— Ты что, немая? — спросил я, не столько от того, чтобы выяснить данный аспект, сколько от желания скрыть чувство стыда.
Она непонимающе взглянула мне в лицо, а потом звонко и громко рассмеялась, отрицательно качая головой.
— Не тряси, отвалится, — грубо пошутил я, берясь за лист.
Первое мгновение рисунок, а на пергаменте действительно был именно он, не привлёк моего внимания. Скрещивающиеся пауки, да и только. Но вдруг до моего сознания дошло — это же схема лабиринта! Из правого нижнего угла шла длинная, жирная черта, обрывающаяся в кружке, от которого отходило двенадцать извивающихся линий. Каждая из них тянулась точно такому же кругу. Эти кольца пересекались, наезжали друг на друга, так что трудно было разобраться в этом клубке переплетённых нитей. Это действительно был суперлабиринт, с такими завихрениями, что вряд ли можно было бы в этом разобраться, не имея карты. А передо мной явно была карта, сделанная ценой жизни многих тысяч добровольцев. Жрец говорил правду — это был королевский подарок. Служителю храма очень хотелось, чтобы я добрался до конца. Как это не странно, но мне то же хотелось выбраться отсюда и поскорее. А потому я стал медленно разбираться во всех хитросплетениях чертежа. Задачка оказалась не из лёгких. Пришлось немного покорпеть, прежде чем удалось понять, что на рисунке изображены двенадцать кругов. Все они объединены между собой, и лишь из одного круга уходит не двенадцать линий, а восемь, как из всех. Четыре заканчивались тупиком. Во всяком случае, так утверждала карта. Ясное дело, что надо было добраться до этого двенадцатого зала, не ошибиться с выходом и точным определением нужного коридора. В противном случае никакая карта больше не поможет.
Развалившись прямо на полу, я тщательно изучал чертёж, старательно запоминая все его подробности, прокладывая кратчайший путь к цели. Всё это время девушка молча наблюдала за мной, продолжая сидеть на корточках. А длилось это не пять минут.
Закончив разбираться, поднялся и принялся отряхиваться. Предстояло пройти через два зала. В первом нужный коридор был пятым слева, во втором второй справа. Взглянув на карту ещё раз, скорее для проформы, чем для повторения пройденного материала, машинально отсчитал нужный нам проход. Он был седьмым справа. Я зачем-то посмотрел на жрицу, и вновь пересчитал. Так и есть. В последнем круге необходимый нам проход также был седьмым, но слева. Сумма номеров коридоров проходных залов также равнялась магической цифре "7". Первый круг, который надо было пройти, на карте числился седьмым от входа, а второй седьмым от выхода. Странное совпадение, или причудливая логика составителя лабиринта? Выбрав нетронутое чистое пыльное местечко, я кое-как нарисовал пальцем четыре круга и подписал цифрами "7", потом указал на них жрице. Та кивнула, соглашаясь.
— Ты чего? Не понимаешь? — спросил я. — Это совпадение? Случайность? Или всё-таки преднамеренность?
Она пожала плечами, как бы говоря, что не разделяет моего недоумения. Четыре цельных семёрки и одна складная что-то должны были символизировать. Но что?! Я не знал.
— Ладно, пошли, — скомандовал я, подхватывая свой рюкзак и запасные факелы.
Мы вошли в нужный проход. Сначала он был таким же шикарным, как и первый. Однако, по мере продвижения вглубь, картина менялась. Менялась не в лучшую сторону. Высота была не более двух с половиной метров, а ширина и того меньше. Облицовка очень скоро закончилась. Вероятно, это была декорация, долженствующая сбить с пути истинного. Пол продолжал неуклонно опускаться всё ниже и ниже. Но влажности на стенах не было. Воздух был спёрт, но не душен. Звуки шагов не отдавались звонким эхом. Это обстоятельство насторожило. Я подошёл к стене. Вместо кладки рука наткнулась на самую обыкновенную почву. Правда, спрессованную временем и тяжестью сверху, но всё же не камень, а значит, могли быть и обвалы. Эта мысль мне очень не понравилась. Возвращаться же назад и прокладывать новый маршрут не хотелось. Да и усталость брала своё. Поворотов встречалось много, но придавать им значения не было смысла. Какая разница? Ведь проход один. Он обязательно приведёт к назначенной цели. Эта самоуверенность сыграла свою злую шутку.
