На сцене появилось новое действующее лицо — невысокая женщина, типичная училка с тугим пучком мышиного цвета волос. Худая, как жердь, именованная ректором Лариса Ивановна, прошла к правой стойке с микрофоном походкой, которую кроме как королевской назвать было нельзя. Без вульгарного виляния бедрами, я была уверена, женщина сразила многих парней в зале. Ректор тоже проследил за ее движениями взглядом весьма красноречивым.
С моего места оказалось сложным рассмотреть лицо нового преподавателя, но голос у нее был запоминающимся:
— Добрый день!
— Лариса Ивановна — профессор с мировым именем, — тут же принялся расхваливать женщину ректор, — и колоссальным опытом. В своей сфере она — эксперт. Лариса Ивановна защитила докторскую диссертацию по искусствоведению, преподавала в ведущих университетах мира, два из которых, между прочим, включены в Лигу Плюща. Также Лариса Ивановна Иванова читала собственный курс на истфаке МГУ и...
— И каким-то образом докатилась до нашего университета, — снова едко прокомментировала студентка физмата. — Мисс самое эпическое завершение карьеры этого года!
Я улыбнулась, переключив внимание с продолжавшего расписывать достоинства нового члена коллектива ректора, на соседку.
— Как думаешь, он с ней спит?
— Кто? С кем?
— Наш ректор. С новой профессоршей? — без должного пиетета уточнила девушка, напомнив мне острую на язык Зо, саркастическую затычку в каждой бочке разговора.
Впрочем, это было единственным их сходством. Внешне студентка физмата отличалась от близкой подруги как лето от зимы. Зо никогда не признавала рамок школьной формы, отдавала предпочтение рваным джинсам и фанатским футболкам, мастерски подводила глаза черным карандашом и с обожанием наносила толстый слой ярких теней. Правда, максимум что Зо умела и могла сделать со своими волосами — помыть шампунем и расчесать гребнем, потому никогда и не отращивала их ниже плеч.
У девчонки же напротив, студентки физмата, все оказалось в точности наоборот — сложно заплетенные косы длиной до поясницы привлекали внимание на фоне самой блеклой и скучной одежды на свете. Прямые черные брюки с высокой талией и наутюженными стрелками, белая водолазка, заправленная под пояс и грязного цвета пиджак. В приглушенном свете актового зала я смогла разглядеть неровно подстриженные ногти на руках; брезентовую сумку через плечо с учебниками и бабушкинские черные то ли ботинки, то ли мокасины на платформе с округлыми мысами и нелепыми в тон бантиками.
— Не представляю, — наконец, ответила я на вопрос и снова обратила внимание на сцену. К ректору и профессору присоединились деканы факультетов, и расхваливание Ивановой Ларисы Ивановны перешло на новый виток.
Через тридцать семь минут — я сверилась с циферблатом маминых часов, которые теперь носила на левой руке, ректор подытожил:
— С сегодняшнего дня помимо основной деятельности Лариса Ивановна Иванова займет место нового проректора по учебной работе...
— Все-таки спит, — категорично заключила соседка с физмата.
— ... ее предмет — "Культурология и мировая мифология" — будет включен в сетку расписания всех факультетов. Также предмет Ларисы Ивановны будет добавлен в перечень экзаменационных. В конце курса "культурология и мировая мифология" у вас состоится устный экзамен. Оценка пойдет в диплом. Всем спасибо, все свободны!
На этот раз ректора со сцены провожали не аплодисментами и общим вздохом облегчения, а громкими нецензурными ругательствами. Кажется, особо витиевато выражались студенты абсолютно не гуманитарных специализаций — физики, математики, юристы, управленцы — в общем девяносто процентов всей аудитории.
Рыжеволосая девчонка с физмата догнала меня в коридоре.
— Ты ведь та самая, подружка Сташевского? — студентка схватила меня за руку. — Рыба, верно? Оксана как-то там?
