Хогвартс. Альтернативная история. 7

— Но вы изъявляли желание вступить в ряды Пожирателей?

— Нет. Это Волдеморт изъявлял желание меня в них принять.

Грей покачал головой.

— Однако!.. — Он усмехнулся. — То есть можно сказать, что сами вы этого не хотели, но обстоятельства не оставили вам выбора.

Подумав, я ответил:

— Обычно выбор есть в любой ситуации, но иногда он неприемлем.

— Значит, в этой ситуации приемлемым выбором для вас оказалось стать Пожирателем?

— Да.

— Несмотря на их репутацию?

— Их репутация не мешала вам все эти месяцы исправно сажать в Азкабан людей, вся вина которых состояла в их маггловском происхождении, — ответил я. — Себе вы тоже будете предъявлять обвинение в пособничестве террористам?

— Что ж, Линг, — произнес Грей, помедлив. — Вы были со мной откровенны, и я объясню вам то, о чем вряд ли рассказывают в школе. Нашей главной задачей является сохранение этого шедевра древней архитектуры во всей его полноте, и мы не особо интересуемся тем, что происходит по ту сторону пролива, если только это напрямую не касается нас. Да, — Грей печально кивнул, — вот такие мы, увы. Если бы Волдеморт угрожал Азкабану, мы приняли бы меры, но меры по его защите, а не по смещению Темного Лорда. — Следователь помолчал. — Так что там с Пожирателями? Насколько я понимаю, вы были не против?

— Не против, — подтвердил я.

Грей перевернул исписанный лист.

— А что за ключ мы нашли у вас в тумбочке? — спросил он. — Очень любопытная вещица.

— Это ключ от тюрьмы Хогвартса, — сказал я, немедленно воспользовавшись шансом перевести разговор в более выгодное для себя русло. — Его оставил мне Альбус Дамблдор.

— Дамблдор? — переспросил Грей, и с его круглого лица исчезло выражение благожелательного сочувствия. — Ключ передал вам Дамблдор?

— Точнее, завещал, — ответил я. — Если его завещание сохранилось, это можно проверить.

— Мы проверим, мистер Ди, обязательно проверим, — произнес Грей. — А теперь будьте так любезны, объясните, почему Альбус Дамблдор решил завещать ключ от тюрьмы именно вам?

70.

У Кеннета Грея оказалась одна неприятная привычка — он предпочитал вызывать меня на допросы, когда я ложился спать. Поначалу из-за отсутствия смены дня и ночи я регулярно пытался заставить себя уснуть, а потом, потерпев неудачу, прибегнул к другой тактике: стал дожидаться, пока глаза не начнут закрываться сами. Однако промежутки между сном увеличивались, а когда я все же засыпал, Грей посылал за мной конвоиров.

На первом допросе я рассказал ему не все, умолчав о крестражах, о визите в подвал Малфоев, о Кэрроу и некоторых других деталях, не имевших прямого отношения к Дамблдору. Грей все записал, ни о чем не спрашивая, а после недолгого перерыва начал вызывать меня на допросы, которые состояли из одних лишь уточнений фактов и дат и продолжались зачастую не более пяти минут.

Поскольку делать в тюрьме было решительно нечего, я все чаще медитировал, стараясь находиться в таком состоянии, в котором мое тело и мозг получали бы глубокое расслабление и отчасти компенсировали постоянные нарушения сна. Это были не совсем медитации — скорее, трансы. Традиционно их целью являлось избавление от привязанности, развитие особого видения или осознание истинной природы всего, а не накопление и очищение магической энергии. Скоро мой организм сам начал входить в это состояние, как только я возвращался в камеру, и мне требовалось все меньше времени на обычный отдых.

Наконец, Кеннет Грей обратился к информации, полученной из других источников, и наши встречи стали более длительными и разнообразными.

— Линг, что это за история с покушением? — как-то раз спросил он.

— С каким? — не понял я.

— По словам Кэрроу, вы пытались его убить, натравив патронуса... кстати, и Малфой говорит, что вы ему угрожали.

