Наконец, вернулся старичок. Увидев, как мы с "русскоязычным" попиваем пивко, он достал из сумки бутылку коньяка и три стопочки. Я как-то без охоты отнёсся к перспективе пить коньяк после пива, парень тоже отказался. Но это не остановило хлебосольного казаха. Из той же сумки он вынул палку копчёной колбасы и булку хлеба, деловито всё это порезал и пригласил нас угощаться. Коньяк он выпивал в одиночку, обязательно чокаясь своей стопкой с нашими бутылками. После третьей рюмки старичок стал "хорош" и разговорился.
— Ох, я хитрый казах, а? — довольно улыбаясь и похлопывая бугая по плечу, говорил нам с Натальей дедок. — Смотри, какой зять у меня, а? У меня, дочка, — почему-то он решил дальнейшую информацию изложить только моей жене, — три дочери, и я всех замуж выдал, всех до единой! Одну за немца отдал, она теперь в Германии мне внуков нарожала, вторая в Алма-Ате институт закончила, замуж вышла, к ней вот в гости едем, а Саша — мой зятёк-кормилец на старости. Не бросишь же меня, старого, Сашка? — повернулся он к своему зятю.
— Да что вы? Куда ж я вас брошу? — заулыбался "русскоязычный" бугай.
Вот она настоящая дружба народов! Наверняка всеми участниками большого семейства двигал "практический интерес", но ведь живут же! И, судя по всему, живут неплохо — дружно и безбедно!..
* * *
Мы вернулись в Алма-Ату утром и с вокзала направились в дом наших родственников — завтракать и отмываться. В город удалось выбраться только в районе обеда.
Сегодня мы планировали продолжить хождение по узким и тенистым улочкам бывшей столицы, но у меня появилась и конкретная цель — я захотел купить себе больших и красочных книжек про Алма-Ату и Казахстан, потому как поездка близилась к завершению, а деньги у нас оставались. "Первой ласточкой" стала книжка про Тараз, которую мы приобрели во время нашей "туркестанской" вылазки. В Чимкенте ничего особо интересного не обнаружилось — кроме небольшого буклета-каталога мавзолеев и разрушенных крепостей, расположенных на территории области (мы его, разумеется, тоже купили), но про Алма-Ату наверняка выпущено море книг — надо было просто поискать.
Первым сегодняшним объектом для осмотра стало здание Академии наук Казахстана, занимавшее почти целый квартал. Нормальный такой сталинский дворец с огромным "арабским" порталом — только слегка обшарпанный. И не мудрено — как раз, когда мы гостили у моего дядьки, по телеку показывали, как в правительстве обсуждалась дальнейшая судьба Академии — мол, зачем она нам? Как-то нескладно у них опять всё получается — академиков и других учёных своих, среди которых было полно действительно талантливых и выдающихся людей, здесь почитают, как святых, обзывая их именами улицы городов и расставляя монументы, а саму Академию — "под нож"?
Сразу за "храмом науки" стоят два памятника. Один — казахскому историку, этнографу и путешественнику, жившему в девятнадцатом веке, Чокану Валиханову, а второй — Пушкину. Памятник российскому "всему" был поставлен в 1999-м году, в год "всесоюзного безумия", спровоцированного круглой юбилейной датой. Всё равно приятно — честно сказать, не так много памятников "русскоязычным" открывается в сегодняшнем Казахстане.
По бывшей улице Маркса, ныне носящей имя первого секретаря Кунаева (64), мы подошли к очередному культовому сооружению Алма-Аты, банному комплексу "Арасан", построенному стараниями местного лидера в подражание и "в пику" московским "Сандунам". О, "Арасан"! Я здесь ни разу не был — в советские годы билеты туда доставались, как в Большой театр, но столько слышал про него! "Арасаном" когда-то называлось фирменное пиво — лучшее из того, что было в Казахстане. Сначала его продавали только здесь, но потом начали выпускать бутылочное — похуже, конечно, но по сравнению с экибастузским "Жигулёвским" всё равно фантастически вкусное. Жалко, что судьбой этой марки никто не занялся после наступления независимости, потому как в советском Казахстане "Арасан" был самым настоящим "брендом".