Выскочив из-за угла одного из многочисленных поворотов, мы оказались на развилке. Ну, как в сказке: налево, направо и прямо. Я потянул из кармана карту. Да, это была хорошая подлость архитекторов. Настоящий или правильный коридор уходил влево. С этого момента я стал осторожнее, опять припомнив нравоучение жрицы у самого входа. А вскоре перед нами открылась точная копия первого зала. Я взглянул на девушку, как бы предлагая ей выбрать наши дальнейшие действия. Она отрицательно качнула головой. Останавливаться мы не стали. Следующий коридор был близнецом предыдущего. Даже облицовочная плитка была точно такой же и, по всей видимости, имела ту же самую продолжительность. Памятуя каверзу первого прохода, я держал карту наготове. Это было очень кстати, так как развилка встретилась довольно-таки скоро. Ещё раз внимательно изучил рисунок. На этом отрезке пути данный коридор пересекали три прохода под разными углами. Они, конечно, могли быть и выше или ниже, но рисковать лишний раз не было желания. Прятать карту опять не стал, а так и двинулся дальше, размахивая ею, как флагом парламентёра.
В следующем круглом зале жрица показала мне семь пальцев. Что она этим хотела сказать? Не знаю. Поначалу я даже не обратил на это внимания, но, когда мы уже вошли в коридор направляясь к последнему залу, понял, что не стоило этого делать. Надо было всё-таки передохнуть. "Как никак семь часов непрерывного пути... А! Вот что означали её семь пальцев".
Я оглянулся на девушку. Она совершенно спокойно шла следом, не выдавая своим видом ни капли усталости. Мне стало стыдно собственной немощи. Теперь наше продвижение не было столь резвым, как в самом начале пути. Четыре пересечения, постоянное понижение уровня пола, длительный переход без отдыха давали себя знать. Добравшись до конечного пункта, мы так устали, что едва передвигали ноги. Но тут сработал инстинкт самосохранения. Выйдя в зал, я тут же отсчитал необходимое количество проходов и вошёл в нужный. Только после этого в изнеможении опустился на землю. Вытянувшись во весь свой рост, уложил голову на рюкзаке, как на подушке, и тут же провалился в глубокий сон.
* * *
Яркое солнце слепило, отражаясь от белого, пушистого облака под моими ногами. Я шёл, вернее, спускался по винтовой деревянной лестнице откуда-то сверху, из бездонной синевы неба. В самом облаке было немного темновато, но не настолько, чтобы не видеть ступеней. Выход же ознаменовался такой красочной картиной, что передать её обыкновенными словами сложно. Вниз широкой дугой уходила всё та же лестница, под которой далеко внизу плескалось море. Белые гребни волн казались гривами гигантских коней, развивающиеся на быстром скаку. Край прибрежной полосы желтел подобно второму солнцу. Каждый широкий виток укрупнял план, сужал обзор, зато детализировал местность. Там на берегу, на вершине холма горел всеми цветами радуги костёр. С каждым приближением к земле это чудо приобретало формы, становилось доступным взору, и вскоре стало ясно — это был храм. Не замок, не дворец, не церковь или собор, самый настоящий храм во всей своей красе. Но на берег я не смотрел. Ещё насмотрюсь. А вот морская даль тянула, манила к себе. До боли, до рези в глазах всматривался в горизонт, так хотелось увидеть одинокий, затерявшийся вдали белый парус. Однако там ничего не было, кроме всё тех же волн. И всё равно было очень красиво. Четвертушка солнца выглядывала из морской пучины, освещая край лестницы в полуметре от песка. Я спрыгнул на дикий пляж. Ещё раз оглянулся взглянуть на морскую гладь. Прибой едва не касался ног. Беззвучно шуршали переворачиваемые волнами пустые ракушки. Горбушка светила, улыбалась из воды. Над головой распростёрлось бездонное синее-синее небо.
"Как всё-таки прекрасен этот мир!.."
