— Наше дело знать, чем дышит народ, Альрин, хоть это и выгребная яма. И знаешь... Мне кажется, что то, что про него пишут к лучшему. Пусть его боятся, приписывают самые страшные силы... Даст Иллюна, так те, кто ему противостоит тоже начинаются этих газет...

Жрицы дружно улыбнулись.

— Печально, что нынче то, что должно доносить до людей правду служит тому, чтобы донести ложь.

— А когда оно было иначе?

* * *

Женекерс и Кикарос тем временем продолжали свою запланированную прогулку по городу.

— Мы можем ему доверять? — спросил Женекерс.

— Абсолютно. Он не распространяет слухи о пациентах, дорожит репутацией. И вообще, он просто волшебник. Последние два позвонка в своей многострадальной спине менял именно он. Если не он, то кто ещё? Мастерской протезных дел братьев Дуртав уже три сотни лет, как не существует. Эх... А какие мастера были... Да все их внуки прокутили. Так, нам сюда.

Кикарос свернул в переулок и почти сразу же нырнул в малоприметную дверцу сбоку приземистого строения.

Приемная мастера выглядела чисто и аккуратно. Хотя окон в этом помещении не было предусмотрено, яркие светильники коротышек освещали отделанные полированным деревом стены. Мягкие кресла окружали небольшой столик, на котором лежали несколько свежих сантаринских газет.

Одна из стен представляла собой своеобразный музей, где на небольших полочках препились образцы работы. Отдельные позвонки были представлены каждый на своей полочке, и снабжались подробным описанием, чертежом и схематичной последовательностью установки в тело пациента. Чертежи, выполненные черной тушью на желтоватой подгорной бумаге, были очень аккуратно раскрашены мягкими цветами, от чего смотрелись очень наглядно. Даже здесь в глаза бросалась патологическая любовь коротышек к красоте. Каждый образец был покрыт тончайшим узором, в хитросплетениях которого можно было всегда найти автограф мастера. И то, то эту красоту после установки пациенту никто и никогда не увидит, мастеров нисколечко не смущало.

— О, добрый день, проходите! Наконец-то, я Вас ждал.

На шум шагов из внутреннего помещения вбежал коротышка средних лет в лёгкой белой рубахе.

— Здравствуй, Донмар!

— Здравствуй Кикарос! Вот ты даешь, выглядишь даже моложе, чем когда я тебя последний раз видел.

— Твоему позвонку спасибо. Встал, как к себе домой.

— Да куда он денется-то, родимый? Ничего не болит? У тебя ж там вроде ещё один на замену просился?

— Пока переживу, Донмар. Знакомься, это Михаил. Тот самый любопытный пациент, о котором я говорил тебе.

— Приятно познакомиться. Выпьете чего-нибудь с дороги?

— Благодарю, Донмар, но нам бы поскорее разделаться с этим и во дворец — ответил Кикарос — Сам знаешь, что там творится...

— Да, ты ж теперь в совете... Ох, и занесло тебя, да в такое неспокойное времечко еще. Проходите тогда сразу в операционную.

Женекерс с Кикаросом проследовали в соседнее помещение. Освещение здесь было немного хуже, ярко освещалось только два стола в центре комнаты.

Что в первую очередь бросалось в глаза, так это то, что все столы тут были из полированного камня. Оставалось только догадываться, с каким трудом их вносили в это помещение. По столам расположенным по периметру комнаты были разложены самые разнообразные инструменты, один только вид которых невольно заставил бы обывателя подумать о том, что это не операционная а пыточная. Отчасти так и было.

Коротышки в отличие от людей имеют повышенный болевой порог, более того, обезболивающее издревле считают "травкой для хлюпиков". Они спокойно могут выжить под обвалом в шахте несколько дней, пока их откопают соотечественники, впадая в подобие зачарованного сна. Единственное их слабое место — спина. Вне зависимости от того, срывал ли коротышка всю свою сознательную жизнь спину или же был ювелиром и не держал в руках ничего тяжелее пинцета — рано или поздно спина давала о себе знать целом рядом проблем, требовавших чаще всего замены позвонка.