— Циммер, — под непрекращающийся общий гул возмущенных студентов, резко ответила я, остановившись и обернувшись. — Отпусти.
— Я — Надя. Надя Зайчик. Очень приятно. Собираешься в столовую?
— Планировала, — вывернувшись из-под цепкой руки студентки с физмата, начисто проигнорировавшей мой приказ "отпустить", я направилась вперед по коридору.
— Я тоже, — без лишних обиняков, зашагала рядом Надя. — Вот ведь ректор учудил?! Согласна?! Пристроил в университет свою любовницу. Ну, ладно, пусть на должность проректора! Но зачем ей курс давать читать? И еще нас заставлять ходить на это убожество? Я вот, например, верю только в число Архимеда(32*) и константу Фейгенбаума(33*)...
Я даже не пыталась состроить приличествующее выражение заинтересованного слушателя на лице. В голове крутились куда более важные мысли — о матери, ее часах, последней встрече с Иосифом и шкатулке, о том, что после нашего взаимного откровения с Сэмом я больше не виделась. В конце концов, даже изменения в расписании меня интересовали куда сильнее компании Нади Зайчик.
Дурнота накатила внезапно. Я не успела сориентироваться и осела на пол прямо посередине университетского коридора на глазах у ошарашенных студентов и не на шутку испугавшейся Нади Зайчик с физмата.
Иосиф поступил правильно, сохранив мамины часы и впоследствии передав мне. Оказавшись с ними в падении, я оценила их важность. Часы действительно показывали время будущего — время падения и происходящих в нем событий. Я помнила, что там, в настоящем был полдень, однако стрелки на часах сейчас отмеряли без пятнадцати восемь вечера.
Странным казалось, что помимо циферблата часов я ничего другого не видела: ни рук, ни ног, ни потертого от времени ремешка на запястье. Только кругляш под стеклом с двенадцатью цифрами и две стрелки. Самое необычное ощущение в моей жизни.
Падение было наполнено мерзким дорожным гулом, грохотом и леденящим душу криком. Я была почти счастлива, когда столь же стремительно, сколь и провалилась сюда, вернулась в привычное настоящее.
Вот только последний момент падения — кадр с непростительно медленно закрывающимися глазами, будто только что заснятый на кинопленку, отпечатался в памяти, сменившись таким же, но живым взглядом девушки напротив.
— Какого хрена?! — едва не провизжала Надя Зайчик, схватив меня за плечи и грубовато встряхнув. — Что только что с тобой произошло?
В своей тетради с черной кожаной обложкой мама писала, что хорошо развитая интуиция была неотъемлемой частью наших личных способностей. Ну, на самом деле, ее. Но так как личные способности и потенциал в основном передавались по наследству, генетически, я перенесла ее записанные знания и на себя.
"Интуиции можно и нужно было доверять, — писала мама, — зачастую она понимала происходящее куда лучше. Она была незримым помощником — порой шептала, порой говорила, порой кричала так громко, что откреститься от ее сообщений было невозможно".
Сидя на кровати в комнате общежития после пар, я перечитывала написанные округлым почерком строки и понимала, насколько точно мама выразила видимо нашу общую мысль на бумаге.
Из ее слов выходило, что у меня не было причин не поверить интуиции и в этот раз. В отношении Нади Зайчик. Не то, чтобы я и раньше не полагалась на свою интуицию: но между тем, какой билет к экзамену лучше повторить несколько раз и тем, что будущее подготовило для рыжеволосой студентки физмата участь куда худшую, чем смерть, была ощутимая разница.
Я до сих пор не знала, как реагировать на случившееся сегодня днем в университетском коридоре падение. Надя Зайчик не была мне другом. Она даже не являлась тем, о ком мне стоило беспокоиться лишний раз. Просто очередная студентка университета, имя и фамилию которой я теперь знала. Ничем не лучше Стаси Новицкой или Алины Лаврентьевой.
