Латинские королевства, часть Ii.

Возможно король Иерусалимский просто хотел ослабить соседей. Антиохиювойной с Мосулом, Мосул — с Азербайджаном, хеджируя риски победы Кутб ад-Дина ударом в спину от Ильдегиза во время осады Алеппо. Может, еще погасить призывом к войне с турками внутреннюю распрю.

В любом случае, интрига провалилась из-за неучастия объектов планирования.

Эмир Азербайджана просто не пошел на Мосул. Публично заявив, что не станет мешать справедливой войне с неверными.

А Андроник и Кутб ад-Дин, наткнувшись на готовую к осаде крепость, оставили у Алеппо заградотряд и не ввязываясь в осаду, с основной частью войск совершили бросок на Антиохию.

Такого коварства от турок никто не ожидал и оттого набег удался. Мосульцы по дороге разорили местность, сорвав мобилизацию вассалов князя, затворяющихся в собственных замках, и вышли к столице.

В городе царил предпоходный хаос, ополчать горожан (важную составляющую при обороне стен) никому до появления турок у стен и в голову не приходило, потому сарацины сходу захватили одни из ворот. Дальше продвинуться они не смогли, рыцари Боэмунда III спохватились и организовали оборону. Но с учетом численного перевеса противника и отсутствия преимуществ у тяжелой конницы в городском бою, положение стало острым. Штурм не прекращался три дня. Бойцы Кутб ад-Дина взяли еще одни ворота и продвинулись к центру крепости, но тут пришли вести из Алеппо.

Графа Эдессы недооценивали, принимая миролюбие коммерсанта за неумение воевать. Как часто бывает в таких случаях, напрасно. Жослен III знал толк в защите активов, а содержание дружины и скорость развертывания вассальных контингентов почитал не издержками, а хеджированием рисков. Оттого получив первые известия о нападении, быстро собрал конный отряд и выдвинулся на помощь Алеппо. Уведомить его о смене направления главного удара не успели или не удосужились. Ни антиохийцы, для которых основная битва развивалась в столице, ни — по той же причине, осадный турецкий отряд, эдесситов здесь не ждали. Турки вообще считали своей целью сдерживание гарнизона в стенах, не более.

Обнаружив плохо охраняемый с тыла лагерь и отсутствие союзников, граф удивился, но рассудил, что разорить вражий стан всегда полезно. Он провел удачную атаку, смешал ряды противника, заметив бой под стенами на вылазку пошли осажденные, и разгром тылового охранения эмира стал полным. После чего Жослен III, вникнув в ситуацию, засел в крепости, собирая недомобилизованных вассалов своих и соседа и не торопясь раздумывая над картой.

Вести о разгроме тыла, среди осаждающих Антиохию мгновенно вызвали расхождения. Андроник настаивал на продолжении штурма. Взяв город, что выглядело вполне достижимым, он спокойно мог реализовать дальнейший план по втягиванию в конфликт на своей стороне Византии.

Для Кутб ад-Дина, однако, продолжение теряло смысл. Сражаться в окружении франков, с риском прорыва на свои земли через свежие силы противника, в интересах ромеев и без перспектив получить Алеппо, эмиру не хотелось. А трофеев и славы в набеге выходило уже достаточно.

Поскольку сила была на стороне турка, аргументы грека остались не услышанными, и армия отправилась назад. Границу, не считая нескольких стычек с патрульными отрядами, они перешли спокойно. Жослен III геройствовать не собирался, рассчитывая на восстановление добрососедских отношений с эмиром Мосула — такой малозначительный нюанс как война, этому помешать не мог, всякое бывает.

* * *

Андроник по окончании кампании отъехал в Грузию, в 1175 году перебрался ко двору Ильдегиза, но о том в свое время.

Кутб ад-Дин, занятый делами в своих владениях, с франками следующие годы не воевал, а в 1170 году скончался. В Мосуле за власть схватились сыновья эмира, Имад ад-Дин и Сайф ад-Дин Гази II, после нескольких лет войны победил второй. Правил он до 1180 года, ориентируясь на Азербайджан, а с франками "граница его была спокойной".

После смерти ключевого союзника, халифа аль-Мустанджида в результате дворцового переворота задушили в бане приближенные, последовала "схватка за власть под ковром", в которой победил сын халифа аль-Мустади, казнив лидера заговорщиков визиря аль-Балади. Власть, однако, с прекращением на несколько лет поддержки из Мосула, по египетскому сценарию перехватили визири, претендующие на восстановление титула султана (главы светской власти) в своем лице. Вернуть бразды аль-Мустади смог лишь к 1175 году, тогдашний визирь бежал в Мосул, получил от эмира Сайф ад-Дина войска и предпринял реванш, но, как писал хронист: "...по пути к Мосулу, их настигли горячий песок и страшная буря. Люди и животные почернели, как головешки. Их не трогали даже дикие звери, настолько их головы затвердели, подобно камню. Лишь сотня людей добралась до Мосула, но врачи не смогли спасти ни одного из них. Их вид внушал ужас тем, кто их лицезрел". Халиф вышел победителем и по его смерти в 1180 году, трон унаследовал его сын, ан-Наср Лидиниллах, последний могущественный халиф из рода Аббасидов.