Зрелище завораживало. С сожалением пришлось отвернуться к берегу. Линия пляжа заканчивалась метрах в ста крутым и высоким подъёмом на холм. Его серый склон, кое-где покрытый чахлыми кустиками, пучками высохшей травы, прорезанный разноцветными полосами глубинных отложений, выглядел достаточно внушительным. Чуть влево от меня, у самой кромки песка начиналась широкая лестница из белого мрамора, уходящая к вершине. Вместо перил у неё были высокие мраморные борта с резными чашами, в которых ярко цвели неизвестные мне цветы. Сами вазоны располагались строго на площадках. Их широкое узорчатое основание сужалось до толщины человеческой руки, после чего, словно спохватившись, распускалось четырьмя широкими листьями лотоса, из которых возникали ещё восемь. Мастер был столь искусен, что видны были даже мелкие прожилки на каменных листочках.
Я шагнул на первую ступень, затем на вторую и стал подниматься. На первой площадке обернулся. Странно, но на песке не осталось моих следов. Хмыкнув, продолжил подъём. В каждом пролёте было по двадцать ступеней, но вот сколько пролётов, посчитать мне не удалось. Снизу-вверх видны были лишь ступени и ни одной площадки. За бортиком серел всё тот же однообразный склон холма. На нём ничего интересного не было. Я отвернулся и пошёл строго по центру лестницы вверх. Подъём не был труден, как ни странно. Вскоре надо мной навис козырёк храма. Впереди чернел широкой разверстой пастью вход. Немного помедлив, я шагнул за линию дня и ночи.
Здесь было светло, очень светло. Горели невидимые светильники, где-то далеко звучала симфоническая музыка. Пол радовал глаз цветной мозаикой. Разрисованные непонятными картинами стены уходили ввысь, скрываясь в полумраке потолка. Его, кстати, видно не было. Ни единой души, только лёгкое движение воздуха, как будто кто-то невидимый проносится мимо. И опять лестница во всю ширину помещения. За ней анфилада залов, ярко освещённых. Как-то совсем незаметно я оказался в вестибюле, если это помещение так можно назвать. Хрустальная, прозрачная стена выходила на широкую террасу с множеством колонн, вершины коих украшали вазоны с цветами очень похожие на те, с лестницы. Ажурные полукружия арок соединяли их в единый ансамбль. Над входом с обратной стороны неправдоподобно ярко горел старинный фонарь, подвешенный на массивном крюке. Там за стеной была ночь, тёмная, непроглядная ночь. По-видимому, перед портиком раскинулась площадь. Туда, широким полукружием, каскадом спускалась парадная лестница. Время от времени в свете фонаря мелькали, отблескивающие золотом гербов, бока роскошных карет. Ни лошадей, ни возниц мне увидеть не удалось, как, впрочем, и входящих. Хотя чувствовалось, что залы наполняются народом. Я посмотрел на потолок. Он был залит ярчайшим светом громадных хрустальных люстр, увешанных миллионами жемчужных ожерелий. Меня толкнули и тут же извинились. Потом опять и опять. Постепенно толпа входящих увлекла меня внутрь, подальше от входа. И вновь потянулись бесконечные залы, залы, залы. Музыка то нарастала, то стихала, как бы удаляясь. На голову то и дело сыпалось конфетти. Приходилось отряхиваться. Каменный пол сменялся паркетом, только затем, чтобы вновь стать мозаикой. Поднявшись по очередной широченной лестнице, я очутился в громадном зрительном зале. Массивные, с резными спинками кресла, обитые тёмно-красным сукном. Ковры между рядами. Ни единого свободного места. Огромная сцена затянута тяжёлым, красным с золотом, бархатом. Балкончики, ложи сплошь заполнены зрителями. Свет под потолком стал меркнуть. Я решительно направился вон отсюда. Так, бродя, незаметно оказался на верхних этажах этого странного здания. В длинном коридоре справа расположились громаднейшие окна, а слева сплошные двери. Мне почудилось, будто они ведут на второй ярус. Толкнул одну в конце, и она свободно открылась. Пустая комната с дверным проёмом в углу справа и обычной деревенской лестницей, уходящей в круглое отверстие в потолке, слева. Сначала заглянул в правый угол. Крутая лестница узкой змеёй уходила вниз на сцену, где сейчас разыгрывался какой-то спектакль. Прожектора своим светом перекрывали видимость действия на подмостках. Зал тонул в темноте. Отойдя в левый угол и поднявшись по перекладинам, сунул голову в круглое отверстие. Меня ожидало разочарование. Совершенно пустая комната, с голыми, светло-зелёными стенами, и никаких дверей или окон. Непонятно, зачем?