— Малфой? — удивился я. — А что, Малфои в Азкабане?

— Вас это удивляет? — Грей улыбнулся. — Думаете, аристократию мы не трогаем?

— Вряд ли они задержатся здесь надолго, — скептически сказал я.

— Зависит от них, — ответил Грей. — Тем, кто готов сотрудничать, это зачтется. Так что там с покушением?

— А Кэрроу рассказал, почему я напустил на него патронуса?

— Якобы вы были против, что младшие курсы отбывают ночные наказания в тюрьме.

— Можно сказать и так, — согласился я с такой формулировкой. — Но я не пытался его убить. Патронус не пытается — он либо убивает, либо нет.

В другой раз Грей спросил меня об отношениях с Тейлором.

— Не было никаких отношений, — сказал я. — Мы общались всего несколько раз... ну и дрались, в самом конце.

— Верно, — кивнул Грей. — Это хорошо, что в последний момент вы остались в Хогвартсе. Для вас это большой плюс.

Его слова меня насторожили — неужели он забыл, о чем я говорил ему на первом допросе? — однако вскоре все стало ясно.

— Послушайте, Линг, — во время очередной встречи сказал Грей. — Ваша ситуация серьезно осложнилась. Нам стало известно, что у вас была возможность покинуть Британию еще до встречи с Волдемортом и получения Метки, однако вы ею не воспользовались.

"С Флитвиком говорили", подумал я.

— Это плохо, — продолжал Грей, — поскольку означает, что ваше присоединение к Пожирателям Смерти являлось свободным, осознанным выбором, сделанным в свете того, что насильно вас к этому никто не толкал.

— Как это не толкал? А Дамблдор? — возразил я, готовый напомнить ему обо всех деталях своей истории, однако Грей поднял руку, призывая к тишине.

— Дело в том, — начал он, — что магические портреты — не люди и не обладают юридическими правами. Можно узнать их мнение, но при вынесении судебных решений оно не учитывается, так что свидетелями портреты быть не могут. И это ваше счастье, а не беда, поскольку не так давно мы беседовали с портретом Дамблдора, и он сказал, что никогда не просил вас становиться Пожирателем Смерти, никогда не говорил вам, что Северус Снейп должен убить его по его же приказу, и никогда не утверждал наверняка, что Снейп выполняет именно его указания, а не указания Волдеморта. Он лишь объяснил, что предоставил вам выбор, и вы его сделали.

На минуту я утратил дар речи, но потом с не меньшим потрясением осознал, что все это правда. Дамблдор действительно ничего не говорил мне прямым текстом, ведя свои беседы намеками, полунамеками и взглядами, так что поймать его на слове было невозможно.

— А Снейп? — наконец, спросил я, имея в виду, что они могли бы поговорить с его портретом. Однако Грей понял меня иначе.

— Информацию о Снейпе он подтвердил; к тому же, у нас был и другой источник. Хотя должен вам признаться, если бы он выжил, нам было бы что с ним обсудить. Убийство есть убийство.

— Но он убил не потому, что хотел, а потому, что его об этом просили! — возмутился я.

— Знаю, знаю, — успокаивающим тоном произнес Грей. — И все же повторюсь: убийство есть убийство, кто бы его ни заказал, пусть даже сам убитый.

— А меч? — не сдавался я, будто Снейп сидел в соседней камере, и я мог повлиять на его судьбу. — Он же принес Поттеру меч!

— Откуда вы об этом узнали? — сразу заинтересовался Грей.

— Сперва предполагалось, что это я буду искать Поттера.

— Вот как? — с некоторым сомнением молвил Грей. Я рассвирепел.

— Думаете, я тут сижу, себя выгораживаю? Если б я примкнул к Волдеморту по собственному желанию, потому, что разделял его взгляды, то не стал бы выкручиваться, как какой-нибудь Малфой, и топить окружающих! А не верите — дайте мне сыворотку правды. Мне нечего скрывать.

