Это кто-то так объясняет. Кто-то неведомый. Может быть, сам Степной Орёл. Но непохоже. На гриб больше похоже, на голос гриба. Гриб сам между ног. Но Режущий Бивень не понимает. Ему нужен тудин. Он видит море. Красивое море. Хорошее. Ему хочется в нём искупаться. Ему хочется плавать. Нырять. Он как будто бы идёт плавать, он как будто ныряет, он чувствует море вокруг себя, он сам часть этого моря. Вода солёная. У него соль на губах. Но ему нравится этот вкус. Очень нравится. Он плывёт. Размашисто плывёт. Ему хорошо. Наслаждение. Нега.

Начинает дуть ветер. Вздымаются волны. Волны захлёстывают пловца. Ему трудно плыть. Всё трудней и трудней. Он хлебает солёную воду. Захлёбывается. Сейчас он утонет. Вода сомкнулась над ним, его тянет ко дну, что-то крутится вихрем, водоворотом, он сам крутится вихрем, водоворотом, всё закрутилось, несётся, быстрее, быстрее — и вдруг... успокоилось. Вдруг он видит Степного Орла, сидит, как и он, ноги сложил, спину выпрямил, сейчас он спросит про оргии, но... что-то не так. Степной Орёл не такой, Степной Орёл улыбается злобной улыбкой — какой бледный Степной Орёл... это не он. Высунутый Язык!

Режущий Бивень очнулся. Одним махом очнулся. Ноги затекли, спина болит. Он ничего не добился. Костерок погас. Вечереет. Ему пора уходить. Он ничего не добился.

Возвращается Режущий Бивень. По сторонам не глядит, вокруг ничего не замечает. Как будто и не охотник он вовсе. Но тогда кто? Не знает он. Но упорно о чём-то думает. О чём-то невнятном. Как будто невнятном. Но уголки его губ усмехаются. Сами по себе усмехаются. Глаза опускаются долу, в землю глядят. Не в небо, а в землю. Пальцы рук недовольны, сжимаются. Ноги торопятся. Грудь? В груди что-то дрожит. Дрожит и трепещет. Живот? В животе гриб переваривается священный, такой, о котором нельзя говорить. Бурлит в животе. И в голове тоже как будто бурлит. Что-то там варится. Что-то клокочет. Кипит. Что за варево выйдет — кто знает? Режущий Бивень, он должен бы знать, но где же он сам? Где-то он потерялся и не может найтись. Живот сам по себе, пальцы, ноги, губы тоже. И глаза. И голова. А он — потерялся. Однако ноги идут, ведут его в стойбище. Глаза видят путь. Голова думает. Как будто бы думает. Что-то придумает новое. Может быть. Может быть, новое. Что?

Остановился Режущий Бивень как вкопанный. Снова это увидел. Его. Не Степного Орла, а его, бледного. Вниз указывает, вниз глядит, хочет, чтобы и он посмотрел.

Режущий Бивень тоже глядит вниз. Пристально смотрит, напрягся. Внизу, там следы. Он глядит выше — и никого. Исчез Высунутый Язык, словно и не было. Тогда Режущий Бивень снова вниз смотрит. Там гиеньи следы. Знак ему какой-то. Как-то связано с его делом. Может быть, теперь... Может быть, всё же добьётся он своего. Куда ведут эти следы? Надо идти. Надо выяснить. Раз ему этот знак, надо выяснить.

Режущий Бивень пошёл по следам. Будто легче ему. Вспомнил дело охотницкое — и полегчало. Надо выследить ему гиену, куда приведёт. Надо выследить. Что-то подскажет.

Вот ещё тут следы. Большие и маленькие. Мамонт это, последний мамонт с детёнышем. За ними гиена крадётся. И теперь Режущий Бивень тоже.

Мамонт дремлет на взгорке. Притулился к сосне, уморился. Мамонты могут спать стоя. Детёныш под ним, шевелится между ног, но тоже дремлет как будто. А гиена по кругу взгорок обходит, уже примеряется, откуда лучше напасть на детёныша, откуда выхватить, чтобы мамонт не зацепил. "Вот оно что, — думает Режущий Бивень. — Не позволю гиене разбойничать". Он хлопает в ладоши. Негромко, один всего раз, но у мамонта чуткие уши, мамонту достаточно. Ничего теперь у гиены не выйдет, а самому Режущему Бивню надо поскорее убираться, как бы на него самого гнев мамонта не вызвать. Что он тут делает? Почему?

