— Ага, — подтверждает та.
— Мне нужно отлучиться на какое-то время, — поясняю, видя лицо Андрея. — Апрель занят с птенцами, так что...
Особо не "шифруюсь". Сиделка додумает то, что подскажет ей ее жизненный опыт, но не то, что я на самом деле имею в виду.
— Хорошо, — соглашается слуга и пытается приподняться, опираясь на руку без гипса, но у него это не получается.
На одеяле пушистой гирькой лежит кошка.
— Брысь! — говорит ей нянька, сгоняя.
* * *
— И чего ты решил явиться сюда днем? — интересуется Апрель.
— Я в старый схрон слетаю. Поэтому какое-то время меня не будет.
— Это да... — задумывается, поворачивается к новичкам.
Ветер сидит у стены, зажимая ладонью плечо. Второй в позе лотоса смотрит в никуда.
— Что случилось? — интересуюсь у Ветра.
— Выйти погулять решил, — отвечает за него Апрель. — А там — солнышко. Припекло маленько.
— Герой, однако...
— Я его удержать не успел, — виновато вздыхает.
У Ветра лишь сжимаются губы в тонкую полоску.
— Я не лгу тебе, Младший, — присаживаюсь рядом. — Мне нет смысла. Я такой же, как и ты. Когда-то я тоже впервые увидел Ночь. И Апрель тоже. Поверь, в нашем существовании нет ничего плохого. Его тоже можно назвать жизнью, хоть и не такой, к какой ты привык. И с каждым годом твоя сила будет увеличиваться. Ты приобретешь многие способности, о которых не мог даже мечтать.
— Англичане лгут, — отвечает.
— Все лгут. Но я не англичанин.
— Ты европеец.
— Нет.
Недоверчиво косится в мою сторону, издает нечто похожее на полукашель-полухрип.
Понимаю, что это должно заменить усмешку.
— Я выгляжу, как европеец. Но я выгляжу так сейчас, потому что живу в России. Когда я жил в Африке, выглядел по-другому. Мы можем менять свою внешность. В начале — под влиянием людей, которые нас окружают, потом — по собственному желанию. Ты был индийцем. Теперь ты можешь стать кем угодно.
Растерян.
— Это — наша особенность. И ты ее освоишь. Как и полет. Как и пребывание на солнце.
Не только растерян, но и удивлен.
— Ты — больше не человек, Ветер. Тебе придется к этому привыкнуть. Привыкнуть к тому, что все, что у тебя было раньше, ушло вместе с твоей смертью. Ты теперь — al'lil, Дитя Ночи. Тот, кто выше любого человека.
— Полубог? — пытается привести понятные ему аналогии.
— Вроде того, — ухмыляется Апрель. — Недоделанный, правда. Но гораздо сильнее любого человека. Быстрее и выносливее. Даже с учетом твоего возраста.
— Мне двадцать девять лет...
— Нет, — качаю головой. — Тебе несколько дней. Наш возраст считается с момента пробуждения. Так что тебе меньше недели от роду.
Апрель фыркает, не выдержав.
Улыбаюсь следом.
Второй вслушивается в наш разговор, пытаясь понять хоть что-то.
Я уже отвык от малышей.
* * *
Схрон встречает меня пустотой.
Пытаюсь понять, куда делись будущие птенцы.
— А я все думал, почему их сорок, — говорит мне на итальянском голос из-за спины.
Резко оборачиваюсь.
Лицо мне незнакомо, но его обладателя я узнаю сразу.
— А я все думал, жив ли ты еще.
— Мы все мертвы, — отвечает, пожав плечами. — И ты тоже.
— Ты можешь стать по-настоящему мертвым.
Смеется. Заливисто, от всей души.
— Я знал, что ты так отреагируешь, если узнаешь.
Ускоряюсь, прижимаю Аугусто к стене.
— Двое уже восстали, а ты шляешься неизвестно где.
— Но ты же о них позаботился.
— Сорок два, Аугусто. Сорок два — это слишком много. Чем ты их кормить будешь?
Отпускаю захват.
Поправляет рубашку.