Спустившись, вернулся в коридор. По широкой мраморной лестнице, устланной мягким, пушистым ковром, прижатым к ступеням полосами из чистого золота, чтобы не скользил, с великолепными серебряными канделябрами на периллах, прошёл в танцевальный зал. Но понял это не сразу, лишь когда чьи-то невесомые руки легли на плечи, потянули за собой в круговорот танца, я осознал, что кружусь в бешеном ритме, глядя под ноги, опасаясь одновременно сбиться с ритма, нарушить плавность движений, и особенно наступить на прекрасные ножки, то и дело мелькавшие в опасной близости от моих блестящих туфель. Стоило лишь на миг приподнять взгляд, как тут же ощущалась фальшь, и приходилось вновь опускать глаза, следить за собственными ногами. Поначалу меня это увлекло, но постепенно стало раздражать. Мне очень хотелось увидеть ту, что решилась выбрать из тысячи наряженных красавцев одного, непрезентабельно одетого, к тому же ещё не умеющего танцевать. Свет одиночных ламп, цветных бра, газовых фонарей и люстр стал сливаться в единую линию и тогда я понял, что теряю контроль. Неимоверным усилием воли заставил мозаику пола вернуть себе прежний вид плитки, а не кружал. Что было сил, крутанул свою партнёршу вокруг своей оси и нырнул в толпу, за спины танцующих, подальше от коварной обольстительницы. Не отрывая глаз от пола, двинулся, осторожно лавируя между кружащимися в бешенном ритме, прочь, к такой близкой стене. Уворачиваясь от протянутых рук, время от времени пританцовывая, порой даже приседая. Наконец, мне удалось-таки выкарабкаться из круга пляшущих.
Перед моим взором в двух шагах оказалась высоченная дверь, обитая золотыми полосами, инкрустированная драгоценными камнями, с золотым гривастым львом вместо ручки. Последняя, кстати, начала своё медленное вращение. Кто-то желал выйти оттуда. Вмиг музыка стихла. Замершие пары отпрянули прочь, подальше от меня, образуя широкий, метров пятнадцать, полукруг. Вся эта разноцветная толпа превратилась в единый безликий монолит. Свет слегка померк, а может, это мне только показалось, и дверь распахнулась. Сноп ярчайшего света ударил по глазам, ослепив на некоторое время. Отшатнувшись, я отгородился рукой и проснулся.
* * *
Чёрная вязкая темнота с жуткой мёртвой тишиной обволакивали окружающий мир. Спросонок показалось, будто я оглох и ослеп одновременно. Рывком сел, отчего затёкшее от неудобного положения тело буквально взвыло, корчась от боли и неуважения, проявленного к нему. Мотнул головой, стряхивая остатки сна, и еле сдержался от стона. Из глаз посыпались искры. Моя бедная шея не поворачивалась. Зато всё сразу стало на свои места. Пришлось делать самому себе массаж. Хотел то же самое проделать и с ногами, даже чуть штаны не снял, но вовремя спохватился. Где-то рядом в темноте тихонько посапывала жрица. Ещё не то подумает. Пришлось лишь задрать штанины и слегка пройтись по икрам. Покончив с этим нехитрым делом, я принялся ощупывать руками место, где лежал. Потом вспомнил, что развалился поперёк коридора. Наверное, правильно, не знаю. Только всё равно опасно. А вдруг крысы?! Или ещё какая живность?! Просветление всегда приходит опосля. Вот и сейчас. До меня только дошло, что за всю дорогу нам не встретилось ничего живого, даже намёка! Совершенно чистый пол, полное отсутствие каких-либо экскрементов, ни единой паутины или что там бывает в подземелье?! Скелеты и те встречались лишь человеческие, да и то не часто. Во всяком случае, на нашем пути.