Уходит Режущий Бивень. Возвращается в стойбище. Торопится. Вечер уже глубоко опускается. Чёрная Ива давно уже ждёт своего мужа. Чёрная Ива, должно быть, волнуется: куда он пропал? А он... у него снова не получилось, ничего у него не получилось, вместо тудина Степного Орла он увидел взрослого мальчика Высунутого Языка, это так странно, что надо бы сказать шаману, обязательно надо бы, полагается, только он ведь не скажет. Ни за что он не скажет. Его дело проиграно, ему нужно смириться, он отпустит Чёрную Иву им на потеху, он уступит своё. Они, все, победили. Он, один, проиграл.

Проиграл.

Больше надеяться не на что.

Он проиграл.

* * *

Белому Стервятнику не нравится осень. Зима тоже не нравится, но осень хуже всего. Дождь, перья намокают, трудно взлетать. И парить в небе трудно. Сырой воздух не держит. Небо унылое, на земле лужи. Зато звери дерутся. Многие звери дерутся между собой и некоторые в тех драках погибают. На радость стервятнику. Ещё много рыбы идёт по реке. Все её ловят, эту рыбу, и кое-что оставляют после себя. Стервятнику оставляют. Можно выжить и осенью.

Но сейчас только хмурое небо. И несколько луж в низинках. А драться — никто ещё не дерётся. Только готовятся. Отращивают рога. И рыба ещё не пришла. Потому стервятнику голодно в эти дни. Мало добычи. Как поел мамонтовой требухи, что двуногие оставили, так больше и не было ничего. Голодная пора. И если так будет и дальше, возможно, придётся стервятнику улетать. Искать новые земли с богатой добычей. И новое небо. Где он будет опять на посту.

Первым делом стервятник высматривает львов. Что делали ночью? Кого добыли? Похоже, что никого. Львицы спят в кустах. Одна только взобралась на высокий валун, дали оглядывает. Но и только. В степи лошади есть, целый табун, и кабаны, и всякая мелочь — но львице неинтересно. Дремлет на своём камне. Не проголодалась ещё. Зато стервятник проголодался. И зол на ленивых львиц. Но те и не ведают о его злости. Не беспокоятся.

Гиены тоже ленивые. Какая-то у них несуразица творится. Разделились гиены. Вожак ушла одна сама, а без неё другие пятнистые выглядят вялыми, как те львицы, их соперницы. Гиены хоть и не спят, но то же самое. Вокруг нор своих бродят. А туда по доброй воле никакая добыча не забредёт. Нет такой глупой добычи в степи. Не бывает. Искать её надо. Искать.

Вожак гиен как раз ищет. Белый Стервятник уже это понял и теперь сосредоточил свой интерес на Пятнистом Демоне. Эта гиена выслеживает. И хорошую добычу выслеживает. Мамонта. Двух. Большого и малыша. С большим ей не совладать, а маленького вполне может добыть. И без своей свиты одна не съест. Оставит стервятнику. Потому он с интересом следит за гиеной, с большим интересом. Но той далеко ещё до двух мамонтов. Не так скоро дойдёт, повернуть может.

За двуногими тоже стервятник следит. И от двуногих ему иногда остаётся. С утра один молодой двуногий копал в степи какую-то ловушку, как будто для мамонтов. Но Белый Стервятник не понял: где мамонты? В другой стороне, и один только мамонт остался, большой — один, разве пойдёт тот в ловушку, как его заманит молодой двуногий? Никак не заманит, — решил стервятник и оставил того.

Другие двуногие тоже заняты чем попало, только не делом. Вот один идёт по степи и как будто объелся, как будто плохо ему. С одного взгляда видно, что об охоте и не помышляет. Тогда зачем зря идёт? Отдохнул бы. Силы собрал. А так зверей только пугает. Лошадей чуть не распугал целый табун. Кабаниха испугалась с кабанятами, но быстро успокоилась. Нет прока стервятнику от такого двуногого, зря он за ним наблюдает, других надо высматривать.