— А вот чем, это не проблема. Пойдем, покажу.
Поднимается в воздух, едва мы выходим наружу.
— Ты стал лучше летать, — замечаю, повиснув рядом с ним.
— Жизнь заставила, — снова смеется своим заливистым смехом. — Ты, небось, тоже многому научился.
— Жизнь заставила, — возвращаю ему его же слова.
Летим в сторону Индийского Океана. Летим долго.
Остров открывается внезапно. Этакая зеленая клякса посреди воды. Запах людского жилья.
Небольшие хижины, покрытые листьями и травой. Свиньи, собаки.
Возникает ощущение, что я переместился в прошлое.
В шеститысячелетнее прошлое.
Висим метрах в сорока от земли.
— Ну, как тебе?
В голосе — горделивые нотки.
— Что это за остров?
— Это? — делает небольшую паузу, затем продолжает не менее хвастливо. — Это Главный остров. Всего их шесть. На картах не обозначены. Самолеты, спутники сверху не летают. В общем, найти мои острова — еще та проблема. Для людей, конечно.
— А местные откуда?
— Отовсюду. Лично доставлял.
— И зачем?
— Как зачем? — удивляется. — А чем птенцов кормить?
— Как ты выжил после бомбежки? — перевожу тему.
— Бомбежки? А ты откуда... Ах, он-таки уцелел! Везунчик! — хлопает себя по бокам ладонями.
— Ага, — подтверждаю. — Только ему не очень повезло. Он в руки НКВД попал. В прошлом году только выбрался.
— М-да, — вздыхает. — Но ведь выбрался!
Приземляемся на вытоптанном пятачке посреди небольшой деревеньки.
— Хозяин... — к нам, кланяясь, приближается пожилой мужчина европейской наружности. Говорит по-английски. Похоже, американец.
Запах чужой метки.
Останавливается в пяти шагах, снова кланяется.
— Хозяин...
— Это господин Маркус.
— Господин, — радостно приветствует меня слуга.
— Староста, — поясняет уже мне мой бывший птенец. — Поселения этого.
Оглядываю само "поселение".
Людей не видно.
— Вы голодны? Кого на этот раз желаете? — староста сама любезность.
— Ты как? Отведаешь моего угощения? — Аугусто толкает в бок, подмигивает.
— Можно, — соглашаюсь.
Идем вслед за старостой к единственному деревянному дому с каменным фундаментом.
— Ты по-прежнему неприхотлив?
Молча киваю.
— А я последние годы стал гурманом. Предпочитаю молодых.
— Ты всегда любил молодых, — отвечаю, — даже когда был человеком. Правда, тогда ты их не ел.
От громкого смеха Аугусто староста пугается так, что падает на землю.
— Хозяин, простите...
— Вставай, косая обезьяна. Шевели конечностями! А то пойдешь на обед!
Дергается, но резво поднимается.
"Угощения" выстроились в ряд вдоль стены дома.
Восемь человек. Пятеро парней, три девушки. Все в возрасте от пятнадцати до двадцати двух лет.
Напряжены, смотрят под ноги.
— Выбирай, — делает широкий жест. — Ты гость. К тому же для меня честь принимать тебя у себя дома.
Хмыкаю, беру за руку крайнего парня.
— Они все хороши.
Мой "избранник" переставляет ноги, словно деревянная кукла, источая приторный запах ужаса.
Аугусто же придирчиво обнюхивает каждого из семи оставшихся. Какое-то время колеблется между пятнадцатилетним пареньком и двадцатилетней девушкой, но потом все-таки выбирает девушку, грубо вытянув ее из строя.
Слышу, как остальные шестеро вздыхают с облегчением.
Пить, ощущая во рту привкус чужой метки — непривычно.
Заканчиваю быстро. Поднимаю голову, когда Аугусто еще возится со своей едой.
— Куда тело? — спрашиваю Аугусто, когда тот, наконец, завершает трапезу.
— А, брось. Староста позаботится.
— У тебя хорошие слуги, — поднимаюсь на ноги.
— Не слуги, — поправляет. — Рабы. Слуг не держу.