Уже к тридцати годам почти у каждого третьего был "сдавленный хребет". Именно так коротышки называли недуг, когда хрящ начинал расти внутрь, сдавливая спинной мозг. Женекерс помнил этот недуг под именем "стеноз спинномозгового канала", да и то по чистой случайности, так как им страдал когда-то его дед.

Впрочем, проблем особых это коротышкам не доставляло. Больные, совсем как люди, в последний момент, уже хромая шли к врачевателям, а те клали их на операционный стол и меняли износившиеся позвонки. Для коротышек такая операция была по сложности примерно как для людей удалить больной зуб. Неприятно, но ничего опасного, если не запускать.

Не будь коротышки столь невосприимчивы к боли и живучи, едва ли бы эти операции были бы возможны вообще на этом этапе развития медицины.

Донмар указал Женекерсу на кресло в центре комнаты, а сам сел на табурет рядом.

— Ну-с, давайте посмотрим. Признаюсь, я никогда не думал, что кто-то из людей способен перенести наши протезы, слишком люди хрупкие, не в обиду Вам сказано, но это так. С нашей, так сказать, точки зрения.

Женекерс послушно стянул перчатку из паучьего шелка и стал отстегивать крепления протеза.

Донмар же уставился на оттиск на блестящем металле.

— Великие горы! Да это же работа самих братьев Дуртав... Это чудо...

— Да, это их работа...

— Да... Вот уж не думал... Но если мой старый разум мне ещё не отказывает, то такое чудо они сделали только однажды четыре сотни лет назад и для... — Донмар нервно сглотнул, понимая, кто стоит перед ним, — одного единственного человека...

— Да, все верно. Это я. Только, давайте не будем об этом распространяться, — Женекерс позволил себе вежливую улыбку.

— Ра-разумеется. Признаюсь, я просто даже и не мечтал увидеть этот шедевр... Так, приступим. Вы можете его снять.

— Да, конечно. Сам протез в хорошем состоянии, и я могу его заменить, мастера мне оставили формы для литья. Меня больше всего интересует кость и то, что закреплено внутри.

Щелкнули последние крепления, и протез легко соскочил, открыв глазам мастера то, что осталось от его руки. Зрелище было не очень приятным. Кожа была болезненно желтой, то тут, то там из нее торчали бугорки из протезной стали коротышек, которые окружали жуткие шрамы.

— Хм... — промычал Донмар аккуратно прощупал находившиеся под кожей части, после чего взял с одного из столов эликсир и залпом выпил, — выходит, братья Дуртав не изобрели надежного способа соединять сухожилия с протезами, как говорили про них... Вы...

— Да, все что касается взаимодействия моего тела с этим протезом, это моя доработка. Мы работали вместе. Не могу сказать, что вышло очень хорошо, но свои функции он выполняет, хотя и воспользоваться таким протезом могу только я из-за некоторых особенностей.

— Ладно, что именно Вас беспокоит?

— Под кожу в этом и этом месте вживлены пластины, в основе которых лежит протезная сталь коротышек. Мне хотелось бы узнать, в каком оно состоянии. Братья Дуртав давали мне лишь двадцать лет гарантии, говоря, что за результат не ручаются.

— Их двадцать лет это как две сотни у любых других мастеров. Они знали своё дело. Сейчас, эликсир уже подействовал... Посмотрим.

Глаза Донвара и впрямь уже начали мягко светиться бюрюзовым. Не имея в своём распоряжении ни рентгена, ни томографии коротышки умудрялись с максимальной пользой использовать то, что было под рукой. А именно — травы и вездесущие эликсиры алхимиков, среди которых нашелся тот, что давал выпившему его возможность видеть некоторое время сквозь предметы. Пожалуй, это было даже более безопасно для пациента, чем рентген. Но зато несло некоторый вред здоровью самих врачевателей. Последствия многих эликсиров были очень болезненными и долгими.

