Джошуа Кармелин замыслил отметить свой день рождения в Квине.
Для жителей, не привыкших к подобным торжествам, все было в диковинку. Они раньше никогда не видели такого количества знатных господ. Многочисленные гости, их охрана и челядь уже начали прибывать.
Но больше всего горожан поразил приезд их законного господина — молодого графа Мелвина де Квин. О его существовании уже стали забывать — и вдруг такая неожиданность! Их будущий повелитель, оказывается, уже вырос. Он молод и красив и, как говорят, похож на отца.
Кроме того, умен и хорошо воспитан. Но достаточно ли этого для того, чтобы занять принадлежащий ему по праву графский дворец? Многие в душе, несомненно, этого желали, но вслух говорить не решались, страшась доносчиков Джошуа. Втайне надеясь, что удача повернется к юному графу лицом...
Пока же он въехал в город скромно, в сопровождении лишь одного слуги. Но внимания привлек больше, чем рассчитывал, хотя к этому вовсе и не стремились. Наоборот, юноша пытался скрыться от испытующих любопытных глаз, стеснялся своего приниженного положения. Он старался выглядеть независимым и гордым, но краска, то и дело заливавшая лицо, безжалостно выдавала смятение и робость. Что, впрочем, неудивительно, поскольку под таким пристальным вниманием оказался впервые. С его появлением обстановка накалилась.
Ощущение было такое, словно занесенный палачом топор уже завис в наивысшей точке. Еще секунда и он начнет свое стремительное движение вниз... Вот только чья голова полетит? Многие считали, что это нетрудно предугадать...
Но вернемся к событиям, разворачивающимся в городе. На площади скопилась огромная толпа, и люди продолжали прибывать. Казалось, что все горожане, стар и млад, стремились не пропустить действо.
Не выдержал и кое-кто из знатных гостей Джошуа. Любопытство и скука победили лень и нежелание соприкасаться с толпой простолюдинов. Вскоре в сопровождении конной охраны появилось несколько богатых карет. Солдаты оттеснили зевак в сторону, дабы те не мешали благородным господам.
Все с нетерпением ожидали появления цыган, но, особенно Сибиллы и Камиллы.
Согласно обычаю, нужно было заплатить артистам некую сумму, чтобы они не смогли отказаться от выступления.
Деньги собрали быстро и немалые. Один из старшин города передал их вожаку.
Спустя полчаса на площади началось представление.
Большинство цыган никогда не выступало при таком скоплении народа, поэтому старались изо всех сил. Зажигательные песни и танцы произвели на собравшихся огромное впечатление, заставив на время забыть беды и невзгоды. Камилла тоже должна была выступать, хотя и не хотела.
Укрывшись за повозкой, она с интересом наблюдала за происходящим, внимательно рассматривала зрителей.
На площади скопилась разношерстная публика: случайно оказавшиеся в городе крестьяне, ремесленники, торговцы, нищие и бродяги. В общей массе без труда можно было выделить более состоятельных горожан. Они отличались и одеждой, и выражением лица.
Двое юношей особенно заинтересовали Камиллу, хотя стояли довольно далеко и рассмотреть их как следует было трудно.
Один — стройный, богато одетый аристократ. Даже издалека на его красивом лице легко читалось чувство превосходства и пренебрежения к прочим. Своим высокомерным и грубым поведением, а также манерами он походил скорее всего на повелителя. Одет он был в одежду для верховой езды. Другой стоял еще дальше. Бросались в глаза высокий рост и редко встречающиеся в этих местах светлые волосы.
Камилла вдруг ощутила, что судьбы их как-то связаны. От этих мыслей ее отвлекло пение отца. Фече пел песню исполненную тоски и печали, она раньше ее не слышала. Он пел, словно прощался с теми, кого знал и любил:
Дорога, дорога — цыгану сестра,
Ведь ты не стареешь, всегда молода,
Как жизнь его, вьешься средь диких полей,
Налей, брат, цыгану вина, не жалей.