Но, если бы я вдруг увидела в следующем падении, что Алина Лаврентьева упала с лестницы и сломала позвоночник, чтобы сделала? Или Стася Новицкая, не приведи Сила, в своем веселом подпитии попала в мясорубку из компании похотливых парней? Если бы я узнала обо всем заранее и смогла бы помочь, но не решилась из-за внутренних личностных предубеждений, как бы себя чувствовала? Вряд ли очень хорошо и спокойно. Так чем хуже была странная Надя Зайчик с физмата, которой предстояло оказаться сегодня под колесами автомобиля?
Я не нашла в записях мамы ожидаемые ответы. Либо она также не знала, как предотвращать открывшееся будущее, либо не хотела этим делиться.
А может, просто никогда не пробовала?
Мысль заставила меня подскочить на месте, судорожно посмотреть на часы и начать собираться. Я приняла решение. Я должна была попытаться спасти Надю Зайчик.
Столкнувшись на пороге со Стасей Новицкой, я потеряла драгоценные десять минут. Ни с того ни с сего соседка именно сегодня решила нарушить свою презрительную молчанку и высказать все, что думает. Мол, и Алина из-за меня теперь страдает, и Сташевский ведет себя странно, и вечеринки без их участия уже не те.
Коменданта, у которого я планировала узнать номер комнаты Нади Зайчик, тоже не оказалось на месте. Потратив еще пятнадцать минут на его поиск, я с удивлением обнаружила, что ворчливый старик с огромным пиететом относящийся к своим обязанностям подвергся старой доброй шутке со слабительным в кексе и вот уже второй час просиживал у себя в коморке, костеря студентов-юмористов.
Еще двадцать минут ушло на то, чтобы найти хоть кого-нибудь из сокурсников Нади Зайчик. Потом еще пять — на то, чтобы найти ее комнату, и пять — чтобы объяснить ее соседке, зачем мне вообще понадобилась эта чудаковатая девчонка.
К концу моего странного забега по университетскому общежитию, я узнала, что Надя Зайчик ушла. Куда, ее соседка не представляла. Также как и мы со Стасей, девушки были не дружны.
Стрелка командирских часов отмерила семь пятнадцать вечера.
Задержать Надю в общежитии не получилось. Я понадеялась, что смогу перехватить девушку на злополучном перекрестке.
Каким-то немыслимым образом оказалось, что ключи от своей ауди я оставила в комнате. Возвращаться — не было времени. Припустив со всех ног, я бросилась из общежития в сторону Главного проспекта.
Этот день своей жизни я запомнила как день, когда все пошло наперекосяк. Правда, позже случились и другие дни, куда сквернее этого, но в тот — когда я со всех ног, задыхаясь от нехватки кислорода и кривившись от боли в боку, бежала вдоль Главного проспекта, желая успеть и спасти Надю Зайчик, думала, что хуже этого еще не было.
Буквально за несколько сотен метров до нужного места дорогу загородил мужчина, узнав во мне внучатую племянницу его тетки с Владивостока. Конечно, он обознался, но в своем желании обнять меня, потянуть за щечки, восхитившись, как я выросла за последние десять лет, и разузнать, как там поживает тетя Наташа и вышла ли она в пятый раз замуж, мужчина забрал еще пять минут времени. И я опоздала.
Мгновение.
Все произошло, будто в замедленной съемке кино.
Надя Зайчик в огромных наушниках вышла на пешеходный переход с противоположной стороны, я замерла на своей. Машина вылетела на разворот с Главного проспекта стремительно, словно водитель участвовал в гонке или потерял управление. Народ на переходе бросился врассыпную. Какой-то рослый детина невеликого ума толкнул Надю Зайчик в плечо. Ее худая фигура по инерции вылетела прямо на капот автомобиля.
Мгновение.
Я моргнула и, побледнев, проследила, как, точно тряпичная кукла, Надя Зайчик влетела на капот, подпрыгнула и, переломавшись, скатилась к левому переднему колесу.