Глава XVIII. Конец правления.

Мы так давно, мы так давно не отдыхали.

Нам было просто не до отдыха с тобой.

Все королевство сапогами истоптали,

И завтра снова со своим вассалом бой...

Левантийская часть Иерусалимского королевства оставалась спокойной до 1165 года. Большинство рыцарей так или иначе отвлеклись на Египет, за оставшимися чутко присматривала королева Матильда. По окончании египетской кампании и в отсутствие серьезной угрозы с востока, среди вернувшихся сеньоров обострились прежние и новые споры, выплеснувшиеся в конфликты с королевской властью. В 1166 году, проблемы "старых земель" вынудили короля Амори I оставить Египет на супругу и броситься в прежний домен.

* * *

Первой целью стал граф Сидона Жерар де Гарнье. Старый граф, в молодости внесший весомый вклад в подавление королем Фульком мятежа Гуго II де Пюизе и участвовавший почти во всех войнах Короны, уже лет тридцать правил Сидоном. Город после завоевания франками продолжал славные традиции пиратского гнезда, теперь христианского. До падения Фатимидов, основными жертвами сидонских моряков служили мусульманские купцы. Безусловно, местные рейдеры порой по-тихому брали и европейский или ромейский корабль, но случаи такие оставались эксцессами. Теперь вражеских судов в близких водах просто не стало. Ходить за Александрию к Северной Африке получалось далековато, менять промысел не хотелось, отчего участились пиратские нападения на купцов Византии, Франции и итальянских республик, немедленно обратившихся к королю с требованиями возмещения ущерба и угрозами репрессалий.

Уговоров Гарнье не то чтобы не понимал, просто не видел выхода. Перепрофилировать подучетный контингент на мирную деятельность он ни возможности, ни особого желания не имел, отчего объявил себя сторонником феодальных вольностей и борцом за урезаемые монархом права сеньоров, а все претензии Каира — авторитарным произволом и ущемлением исконных рыцарских свобод.

Терпеть своеволие и терять деньги Амори I не собирался, и после короткого тура переговоров и увещеваний, выступил укреплять вертикаль власти. Формальный повод для вмешательства нашелся быстро, у Гарнье возник спор с одним из своих мелких вассалов. Нрав у старика оставался крутым, потому, не вдаваясь в процедурные тонкости, граф наехал к спорщику с дружиной и часть лена отнял.

Напомню, еще со времен Балдуина I, все держатели рыцарских фьефов королевства, даже при наличии непосредственных сюзеренов, считались одновременно прямыми вассалами Короны. Закон вспомнили, вассал Сидона принес официальную жалобу королю, Амори I немедля собрал Высокий Совет в качестве суда. Который большинством голосов и принял знаковое решение в пользу простого рыцаря. Монарх тут же возвел прецедент в закон, отнесший все споры рыцарей королевства со своими ленными сеньорами к компетенции Высокого суда, под которым практически понимался уже даже не весь (за рядом дел особой важности) Верховный Совет, а достаточный кворум его участников.

Эта правовая реформа укрепила положение мелкого рыцарства и резко повысила их лояльность монарху, что в условиях начинающейся колонизации Египта оказалось очень кстати. Крупные феодалы, в целом, такой либерализм не одобряли, но восприняли спокойно — по тогдашним понятиям, Жерар де Гарнье действительно был не вполне прав, а при соблюдении вассальных договоров, новый закон лордам не сильно угрожал.

Вторым делом, Совет осудил графа Сидона за нападения его людей на христиан, после чего король с дружиной выдвинулся к городу. Осада продлилась недолго, стороны пошли на переговоры, кончившиеся миром. Жерар обязался пиратство прекратить, обиженному рыцарю выплатить компенсацию и впредь сохранять лояльность. Серьезных репрессий не последовало, поскольку у короля возникла новая забота — обострившийся конфликт Триполи и Хамы.

Отметим лишь, что пиратский промысел в Сидоне уменьшили, но не бросили, и город пользовался подобной репутацией еще долго.

* * *

Раймунд III, граф Триполи и Хомса, поссорился с графом Хамы, а потом и с королем по уважительной финансовой причине. Мятежей он в общем-то не устраивал, политических лозунгов не выдвигал, слыл рыцарем без страха и упрека, с юности воевал вместе с Амори I, отбыл срок в плену у турок, и к оппозициям не принадлежал. Но традиционно для правителей Триполи, кузен короля (напомню, его мать была сестрой королевы Мелисенды), владеющий Триполи на правах фамильной вотчины, пусть и связанной с Иерусалимом присягой, серьезно относился к своим суверенным правам на домен. Кроме того, происходя от знатнейших французских родов по отцу и королей Иерусалима по матери, дважды граф претендовал на особую роль и льготные права в жизни Заморья.

Вернувшись из египетского похода, Раймунд III занялся домашним хозяйством, и для начала договорился с тамплиерами о развитии торгового пути из Пальмиры через Хомс, в обход Дамаска.