Помедлив, Грей произнес:

— Линг, дело совсем не в том, что говорит портрет — это, в конце концов, не официальные показания. Ваши слова не подтверждаются фактами, живых свидетелей нет, а в свете того, что после переворота вы остались в школе, хотя могли покинуть страну и не получать Метку, вам грозит приличный срок. Чтобы полностью оправдать вас, недостаточно одного только участия в защите замка. К тому же, учитывая ваше маггловское прошлое и вероятное родство с Конрадом Тейлором...

— Причем здесь мое родство! — снова разозлился я, но у Грея был готов ответ и на это.

— Если бы у нас на службе оставались дементоры, Тейлор стоял бы первым в очереди на поцелуй. Министерство даже готово снять мораторий на смертную казнь, лишь бы от него избавиться. Он и его люди попортили министерским много крови — в буквальном смысле. Волдеморт мертв, так что теперь во всех его грехах станут обвинять Тейлора, поскольку он был военным консультантом Темного Лорда, вместе планировал захваты важных заложников и уничтожение ключевых фигур. Процесс над ним будет очень громким. И тут вдруг выясняется, что юная надежда Волдеморта, маг с темным патронусом, который с детства проявлял преступные наклонности — сын этого террориста номер два. А мы его отпустили! Понимаете, что тут начнется?

— Ну ясно, — сказал я. — Вам нужна не правда, вам нужна стройная картина. Чтобы можно было отрапортовать жаждущим справедливости гражданам, что все Пожиратели пойманы, получили по заслугам и сидят в самых кошмарных камерах Азкабана.

Грей рассмеялся.

— Ваша камера далеко не самая кошмарная!

Я не ответил.

— Слушайте, Линг, — миролюбиво продолжил Грей. — Ну чего вы хотите? У меня нет реальных фактов, подтверждающих ваши слова. Я неплохо знал Дамблдора и вполне допускаю, что он мог вас использовать, но где доказательства?

— А портрет Снейпа? Что говорил он?

— Портрет Снейпа? — удивился следователь. — А портрета Снейпа не существует. Насколько я понимаю, он покинул Хогвартс, оставив замок в беде, хотя должен был поступить наоборот... И знаете, я бы на вашем месте думал сейчас не о Снейпе, а о том, почему вы у нас, в Азкабане.

— Да, вот это тема, — буркнул я, расстроенный настолько, что утратил всякое желание что-либо доказывать и хотел лишь вернуться в камеру, чтобы остаться один.

— Но это действительно тема, — серьезно ответил Грей, — потому что если вы правы, и Дамблдор хотел сделать из вас дублера своего человека у Волдеморта, почему он не оставил путей к отступлению и заранее не подготовил доказательств вашей невиновности, тем более что за время, проведенное с Пожирателями, вы не успели натворить ничего серьезного? И почему за вас не заступился его портрет? Подумайте об этом пару дней, а потом мы продолжим.

* * *

Чтобы ответить на вопросы Грея, не требовалось иметь семи пядей во лбу. Проклятая палочка Смерти не давала Дамблдору спокойно спать ни при жизни, ни после нее. Но как он мог подумать, что я захочу владеть ею, что решу променять свою верную палочку Левиафана на эту убийцу, собирающую дань со всех своих обладателей не хуже самого Жнеца, тем более когда из-за нее погиб Снейп!

Такое отношение Дамблдора казалось мне глубоко оскорбительным. Ради спокойствия волшебного сообщества он перестраховывался, решив одним махом убрать со сцены всех, кто не вызывал у него доверия. Но если даже мне дадут полный срок, ведь когда-нибудь я все равно отсюда выйду...

Однако к тому времени пройдет несколько лет, и мне, вероятно, будет не до удовлетворения своих амбиций. Что-то я забуду, какие-то навыки утрачу и к тому же наверняка останусь под надзором Министерства. Перед глазами возникла безрадостная картина: вот я возвращаюсь в Хогсмид, поселяюсь, к примеру, у Аберфорта и начинаю зарабатывать на жизнь, рисуя для туристов виды Хогвартса... а лет этак через пятьдесят, того гляди, получу в наследство "Кабанью голову" и уже сам буду торчать за стойкой, обросший волосами и бородой, собирая в баре всяких подозрительных личностей и вывешивая на стены свои наиболее устрашающие полотна. Такого будущего хотел для меня Дамблдор? Усмиренный, постоянно в поле зрения авроров, занимающийся халтурой ради денег — конечно, при таком раскладе я не смогу стать реальным претендентом на палочку Смерти.

