени. Долли наполовину лежала, откинувшись на спинку сидения и закрыв глаза. Губы ее были плотно сжаты. Перед ней на сидении валялись очки, до сих пор целые, если не считать заляпанных пальцами стекол. А рядом с очками покоилась открытая сумочка с вывалившимися принадлежностями — гильза с помадой, круглое зеркальце, две-три шпильки, кипарисовый крестик на черной бечевке и связка разрозненных негативов.
— А вот и мы! А это снова мы, и еще мы! Сколько нас тут: вот мы и вот мы...
Томми издавал удовлетворенное мычание — перед ним рассыпалась колода фотоснимков, крошечных, со спичечный коробок. Ничего подобного он отродясь не видывал. Он снова и снова перетасовывал снимки, выдергивал из колоды тот или другой, недостающий. Томми порой приглядывался к ней, что-то соображая. Колода крошечных снимков упала на сиденье рядом с сумочкой. Теперь Томми принялся рассматривать снимки более крупного формата, составившие "Хогартовскую серию. Большинство их было ему знакомо, остальная часть только дополнила серию однородными кадрами. Долли не прислушивалась и не приглядывалась, и если бы не плотно сжатые губы, можно было решить, что она заснула. Но спала она обычно с раскрытым ртом, и потому ей приходилось по утрам высушивать наволочки.
— Эй, коротконогая! Да ты что, завалилась спать? Проснись, кто нынче спит? Ну-ка, взгляни, это он? Это твой Дональд, то есть Рональд?
— Он, — отозвалась Долли, почти не глядя. Долли чувствовала подступающую к горлу тошноту. Она рада была, если бы только вид этого джентльмена на снимке вызывал в ее организме такое отторжение. Но теперь все на свете было ей противно, и виной тому было тогдашнее дрянное виски. Шутка ли, и сегодня утром ее рвало над унитазом. Ей было так плохо и так одиноко, что захотелось даже бежать к тому скверику, и пусть хоть кто-нибудь к ней подойдет, пусть даже этот негритенок. Ей не дано даже спуститься вниз, чтобы перемолвиться словечком со старой леди. Какая жалость, что старушка занемогла и отправилась погостить к своей дочери. Как она умела всегда утешить, наполнить душу своими чудными рассказами, она бы могла дать любой совет на любой случай жизни. Вот и сейчас старая дама подняла бы ее с колен, приложила бы свою сухонькую ладошку к ее лбу, поглядела бы сочувственно в глаза. Что бы она сказала? "О, милашечка, ты совсем плоха, приляг здесь, я тебя укрою пледом. Но, девочка моя, в отношении виски ты не совсем права. Это вовсе не виски виновато, это аспирин..."
Томми отобрал из пачки все фотографии Реджинальда, перевязал их резинкой и засунул в левый ящик приборной доски. Кроме конверта с чеком на двести фунтов там уже хранилась одна реликвия увертливого джентльмена — желтые перчатки, забытые им однажды в мансарде. Томми весь напрягся, от былой вальяжности не осталось и следа. Он был собран, как чуткий пойнтер перед последним броском в болото за добычей. Девчонка ему уже явно мешала, теперь ее надо было доставить домой в другой конец города. Эх, была не была, хоть это не в его правилах, но он выпустит ее с карманными деньгами.
— На, держи, это тебе на метро и автобус! Но, предупреждаю, это в счет твоих трехсот фунтов.
— Почему не шестисот?
Томми пристально поглядел в ее бледное лицо. Девка до того обнаглела, что превозмогла страх и начинает торговаться!
— Да ты что? Коротконогая, ты это серьезно? А страховка? А мои комиссионные?
Он никогда не разъяснял ей все тонкости своей финансовой политики, да и на этот раз не стал уточнять, что же именно он собирался застраховать. Когда имеешь дело со столь ненадежным бизнесом, нельзя ни на что полностью полагаться. Возьмем, к примеру, простой пирожок. Ты его откусываешь, а на зубах у тебя похрустывает отрава. Или даже аспирин, думаешь — ну что может быть надежнее, это тебе не какие-нибудь патентованные штучки с греческими буквами...
Долли было сейчас не до пререканий, она собрала свои пожитки в сумочку и открыла настежь дверь. Томми отсчитал ей мелочи, и теперь его бумажник присоединился к остальным предметам. Ящичек у руля захлопнулся, вслед за ним захлопнулась и дверь за Долли. При входе на станцию Фулхем-Бродвей, она уже отсчитала себе долю мелочи на проезд.
2
Томми огляделся по сторонам, скрипнул зубами и вжался в руль. Мотор "Остина" взревел, кучка голубей вспорхнула в страхе, прохожие отпрянули в стороны. Зоопарк был на время забыт. Охота началась.
Он пробирался сквозь заторы на шумных городских магистралях, проделывал замысловатый слалом между нерасторопными водителями, нырял в узкие прорехи, едва не сбивая боковое зеркало. Он не тормозил у перекрестков, а, подобно лукавому прыгуну, сигал под планку, вместо того, чтобы перепрыгнуть. Свистки полицейских его не смущали — полицейские никогда не были излишне строги с племенем таксистов.
На полдороги он опомнился и решил съездить в одно место, где можно было взять костюм на прокат. Черт с ней, с девчонкой, пусть, в самом деле, смокинг подольше повисит да проветрится. Негоже ему пахнуть бензином, настоящий джентльмен должен пахнуть духами. Лучше всего этот запах сохраняется в ломбардах или на публичных распродажах. В магазине — совсем не то. Пусть все с иголочки, все сидит как надо, пусть все приталено и пригнано. Но магазинное тряпье делает из тебя в лучшем случае нувориша. Важен запах, то есть дух аристократизма, аромат увядших астр и бриллиантина, сигар и устриц, забытый кружочек конфетти и тонкий золотистый волос на обшлаге. Пусть карманы дырявы, но их можно зашить.
В лавке на Брум-стрит у Бенджамена Леви для шофера нашлось два костюма. Один из них, серый в полоску хорошо облегал широкие плечи и не топорщился на штанинах, другой, черный, трещал в седалище и едва доходил до щиколоток. Томми выбрал второй, он испытывал слабость к черному цвету. За занавеской он повертелся у зеркала — штаны внушали некоторые опасения. Ляжкам было тесновато, сквозь растянутый гульфик проглядывала белизна трусов — одной пуговицы не хватало. Но длиннополый пиджак, а именно такой фасон Томми предпочитал нынешней куцей моде, прикрывал его литые нижние формы. Пока старый мистер Леви, тряся головой, приторачивал пуговицу и усиливал шов на седловине, прошло еще полтора часа.
