Грэйв. Общий файл

Богомолов опять улыбнулся.

— И еще. Эти три девчонки, у которых парень пропал. Запустите процесс, пусть ищут, а то что за бред такой, трое суток ждать. Только следователей самых толковых и деликатных привлеките. И чтобы на девчонок никакого давления — им, по-моему, и так досталось. Никакого давления, повторяю. Так что дальше отдела кадров — ни ногой. Нет, разок, конечно можно, опросить всех, может кто кого подозревает, любовь она дело тонкое, сам знаешь, может не только вечных друзей, но и смертельных врагов создать. И держите меня в курсе, как только какие подвижки будут, сообщайте. В этом деле можете мой интерес не скрывать, прилюдно ведь пообещал расследовать. Ладно, бери цветы и проводи меня к Воссу, до дверей, нам посекретничать надо. Дальше у нас по плану посещение здешнего ЦК, ну а потом посмотрим.

За столом у Воссов Брежнев не только плотно поел, но и выпил рюмочку рижского бальзама за здоровье хозяйки.

— Хорошо, что Восс в заводскую столовую не успел, — думал он, — было бы неудобно опять обедать. Да, надо постепенно менять окружение, всех этих стариков, которые одной ногой уже в могиле, на заслуженную пенсию отправить, на дачи, пусть к земле привыкают. Иначе вечно буду голодным среди них ходить. И куда только все это в меня лезет, давненько я столько не ел. Черт говорит, организм перестраивается, старые ткани молодыми заменяются, для этого энергия и нужна. Ну чисто дипломированный медик, врач-вредитель в белом халате. Нет чтобы раз, и сразу молодой. Хотя да, все время забываю, из-за моего окружения нельзя — резкую перемену заметят.

Когда допивали кофе, Восс посмотрел на часы.

— Когда там у тебя, Август, начало собрания назначено?

— Через двадцать минут. Еще пять минут можно посидеть, а вообще-то пора понемногу закругляться да ехать.

— Так что ты там про джинсы говорил? Никому они не нужны, кроме глупой молодежи? А ты комсомольских работников в неформальной обстановке видел? На всяких там слётах, когда танцы у них? Небось все в джинсах. А откуда достают, если в продаже нет? Из "Березки"? Откуда тогда у них валюта? Ты знаешь, почем их народ у спекулянтов покупает?

Восс скривился.

— Знаю, конечно, докладывают иногда. У нас по стольнику, а то и по сто пятьдесят. В соседней Белоруссии и того дороже. Я же говорю — глупый народ, за какие-то штаны целую зарплату отдавать.

— Ну вот, представляешь, сколько денег спекулянтам перепадает? А на носу Олимпиада, интурист валом повалит, повезет эти самые джинсы. Они там люди хваткие, согласно Марксу, за копейку удавятся, и вместо того, чтобы менять свои доллары по нашему официальному курсу, загонят эти джинсы уже по курсу своему. Значит, недобор валюты от мероприятия получится. Мелочь, конечно, но курочка то по зернышку клюет. Да еще и спекулянты наварятся. Мы революцию не для того делали, чтобы лавочники лучше рабочих жили. Ладно, поехали уже, потом договорим.

— Поехали, Леонид Ильич. Только все равно я убежден, что эта мода на американские шмотки полностью от недостатка воспитания нашей молодежи.

— Ох, Август, Август. На машине ведь поедем, на советской машине. А поначалу было время, когда только на импортных ездили. Не делали тогда своих машин в Советской России. Да и Волжский автозавод нам тоже капиталисты построили. И ничего — не обуржуазились же мы от обладания автомобилями. А эта мода — не только наша мода, уж я-то по миру полетал, кое-что подмечаю. Вот, только из Франции вернулся, из столицы мировой моды. Столица то она столица, вот только джинсы и ее покорили. Все, все, едем, я на месте тебе доскажу.

До здания ЦК домчались быстро. Привезенным из Москвы корреспондентам было велено оставаться на улице, сами же, минуя шумный холл, сразу прошли за кулисы, ожидая назначенного времени. Восс выглянул в зал, удивленно вскинул брови. Зал был почти пуст. Брежнев похлопал его по плечу

— Пошли, Август, присядем на местах для Президиума, чего зря стоять, подглядывать.