Насторожился стервятник. Заметил-таки интересное. Там, где молодой двуногий яму копал, ловушку какую-то, там требуха теперь лежит, молодой двуногий требуху оставил, но кому? Разве мамонта приманишь требухой? Не приманишь. Гиену приманишь, стервятника, только не мамонта. Но гиена далеко, оттуда не чует, сама мамонта ищет. А вот стервятник перестал нарезать круги. На требуху ту нацелился, вокруг неё потихоньку уже опускается, но не спешит. Осторожная птица. Хочет всё выяснить.

Загадка с этой требухой. Откуда появилась, понятно, молодой двуногий оставил, но где же сам этот двуногий, куда подевался? Спрятался где-то. Значит, опасно. Белый Стервятник сначала должен понять, где тот двуногий. И для кого он готовил ловушку?

Двуногого нигде нет. Но и ловушки тоже нет. Там, где двуногий копал, там и лежит теперь требуха. Ветки и на них требуха. Белый Стервятник видел такое и помнит. Видел ловушку, на которой лежат ветки. Когда мамонт наступит на эти ветки, тогда провалится и упадёт. Тогда выскочат двуногие со своими острыми палками. Но для чего требуха? И где сам двуногий? Где же тот прячется? Не понимает стервятник. Но чует неладное. Не для мамонта эта ловушка, для кого-то другого. Но для кого? Совсем низко он опустился. Летает кругами над требухой, и очень уж ему хочется клювом схватить, проглотить хочется, чувствует вкусное, запах такой приятный, аж слюнки капают. Наверное, вот-вот опустится Белый Стервятник на ветки и схватит. Схватит и сразу взлетит, покуда двуногий не выскочил. С добычей в клюве взлетит. Но что-то не так. Что-то неладное. Медлит Белый Стервятник. Низко кружит и высматривает. Осторожно высматривает. Не опускается.

Так и есть. Заметил-таки двуногого. Очень хорошее зрение у стервятника, всё увидит, когда захочет, когда не поспешит. Молодой двуногий сидит под ветками. Там затаился. В яме. Под требухой. Значит, ловушка эта как раз для стервятника. Как раз для него. Он только сядет на ветки, только нацелится клювом на требуху, как двуногий его снизу схватит за лапу. И попался Белый Стервятник. Уже не взлетит. Никогда не взлетит.

Белый Стервятник всё так же кружит над ловушкой. Не выдаёт, что заметил засаду. Очень вкусная требуха, очень хочется. Злится Белый Стервятник. Разве двуногие охотятся на него? Почему вдруг стали охотиться? Почему не настоящие двуногие охотятся, а молодой, полудетёныш? Полудетёныш двуногих хочет поймать его для забавы. Его, который всё знает. Который видит сверху всю степь, даже мышку в траве. Очень злится стервятник. Опустился ещё чуть ниже, кажется, что уже над самой землёй пролетает, мамонт хоботом мог бы достать, а двуногий сбить своей палкой, но полудетёныш его не собьёт, с полудетёнышем он разберётся. Белый Стервятник видит сквозь ветки глаза, видит, как те жадно блестят, в него вперились, очень не терпится двуногому схватить, да вот полудетёныш сделал ошибку. Ночью надо было готовить ловушку. Когда нет в небе стервятника. А теперь Белый Стервятник всё знает, обо всём догадался. Он делает новый заход над ловушкой, совсем низко летит, прицелился, напрягся, весь свой живот стянул в тугой комок и как только он оказался над прорехой, из которой блестят глаза, так разом и опорожнился. Одним махом опорожнился. Прямо в прореху. Попал. Крик оттуда раздался, ветки разом подбросило — выскочил молодой двуногий, полудетёныш, глаза свои трёт ладонями, не видит ничего, не до охоты ему теперь, не до стервятника. Побежал вслепую. Орёт на всю степь. Ругается. Воду ищет. Далеко ему до воды. До реки далеко. Лужу, может, найдёт. Пускай ищет. Пускай в луже моется.

Ловушка теперь пуста. Белый Стервятник хорошо видит всё нутро ямы. Нету больше засады. Можно спускаться за требухой. Можно полакомиться.

Белый Стервятник опустился на землю. Лакомится. Хорошо ему. Не мешает никто, не беспокоит. Хорошо. Только мало. Мало еды. Быстро всё съел. И ещё хочет. Надо опять подниматься в небо. Надо снова искать.