Но, конечно, главное — это всё-таки сама баня. В том же фильме "Игла" есть целая сцена в "Арасане". Помните, как герой Виктора Цоя с "кодлой" своего приятеля Спартака приходит на "разборку" с героем Петра Мамонова, купающимся в шикарном бассейне? "Коместа, сеньор Панталоне!" Это ведь тоже знак, который сейчас смогут расшифровать только те, кто знал Алма-Ату восьмидесятых. Индивидуальное купание в "Арасане" — это синоним неимоверной "крутизны" главного злодея. А убивают, кстати, героя Цоя на знаменитой "Тулебайке" — узенькой улице Тулебаева (65), больше похожей на аллею. Это в двух шагах от "Арасана"...
Интересовавшие меня книги мы нашли в огромном магазине чуть в стороне от проспекта Ленина, то есть проспекта Достык. Каталог памятников архитектуры, большинство которых построено в "эпоху Кунаева", красочный альбом по истории Алма-Аты, энциклопедия города. Я ещё взял тоненькую детскую книжечку про каких-то местных "батыров" и сборник сказок про Алдара-Косе. В детстве я очень любил казахские сказки про этого хитроумного обманщика, так похожего на знаменитого Ходжу Насреддина.
Зимой темнеет рано — а в Алма-Ате из-за гор и южных широт еще и мгновенно. Мы вышли из книжного и попали в сумерки. На проспекте Достык нас еще интересовал археологический музей. Вроде, должны успеть...
Не успели — музей, расположенный в одноэтажной пристройке к длинной девятиэтажке, был закрыт. Мы на всякий случай постучали, и нам открыл старенький сторож-казах.
— Санитарный день сегодня, что вы хотели? — спросил он.
— Мы хотели музей посмотреть, — робко ответили мы.
— Не местные что ли? — оглядев нас, вновь спросил дедуля.
— Из Новосибирска, — подтвердили мы догадку музейного работника.
— Ну, ладно, заходите, — смилостивился сторож.
За вход мы заплатили по принципу "двести тенге дадите — и то хорошо", и пошли осматривать экспозицию. Меня в музей тянуло знание о тех богатствах, что регулярно находили археологи в здешних краях, и, в принципе, мы не разочаровались: золотое литье, костяные скульптурки, оружие, доспехи. Вот только в центральном зале стояло точно такое же, как в музее Республики, бархатное чучело "Алтын Адама". "Размножение" главного национального сокровища по музеям города, на мой взгляд, начисто обесценивает саму находку — я теперь и не знаю, который из них настоящий...
Справа и слева от музея расположились два новёхоньких памятника. Один — очередной Джамбул (66), почему-то сидящий с домброй около стенки, а второй — торчащая из грубого камня голова Тараса Шевченко, её возвели к какому-то юбилею поэта... "Русскоязычным" и классикам украинской литературы в Казахстане, по всей видимости, ставят памятники по очереди и совсем не часто.
Мы вышли на площадь Республики, когда в городе было уже совсем темно. В последнее время я полюбил фотографировать города вечером — в подсветке знакомые тебе объекты выглядят совсем иначе. Вот и площадь со столбом-монументом, зданием ЦК и высотками на "входе" выглядела даже более торжественно, чем днём. Классный всё-таки город Алма-Ата, столица Советского Казахстана!..
* * *
Услышав вечером наш с Натальей рассказ о чимкентском зоопарке, дядя Юра возмутился:
— А наш алма-атинский вам, значит, не понравился?
Мы сказали, что не успели еще сходить в "столичный" зоопарк, и тут мой дядька возмутился еще больше:
— Не понимаю, что вы все эти дни делали! Завтра же собираемся и едем!