Налей ему кубок хмельного вина,
Пойми, ему доля такая дана.
Он встретит рассвет и проводит закат.
И ночь у костра скоротать будет рад.
Под утро от углей лишится зола,
И он не заметит, а жизнь-то прошла.
Умчалась, подобно мгновенью, любовь,
И пламени чувств не раздует он вновь.
Но сердце так долго не хочет стареть,
Как птица весной, все мечтает запеть,
Как сокол, взметнуться в далекую высь,
Но в зеркало жизни пристальней всмотрись.
Придет смертный час средь равнин и полей,
Налей, брат, цыгану вина, не жалей.
Пусть выпьет, как путник уставший, до дна,
Пойми, ему доля такая дана...
Вдруг сзади неожиданно подошла Сибилла. Ласково положив руки ей на плечи, подтолкнула к выходу и многозначительно произнесла:
— Иди, дочка, настал твой час.
— Мама, ты говоришь как-то странно и необычно.
— Не удивляйся, девочка, твое будущее еще более необычно.
— Скажи, что меня ждет, мама?
— Пока тебе этого знать ненужно. Да я и сама не все знаю. Доверься судьбе. А сейчас иди. Люди пришли, чтобы увидеть тебя.
С появлением Камиллы толпа замерла. Затаив дыхание, следила за каждым ее движением. И та превзошла все ожидания.
Выступление юной цыганки было похоже на волшебство — грациозная и легкая, она заворожила зрителей пластикой и необычайно эмоциональной выразительностью движений. Неслась в танце, едва касаясь земли ногами, под звон разноцветных монист и браслетов, окруженная вьющимся вокруг стройной фигурки разноцветьем радужных тканей. Это был не танец — это был гимн юности, красоте и жизни. Казалось, девушка, словно чудесная жар-птица, взлетит и, расправив волшебные крылья, устремится в страну надежд и радужных снов.
Камилла ощущала безграничную власть над присутствующими, полностью подчинив их своей воле. Используя свой врожденный дар, она создала иллюзию двух белых голубей. Они, взлетев над толпой, вдруг рассыпались сотнями разноцветных цветов, которые растаяли в воздухе, не успев долететь до земли.
Люди пораженно ахнули. Подобного еще никто никогда не видывал. Да, молва не лгала. Сегодня они невзначай прикоснулись к чему-то недоступному их разуму. Увидели чудо, о котором будут долгие годы вспоминать. Представление закончилось под восторженные благодарные возгласы зрителей. Довольные, они расходились по своим домам.
Вместе с другими возвращались домой и юноши, которых Камилла заметила в толпе.
* * *
— Так вот кого ты привез в Квин! Да, отец умеет удивить гостей. В этом он непревзойденный мастер. Здесь, на базарной площади, я видел кое-кого из них, — с такими словами обратился к одному из спутников молодой дворянин, не спеша ехавший в сторону графского дворца.
Рядом с ним скакал Феред О'Кейн, остальные по приказу Девина Кармелина (а это был он) чуть отстали.
Девин привык к Фереду и считал младшего из О'Кейнов своим личным слугой. Если старший брат Рой был одним из главных в охране отца, то Феред пришелся по душе его младшему сыну.
Джошуа не возражал. Скорее наоборот, был рад и надеялся, что Феред со временем станет хорошим и, возможно, даже незаменимым советником для сына. Большое значение имело то, что он уроженец графства, хорошо знал эти места, нравы и обычаи.
В случае вступления Девина во владение эти знания очень бы пригодились. Кроме того О'Кейны были приближенными семьи де Квин. И если бы они признали законность власти Кармелинов, то это стало бы прекрасным примером для всех остальных...
Братья О'Кейн отсутствовали больше недели по поручению отца, это не только разозлило Девина, но и до крайности разожгло любопытство. Поэтому стоило Фереду показаться в городе, как он сразу же затребовал его к себе.