— Вот как...
— Ты что-то имеешь против?
— Нет, что ты, — поднимаю руки в примиряющем жесте. — Твое право.
Довольно улыбается.
Закат пережидаем в доме. Первый этаж — полностью без окон.
* * *
— На моих островах — почти восемь тысяч жителей. Я регулярно приношу новых рабов, чтобы не сокращалась численность. Питаюсь только теми, кто здесь родился.
— Не бунтуют?
— Пробовали пару раз. На Малом острове и на Песчаном. Но, сам понимаешь, им против меня... Как мухе против слона.
— Я, кстати, тоже думал насчет острова, когда нашел твою... "кладку", — признаюсь. — Но, правда, эта идея не получила развития — ты нашелся быстрее.
Смеется.
— Меня легко потерять, но также легко найти. Кстати, можешь пригласить сюда Апреля. Я буду рад видеть своего птенца.
— Он уже не твой птенец.
— Переманил, змей? Ай, да что я! Змей ты даже по имени!
— А что еще нам оставалось? — пожимаю плечами. — Мне пришлось взять о нем заботу. Как и о двух других, которые проснулись недавно.
— Ай, забирай обоих, — машет руками, улыбаясь.
Вздыхаю, качаю головой.
— Нет, Младший, мне не нужно такого счастья. Я не планировал заводить птенцов. У меня другие заботы.
— Как хочешь, — соглашается не менее радостно. — Тогда заберу их себе.
Выходим наружу. В здешних широтах ночь наступает резко, минуя вечерние сумерки.
— И чем живут твои люди? — интересуюсь.
— Натуральное хозяйство, — пожимает плечами. — Чем же еще? Рыбку на мелководье ловят, устриц добывают. Острова богатые.
— И давно ты тут?
— А лет шестьдесят. Меня тогда взрывом вообще засыпало в каком-то овраге и вагоном сверху припечатало. Неделю откапывался. Откопался, а от птенца — ни слуху, ни духу. Я уж, грешным делом, подумал, что его в пепел превратило. Я ж его в ящике вез, грузом. Он молодой был, солнца боялся.
— Он и сейчас боится.
— Это понятно. Остался я тогда без птенца, да и решил в Америку отправиться. Смысла не было дальше в СССР сидеть. Вернулся в Европу, там сел на корабль, а корабль с курса сбился да на эти острова попал. Больше месяца по волнам болтались. Острову рады были. Первые пару месяцев люди на спасение надеялись, а потом смирились. Да и я особо не горевал. Их восемьсот двенадцать человек было.
— Тебе-то что...
— Ага. Я их по островам раскидал, велел "плодиться и размножаться". Повозмущались, конечно. Но быстро утихли.
— Ты всегда умел управляться с людьми.
...Подкидывает на ладони спелое яблоко.
— Я люблю эту деревню, Маркус. И она любит меня. Я стал старостой после смерти предыдущего. И знаешь, как? Люди выбрали меня.
— Люди любят тебя.
Смеется.
— Как и эта земля. В этой деревне никто не голодает, хоть мы и платим налоги.
— Ты хороший староста...
— А то! — широко улыбается, хлопает меня по плечу. — Кстати, именно тогда пришлось полет осваивать со всем старанием. До материка — сам знаешь сколько лететь. Ну, если не считать пару-тройку других островов по пути. Но там только крабы водятся. А мне женщины нужны были. Из восьми сотен — только сто тридцать женщин. Было бы наоборот — не было б забот.
— Это да, — соглашаюсь. — И как?
— Сам видишь, как. Восемь тысяч населения. Правда, четыре с половиной тысячи — с материка. Не успели местные размножиться.
— Молодец, — говорю. — Ты хорошо устроился.
Смотрит с недоверием.
— Я серьезно.
— Спасибо, — расслабляется.
Делаем круг над архипелагом. Несколько больших островов в обрамлении гроздьев маленьких.
— Главный, Большой, Малый, Каменный, Песчаный и Дальний. Названия, сам понимаешь, пришлось выдумывать самому. Мелкие я не называл.