Так следующие полдня мы провели с дядей Юрой. Сперва мы заехали на совершенно восточный продуктовый рынок, где маленькие азиаты таскали огромные телеги, гружёные товаром. Там тоже все знали "уважаемого Юрия Николаевича", а потому предлагали ему только самые лучшие куски: буженину, колбасу, сыр. Конечно, можно было принять это за дежурную вежливость, но торговцы действительно рекомендовали моему дяде только лучшее и многозначительно качали головой, когда тот интересовался чем-то "не тем".
— Хорошо вам тут, — позавидовал я.
— Зато я точно знаю, что никогда не отравлюсь и не куплю какого-нибудь барахла, — отозвался дядя Юра. — Они же знают, что я к ним потом просто не подойду, а берем мы с тётей Ирой всегда много.
Есть всё-таки своя прелесть в этих немного диковатых, но таких понятных азиатских отношениях. Я почему-то сразу вспомнил Иркутск, где мне неоднократно приходилось уличать продавцов супермаркетов в том, что они торгуют просроченными продуктами.
Я еще хотел купить тургеньского вина, но дядя Юра не дал мне этого сделать — он сам купил мне три бутылки совершенно разного местного винишка, а заодно и бутылку коньяка — "в подарок отцу". Блин, надо было раньше самим собраться и купить!
Но больше всего из покупок моего дядьки меня удивила целая упаковка белорусского берёзового сока в тетрапаках. Честное слово, по-моему, до этого последний раз пил берёзовый сок лет двадцать назад. Кто-то еще, может, помнит обязательные почти во всех гастрономах отделы "Соки-воды", где в гранёные стаканы из стеклянных конусов наливали грузинский мандариновый, таджикский абрикосовый и белорусский берёзовый? Я думаю, не я один выпрашивал в детстве у мамы стаканчик вкусного напитка во время похода за продуктами. Куда всё делось?..
Потом мы ещё покатались по городу — мимо республиканской ВДНХ, на территории которой сейчас возводили самое "крутое" в Азии поле для игры в гольф, через площадь Республики, по проспекту Достык мимо знакомых нам памятников Джамбулу и Шевченко — прямиком к центральному парку имени Горького, откуда можно пройти в зоопарк. Дядя Юра не пошёл с нами, и мы "отпустили" его — всё-таки день сегодня был будний, и мне не очень хотелось отвлекать его от работы.
Алма-атинский зоопарк тоже воспет в фильме "Игла" — в одной из брошенных клеток прятался от кредиторов Спартак, помните? У нас сейчас всё было примерно так же: осень в зоопарке, когда по аллеям уже не ходят мамаши с малышнёй, заляпанной мороженым, половину всех зверей спрятали на зимовку, а на дорожках лежат целые тонны палой листвы, припорошенной снегом. Как там было, в фильме? Речь Спартака в зоопарке помните? "Вперёд и только вперёд, а потом наверх, а потом обратно вниз!.. Бытиё это не есть сознание, бытиё есть подсознание!.. Упасть и подняться! Нет, лежать — раз упал!.." Чёрт, наизусть помню! Сразу после трагической гибели Цоя казахстанские умельцы начали продавать в киосках "Звукозаписи" диковинный полуторачасовой "альбом" "Игла" — списанную звуковую дорожку фильма, и, вы знаете, люди охотно покупали эти кассеты. Что поделать, "видики" тогда ещё были редки.
Из зоопарка мы пошли по одной из центральных алма-атинских улиц, Гоголя, которую тоже почему-то до сих пор не переименовали. Если улица Горького — это копия московского Арбата, то улица Гоголя — аналог Калининского, то есть Арбата Нового, она тоже почти сплошь состоит из больших магазинов. Потом — проспект Байтурсынова, ранее бывший проспектом Космонавтов. Никольский собор начала двадцатого века — около него Наталью голуби "уделали", опять узкие улочки центра... Наш поезд в Новосибирск уходил завтра, и мы прощались теперь с Алма-Атой. Хороший город, любимый город!