Коротышка внимательно ещё раз внимательно осмотрел то, что осталось от руки Женекерса, и выдал свой вердикт.

— Все нормально. Настолько нормально, насколько это может быть, учитывая, что Вы человек, а не коротышка. Я так понимаю, травму нанесли не слишком острым предметом?

— Да, компенсировали это силой удара, потом еще наступили на то, что осталось от руки.

— Да, я вижу, как Вам когда-то здорово раздробили кость тут. У нас, коротышек, кость бы разрослась в этом месте и стала бы каменной, даже перестала бы гнуться в плече, скорее всего. У вас же, людей, кости хрупкие, и сломавшись однажды, могут легко треснуть в этом месте вновь... Я бы рекомендовал воздержаться от каких бы то ни было силовых нагрузок на эту руку, в особенности ударов. Конечно, я не привык осматривать людей, но шрамы на кости мне кажутся уж очень хрупкими. Установленные там пластины протезной стали, конечно, помогут... Но Ваше тело принимает их хуже, Вы не коротышка, и при сильном ударе они могут только навредить. Признаться, я вообще удивлён, что эту часть не ампутировали, а укрепили пластинами, тем более... такой странной формы. Такое ощущение, что к пластинам должно было что-то еще крепиться. Людям так никогда не делают. Не просветите?

— Разумеется. Сначала братья, как Вы и подумали, решили на мне опробовать свою полностью механическую конструкцию, и мы пробовали несколько вариантов. Но особенности моего организма, а так же проблемы их конструкции так и не позволили этого сделать полноценно. Насколько знаю, они так и не смогли решить эти проблемы. В итоге, пришлось радикально изменить конструкцию.

— Понятно. Что удивительно, я не вижу даже намека на воспаление. То, что наша протезная сталь уживается в человеке для меня новость. Скажите, как Вы этого добились?

— Вначале, каждые четыре дня мне снимал воспаление один из целителей...

— Я полагаю, Диагард Теплорукий, если я помню правильно историю. Больше на такое едва ли кто был способен в те времена. Сейчас так вообще никто такого даже близко сделать не сможет.

— Все верно. Дальше я унаследовал часть сил Гвивеллы, и это решило мои проблемы с рукой.

— Хм... Радикально... Да, любопытно, это многое объясняет. Единственная, кто, если верить сказкам, могла утереть нос Диагарду на поприще врачевания... Или спеть песенку и забрать к себе навсегда. Так или иначе, там все в хорошем состоянии и прослужит ещё хоть сотню лет, а может и больше. Лучше я точно сделать не смогу, а хуже нам не надо. Ваш... отдых... никак не сказался на состоянии пластин и креплений. Но я бы рекомендовал периодические проверки. Особенно при малейшем подозрении на повреждение.

— Благодарю.

— А теперь, Кикарос, давай-ка ложись вот сюда, твоя очередь.

— Но Донмар...

— Давай, давай пока эликсир не выветрился. Нечего добру пропадать. Мне ж потом неделю даже газеты почитать не получится после него. А Вы пока можете подождать в приемной, это недолго.

— Хорошо.

Женекерс ушёл, а Кикарос тем временем небрежно скинул рубаху и плюхнулся на койку. Старый мастер славился здоровьем даже среди коротышек и у него, несмотря на возраст, больше половины позвонков были "свои, родные".

— Ну, как тебе работа?

— Умеешь ты меня удивить, ох, умеешь. Как бы меня не прибили за это знание теперь.

— Пусть только попробуют.

— Ладно, верю. Не каждый день увидишь работу самих братьев Дуртав, но это далеко не только их работа. Признаться, я отчасти разочарован.

— Чем?