Кто-то закричал.
Мгновение.
Я уставилась в лицо Нади Зайчик, поймала ее взгляд в дикой растекающейся по асфальту луже темно-красного цвета, моргнула и проследила за тем, как девушка, точь-в-точь повторяя картинку моего дневного падения, закрыла глаза.
Часы отмерили без пятнадцати восемь. Ровно.
Мгновение.
Следующим утром я чувствовала себя так, будто сама вчера оказалась на месте Нади Зайчик и попала под машину. И не горячая чашка чая с чабрецом и ромашкой, не свежий круассан с ванилью и корицей в "Астрэйе" не смогли исправить ситуацию.
Сэм не приближался. Даже заказ у меня принимать сам не стал — то ли до сих пор испытывал неловкость за последний откровенный разговор, то ли чувствовал мое паршивое настроение и абсолютное нежелание перекинуться даже парой слов с кем-либо. Мне было горше, чем даже после известия о смерти гота Глеба.
А мир не стоял на месте. "Столичный" новостной вестник пестрел горячими сенсациями: где-то на окраине загорелся дом; в одном из областных городов ограбили банк, захватив заложников; в своей "столичной" квартире была найдена сожженная заживо какая-то известная бизнес-вумен, совсем недавно отметившая тридцатипятилетнее.
Наши дни
Я проснулась резко от глухого звука удара. Подскочив на кровати, развернулась и со странной смесью неприязни, испуга и удивления уставилась в презрительное лицо Астры.
— Что...?
— ... я здесь делаю? — сладким голосом пропела странно одетая блондинка. Снова в не по погоде легком летнем сарафане, только теперь оранжевом с голубыми птицами и желтыми цветами, и босиком. — Пришла вернуть тебе кое-что.
Я проследила за ее взглядом и наткнулась на лежащий на тумбочке возле моей кровати стилет.
— Теперь ты мне будешь доверять?!
— Откуда он у тебя?
— Ну почему снова столько недоверия? — Астра присела на край противоположной кровати. — Я спасла тебе жизнь, спасла репутацию — насколько знаю, у тебя ведь нет разрешения на ношение и применение холодного оружия?!
Мой мрачный взгляд привел блондинку в восторг, и она с большим энтузиазмом, чем прежде, продолжила:
— Я дала тебе средство, которое поможет выяснить, убил Андрей тех мальчиков или нет?! А в ответ — только...
— Откуда у тебя мой стилет? — с нажимом повторила я.
— Забрала, когда заметила, как подъехала скорая.
— Почему вернула? — я не унималась. Вопрос с кинжалом был очень важным и во многом определяющим дальнейшие действия.
— А почему собственно не должна была?! — заметила Астра и состроила на лице оскорбленное выражение. — Твой стилет мне... От него, как от козла, — ни молока, ни шерсти.
— И все-таки?
— Он мне не нужен, Ксана, — серьезно сказала Астра. — Если бы я хотела тебя убить, не стала бы четыре года назад вмешиваться. А меня прикончить этим, — блондинка кивком головы указала на предмет нашего спора, — не получиться.
— Врешь!
— Вру. Может быть. Или нет. Может быть.
Я не нашлась с ответом.
— Знаешь, — наконец, на ум пришли правильные слова, — твое появление в моей жизни вызывает странные чувства: недоумение, любопытство, настороженность. Я с пяти лет не верю в желание помочь ближнему, а с семи — в бескорыстную обеспокоенность чьей-то судьбой.
— Но сама-то ты помогаешь людям. Помнишь Надю Зайчик? А того доктора — Владлена? Сергея Сташевского? Стасю Новицкую, твою соседку по комнате в общежитии? Я могу перечислить всех, но сколько времени это займет? Ярослава Михайловская? Тот парень с автозаправки три года назад, имя которого ты даже не удосужилась узнать...