Вошли, сели, услышали жидкие хлопки. Решили подождать. За пять минут ожидания в зал вошло еще только шесть человек.

— Ничего не понимаю, — волновался Восс — неужели я время перепутал?

— А ты сам спроси, — ухмыльнулся Брежнев. — Спроси, спроси, где все, почему в зал не идут?

Восс пошел было к трибуне с микрофоном, но, так как все в зале сидели близко, остановился и спросил без него

— Товарищи, на сколько было назначено начало заседания? Где все, почему в зал не идут?

— Так это, Август Эдуардович, там десять минут назад в наш магазин джинсы американские привезли, все в очереди стоят. Кто себе берет, кто детям. Волнуются вот, что всем не хватит.

— А вы что же в очереди не стоите? Не нужны?

— Так мы уже купили.

Из Президиума донесся громкий заливистый смех Брежнева. Отсмеявшись, Брежнев весело сказал севшему рядом с ним Воссу.

— Ну вот, Август Эдуардович, значит, ты говоришь, глупая молодежь? А это тогда кто? — Брежнев указал куда-то за дверь зала. Вот тебе мои аргументы, это ведь я джинсы вам специально привез, в качестве доказательства. Ну, давай признавайся, убедил я тебя или нет?

— Да, уел ты меня, как есть уел — улыбнулся Восс. — Так что твое поручение придется выполнять со всем тщанием.

Брежнев поднялся и подошел к трибуне.

— Все, товарищи, спасибо, как говорится, за внимание. Позвольте наше заседание считать закрытым из-за отсутствия кворума. Идите, примеряйте обновки. Оргвыводов не будет, — Брежнев демонстративно посмотрел на Восса, — визит то мой совершенно внеплановый.

В зале несмело похлопали, но расходиться не стали.

Попрощавшись, Брежнев подошел к Воссу.

— Пойдем, Август, проводишь меня до машины, я еще немного по Риге покатаюсь, может еще куда зайду и потом в аэропорт, домой. А хочешь — поезди со мной, покажи город.

— Конечно покажу, Леонид Ильич. Дал ты сегодня жару. Ты вообще как-то помолодел за тот месяц, когда не виделись, чувствую тебя прям таки своим ровесником.

— А ты с какого у нас года?

— С шестнадцатого.

— Десять лет я скинул, значит?

— Получается, так.

— Ну и славно. А то молодежь ворчит, мол одни старики в Политбюро. А не хочешь в Москву? Пельше совсем старый стал, 78 лет, мышей уже не ловит.

— Да не особо, Леонид Ильич. Прижился я уже тут, привык. Какая-никакая, а родина предков.

— А ты подумай, подумай, с женой посоветуйся. Мне преданные друзья в Политбюро ох как нужны. Ладно, не спеши с ответом, не в последний раз видимся, тебе здесь еще производство джинсов налаживать, а мне контролировать. Подожди минутку, я кое-что спрошу и поедем.

Брежнев подошел к Богомолову

— Ну как там, что-нибудь насчет Ирочки выяснил?

— Ирина Владимировна Боронина, белоруска из Верхнедвинска, полных 26 лет, незамужняя, по картотекам чиста как слеза ребенка, никакого криминала ни за ней, ни за ее ближайшими родственниками не числится, отец фронтовик, умер в шестьдесят первом, осколок через годы дотянулся. Образование среднее специальное, после школы закончила кулинарный техникум. После переезда в Ригу шесть лет работала в столовой на швейной фабрике, неделю назад перешла в столовую "Инвертора", там зарплата на одиннадцать рублей больше. Любовников не имеет или тщательно скрывает. Живет пока в общежитии по месту прежней работы, пятый этаж, последняя комната по коридору. Нареканий на порядок проживания не имеется. Проживает Боронина вместе с еще двумя девушками, за ними тоже ничего криминального не числится. У самой молодой имеется жених, скоро свадьба. Стоит в очереди на квартиру, уже шесть лет, но та медленно движется, что поделаешь, во-первых, текстильщицы, а во-вторых, не у станка стоит, а работница столовой. Пустили наружку, сейчас Боронина в общаге. Будем брать? — улыбнулся Богомолов.