Орден Тампля от покорения Египта уклонился и никаких приобретений там не получил, традиционное занятие в Леванте дорожно-патрульной службой сходило на нет по причине успешного выполнения задачи, а в Пальмире братья несли большие потери от схваток в пустыне, и еще большие от непривычного климата. По этим причинам, влияние ордена падало, а тамплиеры отбивались от попыток подчинения организации, предпринимаемых патриархом Иерусалима и королем.

Немалую роль в сохранении мощи Тампля играли деньги. С Дамаском боевые монахи разошлись во взглядах на контроль финансовых потоков от караванной торговли. Орден, разумеется, упирал на иноверие местных купцов, "обирающих христиан" (видимо, имея в виду упускаемую выгоду), в чем находил поддержку как далеких от экономики масс, так и близких к ней конкурентов совместимого исповедания. Одними из последних и стали подданные Раймунда III.

Коронный город Дамаск, понятно, обратился к своему сюзерену с антимонопольной жалобой и требованием свободы торговли. В чем нашел понимание, подкрепленное занесенной королю неучтенной сверхлимитной суммой. Амори I, всегда нуждавшийся в деньгах, при разрешении хозяйственных споров вообще к подаркам от сторон относился благосклонно, а тут еще и его собственная экономическая база затрагивалась.

Кроме того, договорившись о торговом партнерстве с Антиохией, граф Триполи вытеснил с транзитного рынка графство Хама, принадлежащее семье Ибеллинов. Хама, зажатая между пустыней, Антиохией и владениями Триполи, контролировала путь из Дамаска и Хомса в Северную Сирию, с небольшим, но стабильным грузопотоком, приносящим постоянный доход. Когда под влиянием монетарных и административных методов, караваны пошли из владений Раймунда III в земли Боэмунда III обходя Ибеллинов, поступления последних резко сократились. На претензии граф Триполи снисходительно не отвечал, искренне полагая, что всего полвека как получившая рыцарство фамилия того не заслуживает.

* * *

Ибеллины, выдвинувшиеся преданной службой королям Иерусалима в серьезный, по местным меркам, клан, в египетской экспедиции приняли живое участие, не закончившееся с победой. Глава рода, текущий граф Гуго (уже пару лет как зять графа Эдессы), оставался в Каире, активно осваивая для короны новые земли. Из его братьев, младший, Балиан, осваивал фьеф в Египте, а в Хаму на хозяйство вернулся Балдуин. Последнему и выпало столкнуться со знатным соседом.

Балдуин де Ибеллин человеком был резким. Действия Раймунда III он воспринял как оскорбление семьи, изложил свои соображения в депеше братьям, запросив поддержки, а сам не теряя времени поднял оставшуюся дружину и затеял частную феодальную войну. Вероятно, рассчитывая на благосклонность к своей семье Амори I, как раз осаждающего неподалеку Сидон.

Связи при дворе и стремление короля к укреплению власти, поначалу сработали. Монарх вызвал графов Хомса и Хамы на разбор полетов, повелев активные действия остановить. Но Раймунд III указание проигнорировал, отряд Ибеллина разгромил, а самого его загнал в Хаму, каковую и осадил.

Амори I срочно закончил с Сидоном и выдвинулся к Триполи, вразумлять непокорного вассала. Но королевские части были немногочисленны, главные силы оставались в Египте, а конфликт выглядел неоднозначно. Идея короля определять, где ходить караванам и кому собирать пошлины за пределами его личного домена, задевала слишком многих сеньоров, так что действия графа Триполи получили в феодальной среде широкую поддержку. Открыто выступить против суверена рискнули немногие. Из крупных лордов и вообще никто, но позицию благожелательного к Триполи нейтралитета заняли князь Галилейский и граф Кесарии (не удивительно, тут правил брат графа Сидонского Гуго де Гарнье), а извне — Боэмунд III Антиохийский, пока не отвлекся на войну с сарацинами. Князь Заиорданский и граф Сен-Авраама, как и правители Дамиетты и Тинниса, провозгласили лояльность короне, но от участия в боевых действиях тоже уклонились. Амори I пришлось довольствоваться пополнениями с собственных земель, в основном из Тира (приславшего отряд первым и с большим количеством тяжелой конницы), Яффы, Акры и Дамаска.

* * *

Осознав, что поддержка Ибеллинов популярностью не пользуется, король запустил второй пакет либеральной реформы. Снова напомню, рыцари Заморья с первых дней завоевания призывались в строй круглый год. В Европе этот срок всегда ограничивался, во Франции, к примеру, до 40 дней. Не то чтобы по истечении срока рыцарь не мог нести службу сюзерену, но продолжение уже требовало соглашения сторон и, как правило, оплаты или компенсаций.

До степени Франции гуманизм его величества не поднялся, но норму об ограничении мобилизации четырьмя месяцами в году он провозгласил. Ничем особо не рискуя, поскольку в приграничных землях ленники воевали за собственные фьефы независимо от официального призыва, в Египте укоренение франков требовало присутствия феодалов на местах, а от границы с Мосулом угроза несколько отодвинулась и новых сроков должно было хватить. Собственно, закон планировался до того, конфликт лишь ускорил его введение.