Долго и подробно расспрашивал о поездке. Удивление сменилось подозрением, а подозрение — уверенностью, что все это затеяно неспроста.
Джошуа никогда не посвящал сына в свои дела. Хорошо зная его характер, старался уберечь от ненужного риска. Несдержанность и горячность легко могли привести к беде. Но тот все равно выискивал рискованные ситуации, а если их не было, то создавал сам, получая от этого истинное удовольствие.
Вот и сейчас, учуяв интригу, незамедлительно захотел сы-грать в ней главную роль.
Для начала отправился на базарную площадь, желая лично увидеть цыган и особенно Камиллу.
Девушка настолько поразила его воображение, что желание обладать ею превратилось в навязчивую идею. А на переход от составления плана к реальным действиям много времени Девину не требовалось. И он немедленно принялся за воплощение своей прихоти.
— Для гостей отца цыгане должны выступать завтра вечером, — рассуждал он, — что будет с ними дальше, даже я не представляю. Но лучшего случая добраться к девке мне уже не представится. Хочу во что бы то ни стало встретиться с ней уже сегодня! Надеюсь, ты понял, о чем я говорю? — обратился он к Фереду.
Но тот молчал. Дэвин не на шутку разозлился. В его глазах вспыхнул злой огонек.
— Ты что, оглох? Смотри, а то я могу живо прочистить тебе уши! Отвечай! Ты понял, о чем я говорю?
— Ваша Светлость, — осторожно начал младший О'Кейн, — если о Ваших намерениях станет известно батюшке, он очень разгневается. Вас-то он простит... А вот мне наверняка не поздоровится.
— Ты, дурак, больше бойся меня, — резко оборвал его Девин. — Будешь перечить, то уж точно не поздоровится. А еще хуже будет, если станешь распускать свой глупый язык. Уж кто-кто, а ты хорошо знаешь, что со мной шутки плохи. Будешь верным слугой — не пройдет и года, как станешь глифом. Слышишь, ты, а не Рой. Вот тебе мое слово.
"С тобой скорей угодишь на кладбище, чем проживешь этот год", — подумал Феред, но вслух сказал:
— Слушаюсь, Ваша Светлость.
— Вот так-то, лучше. Не бойся, отец ничего не узнает. Главное, держать язык за зубами. Вечером, как только стемнеет, возьми с собой верных людей, объяснять им ничего не нужно, и мы прогуляемся к табору...
Так, продолжая вполголоса переговариваться, всадники въехали во двор замка Квин.
* * *
Мелвин вернулся в родовой, но, к сожалению, сейчас чужой замок намного позже других. Причиной тому была Камилла. Ее танец поразил его не меньше, чем молодого Кармелина. Но породил совершенно иные мысли. Ему открылся другой, недоступный мир: феерический и таинственный, неожиданно духовно близкий. А Камилла казалась волшебным неземным созданием. Он сразу же прирос к ней душой, словно к скрываемой даже от самого себя сокровенной мечте.
Что могло быть общего у пусть пока гонимого и не признанного аристократа с цыганкой? Будь она даже царственно пре-красной! О каком родстве душ может идти речь: он — высокородный юный господин, она — пусть и красивая, но представительница самого низкого и презираемого сословия. И все же Мелвина не покидало странное ощущение.
Юноша вновь и вновь возвращался к событиям прошедшего дня. В отличие от Девина, они с Вулом на площадь пришли на своих двух. Лошадей оставили, как и большинство приезжих, в графской конюшне.
Возвращаться во дворец Мелвин не спешил. Зачем? Кто его там ждет? Кто будет рад? Слуги и те разговаривать с ним боятся. Исполнив распоряжения, спешат удалиться.
Приглашенные дворяне тоже воспринимают молодого графа де Квин не как будущего наследника одного из богатейших графств королевства, а как случайно уцелевшего представителя исчезающего вида.