— Будем. — поддержал неуставную шутку охранника Брежнев. Надо же проверить быт советской молодежи. Жаль только, что не помогла твоя информация. Ни фамилия мне ничего не говорит, ни возраст, ни Верхнедвинск.

Брежнев вернулся к Воссу.

— Слушай, Август, во сколько лет у вас молодежь должна квартиры получать?

— Сложный вопрос. С семейными в общем то все просто. Стараемся, чтобы иногородние получали свое жилье сразу после рождения ребенка, сначала хотя бы малосемейку, потом полноценную. Ну, а если местные, то уже по нормам жилплощади смотрим, если им положено, то максимум год-два после рождения ребенка ждут. Но везде по-разному, все от предприятия зависит. Чем важнее для нас предприятие, тем быстрее очередь идет.

— А с одинокими что? Люди ведь часто сойтись не могут, если отдельного угла нет.

— С этими сложнее. У местных жилье как бы уже есть, так что общая очередь. А иногородним, конечно, долго ждать приходится. Конечно, если по совести, после пяти лет в очереди одиноким иногородним старше тридцати надо квартиру давать обязательно. Ну а на деле по-разному случается. Семейные пары все-таки важнее, им жилье даем в первую очередь, отодвигая остальных. Мы в Риге даже стараемся старое жилье не сносить, так и стоят часто деревянные двухэтажки среди новостроек, и вид портят и милицейскую отчетность, обидно все-таки людям жить без удобств среди новостроек, вот и задираются с новоселами. Но все равно жилья катастрофически не хватает. Едут то в Ригу очень многие, построишь завод — вроде хорошо, радоваться бы, но сразу проблема — новых рабочих надо приглашать, значит приезжих жильем обеспечивать. Замкнутый круг просто, да не один. Жилья мало строим, потому что строителей не хватает, строителей не хватает, потому что мало жилья строим. Народ то у нас хитрый — строителям жилье в первую очередь, очередь быстро движется. Тем в строители и приманиваем. Но вот как только квартиру получат, так сразу увольняются. Просто беда. Работа, конечно, у них тяжелая — летом жара, зимой холод, кругом пыль, грязь, да еще опасная высота. Вот и идут на нее чаще всего только из-за квартиры. Может если зарплаты строителям поднять, то и после получения квартиры в отрасли оставались бы, да нельзя, расценки то по стране практически единые установлены.

— Понятно, в общем и целом везде так. Ну а резервный фонд у вас большой, чтобы экстренно можно было жилье дать?

— Что-то ты темнишь, Леонид Ильич, — хитро прищурился Восс, — кто-то помочь попросил или присмотрел ты уже кого у нас? Земля слухами полнится, что ты по женской части ходок отменный, несмотря на возраст. Уж не за этим ли ты к нам приехал?

— Брось, Август, куда мне. Я бы и рад, но далековато слишком. Разве что столицу к вам перенести. Потянешь столицу? Пельше тебе обратно привезем, будет тебя и Суслова латышскому языку учить, — Брежнев улыбнулся.

— Ох, Леня, сведешь ты меня своими шуточками в могилу. Только столицы мне здесь и не хватает. Та же очередь на жилье сразу на порядок увеличится. И помочь тебе с квартиркой для кого-то даже я не смогу. Так что за квартира тебе нужна?

Да однокомнатной пока хватит. Но только не одна нужна, а сразу три. План один есть по повышению моей популярности в среде молодежи. Собираюсь сегодня в его рамках посетить одно общежитие. Вроде как поговорю немного, посмотрю, что да как, ну и как бы невзначай квартиры выделю жильцам одной комнаты. Трое их там, одна в очереди шесть лет стоит, вторая поменьше, третья, совсем молоденькая, замуж собирается, ей бы, конечно, лучше сразу двухкомнатную.

Восс понимающе хмыкнул.

— А замуж она собирается как раз за того, за кого тебя просили. Ловко придумано. Значит, именно поэтому такая спешка с этим твоим скоропалительным приездом. Может, сразу трехкомнатную?

— Нет, Август...

— Не разубеждай его, Леонид Ильич, прошептал в ухе черт, — незачем ему про твои амурные планы знать.