Меня аж передернуло: нет, отсюда надо выбираться. Как ни хотел я этого избежать, Грею придется рассказать больше, чем поначалу планировалось.

— Поговорите с Поттером, — сказал я ему на следующей встрече.

— С Поттером? — переспросил Грей. — О чем?

— А о чем вы говорили с Флитвиком? Вот о том же и с Поттером поговорите.

— С Флитвиком мы обсуждали вашу деятельность на посту старшего префекта, — ответил Грей, — отношения с Кэрроу, то, как вы выполняли его поручения, а также Отряд Дамблдора. Вряд ли Поттер в курсе подобных вопросов.

— Просто поговорите, — настаивал я. — С ним, с Луной Лавгуд, с Биллом Уизли. Вы же хотите полную картину? Вот она у вас и будет.

— Хорошо, — кивнул Грей. — А пока расскажите, что это за история с вечеринкой у Хагрида...

После того, как битых два часа мы проговорили об Отряде Дамблдора, Лонгботтоме и Кэрроу, я снова спросил:

— Вы с ними встретитесь?

— С Поттером обещать не могу, — признался следователь, — а с остальными поговорю, хотя если им есть что сказать, почему вы не упоминали об этом раньше?

— Надеялся обойтись без их помощи, — неохотно объяснил я.

— Понятно, — сказал Грей. — Не любите просить.

— Кстати, о просьбах. Когда я, наконец, получу свой рюкзак?

— Скорее всего, после суда, — ответил Грей. — На стадии следствия заключенным не положено иметь вещи, но если вам требуется что-то конкретное, возможно, мне удастся сделать для вас исключение.

Я молча смотрел на Грея, в первую секунду удивленный, а потом шокированный тем, что услышал. Видя мое выражение лица, Грей вопросительно поднял брови, не понимая, в чем дело.

— Какой же я дурак, — с чувством сказал я. — Мне еще раньше следовало догадаться! Но спасибо, что хоть сейчас объяснили. Теперь все ясно.

Грей в недоумении покачал головой. Ему ничего не было ясно.

— Ведь никто не знает, что я здесь, — продолжил я. — Что вы им наплели? Что я сбежал и скрываюсь от правосудия? Сначала мне говорят взять самое необходимое — для правдоподобия, будто я и в самом деле спешил, — а когда начнется процесс, меня можно будет как бы поймать и объявить, что этот побег доказывает мою вину... потому что по сути у вас на меня ничего нет! Вам так необходимо меня посадить? Это тоже план Дамблдора с его чертовой палочкой?

В самом начале моей гневной тирады Грей казался несколько смущенным, а потом начал улыбаться.

— Все не совсем так, — ответил он, — хотя в целом вы правы. Признаться, я впечатлен... вы молодец. А вот я болтун, да. — Грей помолчал. — Дамблдор здесь не при чем. Мы не стали бы ему помогать — вся эта суета с палочкой не касается Азкабана. Кое-чего вы просто не знаете.

— И знать не хочу!

— Понятно, что вы сердитесь, — попытался успокоить меня Грей, — и сердитесь вполне обоснованно. Если хотите, мы можем отложить разговор до следующего раза.

— А что, будет следующий раз? — язвительно поинтересовался я. — Вот эти допросы — они действительно необходимы? Вы и без них можете держать меня здесь сколько угодно, а остальным говорить, что я в бегах!

— Нам это не нужно, — ответил следователь. — Как я сказал, кое-чего вы просто не знаете. Если бы суд над вами начинался завтра, вот с этими материалами... — он постучал пальцем по папке, где хранились мои показания, — Визенгамот дал бы вам от четырех до семи лет, в зависимости от их настроения и вашего поведения. Они ведь захотят увидеть раскаяние, а зная вас, такое трудно представить.