То же самое можно сказать и про стекла, только в самых бедных и убогих домах Города в окна была вставлена слюда, вместо чистого, как слеза младенца, стекла. По улицам во множестве шастали запряженные лошадями экипажи, "кареты". Одни были невзрачными, другие пестрыми. Были личные экипажи, принадлежащие кому-то одному, а были, так называемые, "общественные". Купцы, владеющие несколькими каретами и лошадьми, брали на работу кучеров и заставляли их разъезжать по определенным маршрутам в поисках тех, кто будет не прочь прокатиться из одного конца Города в другой. Таких желающих оказывалось достаточно много. Одни, не имея возможности содержать личный экипаж, тем не менее, хотели поднять свой престиж среди соседей и коллег. Другим просто было проще ехать несколько километров в комфорте, вместо того, чтобы идти пешком.

Гансер с неудовольствием отметил, что как-то уж слишком много торгашей в Городе развелось. Они были буквально повсюду. От совсем мелких лавочников до владельцев настоящих торговых королей, возящих сюда товары из далеких стран и отправляющих отсюда целые флоты-караваны, нагруженные тем, что производят многочисленные фабрики Города.

Надо сказать, Город просто неимоверно разросся, превзойдя свои прошлые размеры времен самого расцвета Древности. Изрядное количество, чуть ли не половину занимали мануфактуры и фабрики. Сотни тысяч согнанных с земли крестьян нашли пристанище в Городе, устроившись работать на промышленных предприятиях за еду. Причем за очень паршивую еду. Гансеру было очень неприятно видеть, как люди, голодая, и вынуждены работать до изнеможения. Да еще живут в каких-то убогих комнатах на самих фабриках по несколько десятков человек в одном помещении. Формально они не были рабами, но бытие их было даже хуже рабского. Нормальный рабовладелец хотя бы кормит своего раба и заботится о том, чтобы он не сдох. На этих фабриках же люди дохнут, как мухи, и на место одного погибшего тут же встает другой.

Такую грязь и нищету, в которой живут эти рабочие, Гансер еще никогда не видел. И все это рядом с потрясающим воображение богатством. Он не знал, куда все идет, но что-то подсказывало ему, что впереди Город не ждет ничего хорошего. Судя по тому, что многие дворяне и рыцари вынуждены были идти на службу императору в качестве обычных наемников, земель лишались не только крестьяне. Если же обратить внимание на то, что лорды, у которых осталось прежнее положение и достаток, резко разбогатели и стали просто фантастически расточительными, именно они разорили и прибрали к рукам владения обедневших дворян.

Два раза "окно" перемещалось за сотни километров от города, показывая Гансеру битвы. В первый раз он увидел, как бьются на суше, во второй морское сражение. Надо сказать, он очень сильно удивился, если не сказать грубее. Ровное поле, поросшее клевером и другими луговыми травами. На нем сошлись две армии.

Первые время Гансер не слишком понимал, что происходит. Битва была уж очень для него непривычной. Благо, соображает он хорошо, да и видел уже в действии эти огненные трубки у стражников Города.

Огромные и потрясающе ровные шеренги солдат с огненными трубками, "мушкетами" по команде палили в другую армию, представляющую из себя, ровно, то же самое. Гансер был довольно опытным полководцем, поэтому у него кое-как получилось определить на глаз, сколько людей участвует в этой битве. Получалось, что больше ста тысяч с обеих сторон.

Вид того, как две вражеские шеренги стоят друг против друга, по команде вскидывая свои мушкеты, поливая врага смертельным дождем, смирно ожидая, пока враг перезарядит свои огненные палки и, оставаясь на месте, пока первые ряды буквально выкашивает, заставил Сангласса зауважать этих солдат. Хоть и не было героической рыцарской конницы, опрокидывающей вражеские порядки и собачьих свалок, где все решала честная сталь, но это была настоящая битва, где люди проявляли ничуть не меньше героизма и силы духа. Да, все было совсем не так, но суть от этого совсем не поменялась.

Ведь нужно быть очень храбрым, чтобы не побежать, а остаться в строю и сражаться после того, как товарищей, марширующих рядом, выкосило градом свинцовых шариков и пролетевшим по передним рядам, оставляя кровавый след, железным ядром.

Постоянный грохот, дым, звуки флейт и барабанов и свист летящего на огромной скорости железа стали настоящим лейтмотивом этой битвы. Гансер не успел досмотреть происходящее до конца, как "окно" снова перенеслось. В этот раз он видел спокойную морскую гладь и две колонны кораблей, сходящихся друг с другом. Судя по тому, что Семеро показали ему ранее, можно не сомневаться в намечающемся боевом столкновении.