Такое положение, несмотря на показное радушие и видимость доброго отношения, тяготило Мелвина. Он использовал малейшую возможность хоть на какое-то время вырваться из клетки, почувствовать себя свободным. Но гуляя по городу, постоянно чувствовал, что за ним следят.
"Видимо, дядюшка слишком беспокоится о моем здоровье и благополучии. Опасается, как бы я не сбежал из мышеловки", — думал он, рассматривая "свой" Квин.
Погода впервые за последние несколько недель улучшилась. Тучи уже не закрывали небо сплошной пеленой. Иногда сквозь них проглядывал Гелеос. Потеплело. Зачирикали желтогрудые пичуги, а воздух наполнили разноцветные легкокрылые бабочки. Так всегда бывало перед затяжным осенним ненастьем.
Однако погожий день не радовал юношу. Он ощущал себя изгоем. Даже на площади среди огромной толпы затеряться не удалось. Двое подозрительных типов по-прежнему шныряли рядом, даже не пытаясь скрыть своего присутствия, уверенные в полной безнаказанности.
Да, права была старая Джада, предупреждая о ловушке. С момента приезда он ни на минуту не расставался с оружием. Мелвин носил тяжелую отцовскую шпагу, а Вул — два метательных ножа, которыми владел в совершенстве. Но пока еще сохранялась видимость свободы, хотя шпионы сопровождали их повсюду.
"Сколько это будет продолжаться? — думал Мелвин. — Заряженный арбалет рано или поздно выстрелит! Но когда это произойдет? Буду ли я готов?"
После представления люди начали неспеша расходиться, шумно обсуждая увиденное.
Юноша, решительно раздвигая зевак, старался как можно ближе подойти к цыганам, чтобы еще раз увидеть Камиллу. И удача улыбнулась ему. Девушка вышла из кибитки и, почувствовав при-стальный взгляд, посмотрела в его сторону. Их глаза встретились.
Этот взгляд, словно молния, поразил Мелвина в самое сердце. На него смотрели глаза цвета молодой весны. Они сверкали и переливались, как драгоценные изумруды.
Мелвину показалось, что девушка тоже внутренне напряглась, как бы желая что-то вспомнить. Но уже в следующее мгновенье на ее лице появилось удивление и даже испуг. Справившись со смятением и недовольно передернув плечиками, она исчезла за пологом.
Ее образ запал в душу и полностью завладел сознанием молодого человека, подчинил себе, словно навязчивая идея.
"Не о ней ли вещала Дрилла?"
От этой мысли сердце то замирало, то начинало сильно колотиться. Ему становилось тесно в груди.
"Неужто — она моя судьба?"
Так или иначе, но эта встреча изменила ход его мыслей. За-ставила позабыть обо всем на свете: о том, что он находится на краю гибели, о соглядатаях, не отступавших ни на шаг.
Он настолько был поглощен своими переживаниями, что не заметил, как оказался в дворцовых апартаментах.
Красавица-цыганка не шла из головы. Он не мог ни о чем думать кроме нее и решил во что бы то ни стало еще раз увидеть. Но теперь договорились ехать на лошадях. Так легче избавиться от шпионов Джошуа. Мелвин разработал небольшой план. Вул еще засветло забрал из конюшни лошадей и ожидал в глубине графского парка, прилегавшему к замку. Сам же Мелвин, стараясь оставаться незамеченным, вылез из комнаты через окно и тихонько пробрался мимо дремлющей стражи.
Он шел по принадлежавшей ему по закону земле крадучись, словно злоумышленник. Наконец, благополучно обойдя препятствия, увидел Вула. Лошадей оседлали только за стенами замка. На душе было неспокойно. Что-то словно подталкивало его в спину. Скорей, скорей! Он никак не мог понять, откуда эта тревога, но старался не поддаваться ей, ехал не спеша. Возможно, если бы юноша более внимательно прислушался к своему внутреннему голосу, то помчался бы вперед во весь опор, ведь всего полчаса тому назад в ту же сторону ускакал сопровождаемый слугами Девин Кармелин.