На одной из улочек встретили пример "недосмотра" казахских лингвистов. На ярко сверкающем игорном заведении неоном было написано слово "Казиносы". Как-то упустили филологи — наверняка можно найти или придумать новое словечко, заменяющее "русское" "казино". А то прямо название каких-то зверьков, до сих пор не включённых в Красную книгу, получилось — "казиносы", большие любители игорных заведений... О, я, кстати, знаю одного казиноса! Он ехал вместе с нами в поезде — ну, тот самый, которого "не пускать сказали"!..
Напоследок я захотел пройтись по маршруту пока так и не построенного алма-атинского метро. Оно у них толково придумано (начинается практически от вокзала Алма-Ата II и идёт вдоль одной из центральных улиц, Фурманова, поворачивая от площади Абая к "спальникам"), бодро начато, но так и не закончено. Ещё дед был жив, и катая нас с мамой по городу, не то хвастался, не то ругался на "Метрострой", начавший перекапывать улицы города. Во времена независимости стройку свернули, потом опять "развернули", но уже не сильно "напрягая" при этом автомобилистов. Строят, мягко говоря, неспешно, но первую очередь обещают сдать к концу 2009-го.
Итак, "Райымбек (67)", "Жибек Жолы", "Алмалы (68)", "Абай", "Байконур", "Тулпар (69)", "Алатау". Около будущей станции "Алмалы" вблизи французского торгового дома обнаружили уменьшенную копию Эйфелевой башни. Всё в Алма-Ате своё — и Европа, и Азия, и "Алтын Адам", и Эйфелева башня!
* * *
Проснувшись рано утром, мы с Натальей начали собирать вещи. Моя супруга уселась на пол и стала деловито раскладывать по огромным книжкам-фотоальбомам целый ворох собранных нами осенних листьев — до сих пор иногда нахожу их там. Я несколько раз попытался помочь ей, но Натка сварливо посылала меня прочь — вещи в поездку в нашей семье собирает только она. Дядя Юра и тётя Ира тоже проснулись и теперь хозяйничали на кухне, иногда заглядывая в гостиную и посмеиваясь над нашими перебранками.
Я отправился на балкон в дядькиной спальне, выходящий на другую сторону дома — не на ту, на которую "глядели" гостиная и кухня, и стал смотреть на горы. Денёк сегодня выдался особенно ясным, да и извечный смог слегка отступил. На фоне чистого алма-атинского неба возвышалась белоснежная громада Алатау, делающая абсолютно нереальным вид на город. Я бы тоже хотел, чтобы у меня из спальни открывалась такая картина — торжественная и величавая, а не пейзаж из гаражей и по-провинциальному серых панельных девятиэтажек...
Наш поезд уходил в Новосибирск с того же "первого" вокзала, куда мы прибыли пару недель назад. Покружив на прощание по городу, мы въехали в знакомый мне с детства район, в котором я не был лет пятнадцать, и дядя Юра вдруг решил свозить нас "на дом". "Паркетник" от "Мицубиси" потихоньку прокрадывался по узким, но всё-таки асфальтированным улицам частного сектора, пока мы не упёрлись в тупик. Вот он, по правую руку — одноэтажный, но всё равно огромный дом, построенный моим дедом из каких-то не то списанных, не то украденных шпал. Говорят, очень прочный и совершенно не горючий материал. После смерти деда дом продали каким-то туркам, сколотившим состояние на торговле цветами. Несколько тысяч советских рублей, доставшихся матери в качестве наследства и отложенных на сберкнижку, после введения национальной валюты были выданы ей по официальному курсу: "пятьсот советских рублей за один тенге". На эти деньги мои родители смогли купить булок десять отличного казахстанского хлеба.
Новые хозяева основательно переделали дом и по-азиатски обнесли его глухим забором. Я залез на самый нижний уровень каменной кладки ограждения и заглянул во двор — окна опять же по-восточному сузили, фасад чем-то облицевали, и узнаваемой оставалась только крыша. Зато дедов сад, которым он так гордился, по-моему, остался нетронутым. Вон на той черешне мы когда-то сидели с моими троюродными сестрицами и обжирались сочной ягодой, пока нас буквально тошнить не начинало.