Так как Город стоял на, хотя и большой, но все же реке, по-настоящему крупные суда не заходили в его порт. И, видя махины с бортами под десяток метров высотой и с мачтами раза в три длиннее, Гансер понял это весьма отчетливо. Эти корабли значительно превосходили даже знаменитых "лебедей" с Летних Островов.

Когда дистанция между передовыми судами колонн значительно сократилась, борта каждого из них неожиданно обзавелись огромным количество, стоящих в ряд окошек, из которых наружу смотрели бронзовые дула пушек. После просмотренного сухопутного сражения Гансер уже знал, что это такое и для чего предназначено.

Весьма скоро последовал оглушительный грохот, звук которого неплохо разнесся по спокойной воде, и дым, довольно быстро развеявшийся из-за легкого, но, все же, имевшего место быть, морского ветра.

Далее Гансер наблюдал за тем, как враждебные эскадры обмениваются чугунными ядрами, повреждая борта и такелаж друг друга. От попаданий во все стороны летели щепки, раня и убивая матросов. Продолжалось это несколько часов, пока одна из эскадр не отвернула в сторону и поплелась в родной порт, зализывать раны. Никакого абордажа, тарана или чего-то подобного, на что подспудно надеялся Сангласс, не случилось.

"Окно" вернулось на свое законное место, в Город, и он продолжил наблюдать за его жизнью. Из-за идущей войны император повысил налоги на все сословия, что очень пагубно отразилось на самых небогатых горожанах. Не нищих на рабочих, ибо стать беднее и бесправнее они не могли, уже находясь на самом дне. А именно на тех, у кого имелся кое-какой достаток. Это, как правило, были мелкими торговцами и теми, кто работал на торговых королей, но не надрывался на фабриках. Писари, счетоводы, посыльные и т.д.

Из-за налогов торговые короли начали повышать цены на свои товары и услуги. Так как практически все вокруг принадлежало им, люди были вынуждены покупать все, что только можно по завышенным ценам. Своим работникам, которые получали более или менее приличную зарплату жирные торгаши стали платить значительно меньше. Денег становилось меньше, цены становились выше, люди, составляющие вторую по численности после рабочих социальную группу, начали стремительно беднеть, по уровню благосостояния к этим самым рабочим.

Обстановка в Городе с каждым месяцем стала опасно накаляться. Расквартированные здесь полки состояли, в основном, из свеженабранных рекрутов, которым предстояло в скором времени идти воевать, а офицеры, происходящие из дворян, мало интересовались своими прямыми обязанностями, предпочитая просаживать деньги в кабаках, борделях, театрах и модных салонах. Казармы не были предназначены для приема большого количества солдат, из-за чего им приходилось жить в ужасной тесноте. Еда им доставалась не слишком хорошая. Интенданты просто безбожно воровали, продавая хорошие припасы и снаряжение налево, а солдаты получали все самое худшее. Низшие офицеры, занимающиеся подготовкой будущих защитников отечества, обращались с ними очень грубо. Били практически без повода, могли назначить два десятка за малейшее пререкание.

Война затягивалась, на нее уходило все больше денег. Император был вынужден занимать у банков, принадлежащих, в числе прочих, торговым королям. Они давали, и с радостью. Чем больше рос долг, тем больше торгаши увеличивали свое, и так немаленькое влияние на корону. Контракты с казной по каким-то абсолютно грабительским условиям. Рабочие, имевшие, хоть эфемерное, но законное право жаловаться на работодателей в императорский суд, этого права лишились. Раньше любое неповиновение торговые короли давили с помощью наемников, теперь этим совершенно официально занималась армия, расстреливая рабочих посмевших требовать более достойной оплаты труда.

Дознатчики Тайной Канцелярии начали хватать людей на улице и в кабаках за "крамолу" и отправлять их на каторжные работы. Негативных настроений это нисколько не убавило, люди лишь перестали столь открыто выражать свое отношение к нынешней власти.

Еще через полтора года, полных тяжкого труда и лишений для большей части населения, в императорскую армию начали массово мобилизовывать мужчин Города. По большей части, это происходило помимо их воли. Устраивались целые облавы, во время которых сгребали всех попавшихся относительно пригодных представителей мужского пола, которых потом в кандалах препровождали на место службы.