— Эта работа братьев обросла легендами и домыслами. Реально же — их роль оказалась совсем невелика. Его работа настолько тоньше...

— Как думаешь, сколько оно прослужит?

— Не знаю, Кикарос. Это первый такой случай в моей практике. Если бы не раздробленная кость, которая срослась кое-как, и держится разве что благодаря магии... Так ему бы отсекли руку по самое плечо. Мы бы с тобой, получи такую травму — ходили бы с костяными дубинками вместо руки, это точно.

— Я понял. Ну, как там мой хребет?

— В удивительно хорошем состоянии, даже лучше чем прошлый раз. Это он тебя подлатал?

— Да.

— Я думал, что к этой осени шестой позвонок уже надо будет менять. Теперь же скажу, что годик оно протянет спокойно. Если, конечно, будешь беречь себя. Все, гуляй! Свободен!

— Спасибо, твой гонорар я положил на тот столик, как обычно, — Кикарос кивнул в сторону столика в углу.

— Благодарю, береги себя старина.

— Ты тоже не хворай.

* * *

Очередной день клонился к закату. Солнце уже скрылось за громадным холмом, в который время превратило окторан и упавший на него столичный остров. Отдельные фрагменты когда-то величественных зданий еще можно было различить, хотя большая часть давно уже разрушилась. Учитывая, что с тех пор прошли столетия, это невольно вызывало уважение мастерству тех архитекторов, что их возводили.

Растительность крайне неохотно росла вблизи руин, оттого они выделялись серым пятном среди бескрайних золотых степей.

— Окторан, — задумчиво произнес Артолин, — когда-то я очень интересовался его историей, о нем ходило много сказок.

— Нехорошее место... — вздохнула Янтарная, — чувствую это на пределе ощущений. Словно холодок бежит по коже каждый раз, как смотрю на эти руины.

— Там в один единственный момент погибло много людей. Неудивительно, что место дурное. Я до сих пор опасаюсь, что мы идем слишком близко к нему. Как бы нас не поймало.

— Если нас и могло поймать, то уже давно поймало, а восточнее могут быть проблемы с водой — отмахнулась Янтарная.

Она предпочла умолчать, что подобные ловушки мастера лисоухих умели расставлять в лесах. Сейчас уже таких умельцев остались единицы, но раньше... Впрочем, неважно. Важно то, что она сумеет из такой ловушки выбраться. Этому их учили с самого детства.

— Как так случилось, что Окторан стал врагом королевства? — задала вопрос Янтарная.

Ее всегда интересовала история. Порой бывало жаль, что живущие в изоляции лисоухие знали столь немногое. Артолин же просто пожал плечами.

— Долгая и темная история. Окторан был фактически отдельным государством, долгое время жил в мире. Потом начались проблемы. Какие-то большие политические игры в самом Окторане. Город управлялся советом из тринадцати магистров. Каждый руководил своей школой магии, как они это называли. Смерть, Жизнь, Тени, Огонь, Лед, Ветер, Земля, Разум... — Артолин задумался.

— Это восемь.

— Больше не помню. Среди совета тринадцати был один главный архимаг, он фактически единолично и определял всю политическую позицию города. Так или иначе, когда к власти пришел Фрикрих все пошло под откос. В королевстве историки толком и не знают, что там происходило и как. В один прекрасный день Фрикрих перекрыл границу, и почти восемьдесят лет укреплял свою власть, рассказывая подданным о том, как королевство спит и видит окторан в руинах. Какие либо контакты с внешним миром были сведены к минимуму. Все ресурсы были пущены на создание военной мощи, какой никто не видел еще никогда. Любое инакомыслие искоренялось жесточайшим образом. Закончилось все войной. У магов окторана было хитрое ремесло. Они делали небольшие палочки, в которые вкладывали кусочек своей силы. Так как сильных магов было мало — они все остались в городе, а штурмовать заставы королевства были брошены простые люди, которые умели немногим больше крестьян.