Восс вопросительно посмотрел на замолчавшего Брежнева.

— Нет, — продолжил тот, — ты тут можешь думать что хочешь, правды, кто и что, я тебе все равно не скажу. Там сложные семейные отношения. В общем, трехкомнатная это излишество, парень может догадаться, что ему втихаря помогают.

— Тогда смотри — если только ей одной двухкомнатную дать, будет подозрительно, почему ей, самой молодой, двухкомнатную, а остальным по однокомнатной. Надо давать всем поровну. Только ты, когда будешь в общежитии, говори просто — квартиру, без упоминания числа комнат. Ну а дальше — моя забота, ордера в понедельник-вторник выдадим.

— Ну, раз этот вопрос согласован, то можно ехать. Давай только город немного посмотрим, пока светло, корреспондентам снимать как-то удобнее. Надо цветы возложить и трудящимся руки пожать. Куда у вас тут обычно возлагают?

— К памятнику Ленину. Сейчас распоряжусь, цветы обеспечу.

Пока Восс решал вопрос с цветами, Брежнев получил очередные текущие инструкции от черта, на сей раз довольно загадочные.

2.9

После возложения цветов к памятнику Ленину, Брежнев немного постоял, осмотрелся. Что же такое имел ввиду черт, когда говорил о памятниках? Строящаяся рядом высотка? Не то. Брежнев зашел сбоку постамента. Сзади Ленина, в полукилометре виднелась какая-то высокая стела, наверху какая-то зеленая фигура. Может это?

— Что это там? — спросил Брежнев Восса.

Восс скривился.

— Памятник довоенного латышского монументализма. Называем стыдливо "Милда", а вообще-то в девичестве это памятник Свободы.

— Вот как? Ну поехали, посмотрим, какая она, эта свобода.

Подъехали. Широкий постамент, вокруг памятника троллейбусное кольцо. Рубленные фигуры по углам, не сильно натуральные. Впечатление такое, что делали в каменном веке, когда еще не то что академий, художественных школ не было. Ну что ж, у каждой нации свое видение прекрасного.

— Я сам латыш, но у меня вот где сидит эта латышская скульптура — Восс провел рукой по горлу. После войны хотели его снести, Мухина отстояла, которая "Рабочего и колхозницу" сваяла. Ну что в нем ценного такого? Никакого реализма в изображении. Неприятно мне, что такое уродство в центре стоит. Насмотрятся молодые художники и потом сами подобное ваяют. В итоге получается не фигура, а карикатура. Приходилось мне по долгу службы выставки этих дармоедов открывать. Точно клоун в цирке из шарика собак скрутил, тьфу на эти ихние абстракционизмы. Но не трожь — это искусство, видение художника. Женщина наверху стелы Милдой называется. Страшная как смерть. Нет, если издали на памятник смотреть и не присматриваться, вроде нормально, а как присмотришься, ругаться хочется.

— Спроси его, что за три звездочки она держит, от коньяка, что ли? — подсказал в ухо черт.

Восс на этот вопрос Брежнева опять скривился.

— Много вариантов ответа есть. Официально считается, что эти три звезды — три провинции Латвии, а сам памятник павшим за ее свободу. Ну а неофициально... Есть и коньячные варианты, довольно нейтральные, вроде того — "рижане возвели памятник в благодарность за еще недорогой тогда трехзвездочный коньяк". Кто-то говорит, что это Мать-Россия отдает Западу три прибалтийские республики. Смотрит то Милда на Запад, туда звезды и протягивает. Вот такие вот дела. А самое неприятное, что Свобода и Ленин друг к другу спиной стоят, Ленин на восток смотрит, на Россию. Развернуть пока никак нельзя, а снести уже никак нельзя, не те времена. Хотя чистая антисоветчина получается. Ладно, постоит еще лет тридцать-сорок, антисоветский и антироссийский контекст из этой ситуации постепенно выветрится, а пока терпеть приходится. До Первой мировой здесь памятник Петру Первому стоял, красивый памятник, я на фотографиях видел. Эвакуировали его тогда, в пятнадцатом, да немцы утопили вместе с кораблем в Моонзунде. Да что теперь говорить, хотя конечно, самое место здесь Петру стоять, он Латвию под крыло России привел.