Каменный остров представляет собой зеленый блин, у края которого приютился одинокий каменный утес. Рядом — массивное строение из того же камня.
Приземляемся на утесе.
— Хочешь посмотреть схрон?
— Не возражаю.
Схроном оказывается то самое строение.
Внутри — красиво. Каменные саркофаги, светильники.
— Я помню, что ты рассказывал. "Первое впечатление — самое важное". Поэтому и сделал все так!
— Неплохо, — вновь хвалю Аугусто. — Ты не будешь против, если я доставлю сюда тех двоих? К тому же моему слуге будет полезно сменить климат.
— Ты не можешь без людей, Старший, — улыбается. — Как звали того, прошлого? Томас?
— Том, — подтверждаю. — Но это было еще до тебя. Один человек за пять сотен лет — не так уж и много.
Смеется заливисто, поднимая лицо к потолку.
— Остынь, Старший. У меня их восемь тысяч.
— Жди, мы будем дней через десять.
Кивает.
Поднимаюсь в воздух.
* * *
— Маша приедет в конце июня, — сообщает Андрей. — Двадцать шестого числа заканчиваются занятия.
Киваю.
За окном — почти лето.
— Отправь ее к дяде.
— К дяде?
— У тебя же есть брат? — поворачиваюсь. — Отправь ее на лето к нему. Купи подарков всей семье, выдай деньги на Машино содержание.
— А....
Грустнеет на глазах, вздыхает.
— Там, где я планирую провести лето, ей не место.
— А... Где это?
— На одном безымянном архипелаге, где живет мой бывший птенец. Аугусто.
— Аугусто?! Ой... — прикрывает ладонью рот, понимая, что оговорился. — А вы... вы же его потеряли?
— Нашел.
— А он... а я... А мне...
— Тебе там будет безопасно, — отвечаю на невысказанный вопрос. — Но Маше лучше не быть там.
Непонимание.
— Она обычный человек, Андрей, — терпеливо разъясняю. — Она не должна знать о существовании таких, как я. На тех островах будет несколько вампиров и несколько тысяч слуг. Не совсем подходящее окружение, ты не думаешь?
Задумывается.
— Маша — девочка умная. Это не комплимент, а констатация факта. Лет через пять она подведет итог своим наблюдениям. И сделает вывод, который поставит ее перед выбором — обращение или служение.
— А это почему?!
Возмущен.
— Потому что рядом со мной может находиться либо слуга, либо птенец. Нет, есть еще вариант. Я оплачу ей полностью обучение в школе, в колледже или университете, но она никогда больше не увидит ни тебя, ни меня.
— Почему?!
— Мне не нужно, чтобы она случайно проговорилась тем, с кем будет общаться. Андрей, ты сам, будучи слугой, не можешь удержать свой длинный язык. При том, что я контролирую твой круг общения. Я не хочу, придя домой, встретить взвод спецназа только потому, что твоя дочь рассказала "лучшей подруге" обо мне.
Прикусывает нижнюю губу.
— Это всегда так? Исключений не бывает?
Он не чувствует, но я слышу недоверие и иронию.
— Я совершил ошибку, позволив Алене думать так долго, — отвечаю на тот вопрос, который Андрей задал на самом деле. — Если бы не это — она была бы жива. Пусть слугой или Дочерью Ночи.
Шмыгает носом.
— А мы ведь... Я ведь сделал ей предложение, пока вас не было. И она согласилась.
Хмыкаю.
— Смелая женщина.
— Сейчас уже... без разницы.
— Это да. Пойми, правила, которых я придерживаюсь, появились не из ниоткуда. Они создавались на горьком опыте тех, кто был до меня. И их действенность подтверждалась на тех, кого уже нет. Поэтому я стараюсь не нарушать правила. А если нарушаю — то это обязательно выходит мне боком.
Кошка прыгает на одеяло, мнет лапками. Андрей протягивает руку, гладит пушистую голову.
— Хозяин... А я с Машей летом увижусь хоть на день?
— Неделю-полторы выделю. Я помню, когда у нее день рождения.