Поднялся в небо стервятник, летит. Молодой двуногий лицо в луже вымыл, прозрел. Снизу грозит кулаком. Снизу кричит, что в другой раз стервятнику яду подложит, Белый Стервятник ещё, мол, попомнит его, ещё ответит за свою наглость. Только какая же это наглость? Это со стороны самого полудетёныша наглость, он сам обнаглел, захотел стервятника тронуть и поплатился. Стервятник уже и забыл про него, уже снова гиену высматривает, та ведь от своего не отступилась, уже близко к мамонтам подобралась, затевает охоту. Может быть прок. Мамонты дремлют внизу. Должен быть прок. Очень заинтересован стервятник, поближе туда направляется, к тому взгорку, где мамонты, где большой задремал. Осторожен стервятник. Даже крыльями не взмахнёт. Как гиена таится, мамонта не разбудит. Ведь он тоже охотится вместе с гиеной, вместе с нею мамонта усыпляет, будто колдует, и будто бы всё получается. Уже гиене пора нападать, уже можно. Спит большой мамонт. Сон видит. Детёныша можно схватить.

Но опять неудача. Двуногий идёт. Как гиена шла по следам мамонтов, так двуногий теперь идёт за гиеной. И помешает. Недоволен стервятник. Но что может сделать? Ничего он не сделает. Этот двуногий серьёзный, не полудетёныш. Этот знает, чего хочет. Это раньше он шёл, никуда не глядел, а теперь за гиеной следит, как охотник следит, помешает.

Так и есть. Хлопнул в ладоши двуногий. Разбудил мамонта. Стервятник не понимает. Зачем? Ни себе, ни другим. Но что может он сделать? Ничего. Только выше подняться. Теперь можно крыльями махать. Теперь надо ему дальше глядеть. Новую жертву высматривать.

Новой жертвы не будет. Солнце уже опускается. И стервятнику тоже пора опускаться. Ночью он не охотится. Львы и гиены охотятся. Он отдыхает. Запоминает стервятник, где львы, где гиены, чтобы утром проверить, что те сделают за ночь. Может быть, сделают что-нибудь. Он надеется. Может, не подведут.

* * *

И опять Режущему Бивню снится странный сон. Яркий и чёткий. Он видит мамонта, знакомого мамонта. И этот мамонт по дружбе ему говорит:

— Не печалься. Помогут.

Режущий Бивень удивлён. Почему-то он не радуется, как будто что-то здесь не так. Мамонт видит его замешательство и спрашивает:

— Не хочешь оргий?

С этим замешательства нет. "Не хочу!" — негодующе отвечает Режущий Бивень.

— Тогда зови Кленкена. Этот поможет.

Странное имя. То ли он его знает, то ли не знает. Во сне, кажется, знает. Даже зовёт: "Кленкен!"

Никто не отзывается. Мамонт куда-то исчез. Он один тут. И снова зовёт: "Кленкен". Тишина. Он зовёт в третий раз: "Кленкен!" — но никто не появляется. Кажется, и не появится. Значит, оргии будут. Режущий Бивень расстроен, сильно расстроен, он изо всей силы кричит: "Кленкен!" — и теперь его зов услышан.

Появляется странный человек. Его лицо страшно раскрашено, Режущий Бивень боится даже туда посмотреть, он смотрит на руки появившегося. В руках человек держит палку. Кривую палку, концы которой стянуты верёвкой. Режущий Бивень вдруг понимает, что этой кривой палкой Кленкен отменит оргии, но так ему это странно, даже тревожно, он так озадачен, что не выдерживает напряжения и просыпается.

Ещё совсем рано. Чёрная Ива спит, вчера та как будто бы прихворала. "Пускай хорошо выспится", — думает Режущий Бивень. Он тихонько встаёт и, как спал в штанах, так и выходит. Босиком.

В том, что он вышел босиком, нет чего-то необычного. Не зима ещё и не на охоту он собрался. Просто так вышел. Ему немного зябко без верхней шкуры, в одних коротких штанах, но Режущий Бивень на это не обращает внимания. Он думает о своём сне. Не выскакивает из головы этот странный Кленкен. Как узнать, кто такой? Может, духа какого-то так зовут. Тогда Режущему Бивню нужно справиться у шамана. Но это может быть и какой-нибудь древний предок, об этом, возможно, знает старейшина Бурый Лис. Режущий Бивень не может решить, кого именно ему искать, к тому же и тот и другой могут ещё спать, а уж будить-то он, конечно, не станет. Покуда Режущий Бивень так остановился в замешательстве, к нему сзади подходит Колючий Ёрш.