Если до этого люди еще кое-как терпели, опасаясь за жизнь себя и своих близких, то такая "вербовка" переполнила чашу народного терпения. Мужчины понимали, что, если отправятся на войну, об их семьях никто не позаботится, и они будут голодать, если же их убьют, их близкие, скорее всего, будут влачить еще более жалкое существование, а то, и вовсе умрут с голода (в случае с рабочими). Женщины не хотели лишаться своих кормильцев по все тем же причинам.

Во время очередной облавы жители квартала, в котором она происходила, просто вышли на улицу и, не обращая внимание на предупредупреждение армейского патруля, просто смели этот самый патруль и жестоко растерзали солдат. Так как занимались "вербовкой" специальные гвардейские части, занимающиеся полицейскими, а чаще просто карательными операциями, ненависть простых людей к ним просто колоссальна.

Вскоре,у бунтующих появились лидеры, которые повели и их дальше. Этими лидерами оказались самые образованные и решительные. Было их всего трое, двое мужчин и одна женщина. По мере того, как толпа продвигалась к императорской резиденции (успевшей со времен упадка вновь стать дворцом, еще более величественным и прекрасным, чем в древности) к ним присоединялось все больше людей. Под конец бунт охватил большую часть жителей Города. Гвардия не смогла остановить людей даже, несмотря на наличие пушек. Людское море с какой-то пугающей легкостью поглощало все пущенные в него снаряды.

К тому же, из казарм восставшие по ходу освобождали все мобилизованные, которых еще не успели увезти из Города. Хоть они и не были полноценными солдатами, но у них было оружие и кое-какие навыки обращения с ним.

Толпа ворвалась в императорский дворец и в порыве невообразимого гнева растерзала практически всех его обитателей. От самого императора и его семьи до самых последних слуг-полотеров.

На несколько дней в Городе установилось полное безвластие. Под прикрытием восстания на свет выползли всякие разбойники, убийцы, воры и прочий бандитский люд. Богатые кварталы горели, кровь бывших хозяев жизни лилась рекой. Обозленный народ не щадил никого, ни мужчин, ни женщин, ни детей, ни стариков.

По прошествии шести дней лидеры восставших объявили о свержении тирании и о создании республики. Этими самыми лидерами, самыми авторитетными и почитаемыми мятежниками были те трое, которые вдохновили взбунтовавшихся соседей на свержение императора. Они образовали, так называемый, "триумвират" и начали править вместе.

Дальше все происходящее слилось для Гансера в несущийся поток, из которого с трудом можно было вычленить отдельные, самые важные фрагменты. Он будто объял взглядом уже не просто, хоть и крупный, но единственный город, а целую страну, настоящую империю, по размеру превосходящую даже Семь Королевств.

Кровавое рождение молодой республики. Голод, незаконченная война, толпы дезертиров, казни дворян, несогласных новым порядком, гражданская война, подавление мятежных провинций, арест и казни бывших единомышленников, предавших прежние идеалы. Военный переворот, предательство республики молодыми генералами. Новый император и новые лорды. Все вроде бы возвращается на круги своя, но есть отчетливое знание, что, как раньше, уже не будет никогда.

Страна успокаивается, приходит конец голоду, дефициту и разгулу разбойников. Из грязи вновь поднимаются новые короли, вот только народ уже не настолько бесправен. Рабочие, спаянные в крепкие профессиональные союзы-гильдии, могут постоять за себя и требовать от работодателей достойных условий труда. Это касается как тех, кто льет сталь для корабельных колес, приводимых в движение устройством на пару, так и тех, кто трудится писарем в транспортной конторе.

Прошло еще одно столетие, Гансер отчетливо видел, что история повторяется. Торговые короли, бесправные и нищие рабочие, власть, которая откровенно потакает жадным торгашам. Все было не настолько ужасно, как перед событиями, которые назвали "Революцией". Рабочие находились не в таком бесправном положении и могли постоять за себя, власть не настолько замкнулась на себя, туда попадали люди из народа и делали неплохую политическую карьеру, однако общий процесс был одним и тем же. Большая война, развязанная из-за непомерных аппетитов торговых королей, вызванные этой самой войной лишения для простых людей и откровенно жирующие торгаши.

К тому же, за прошедшее столетие военное искусство и военные приспособления шагнули так далеко за довольно короткое время, как этого еще не случалось никогда до сих пор. Пушки, бьющие на десятки километров снарядами, способными уничтожить сотни солдат, скорострельные мушкеты. Появились аэростаты, огромные, вытянутые шары из ткани со свисающей вниз корзиной, способной сместить целую роту, но вместо этого туда грузят взрывающиеся алхимические смеси, которые сбрасывают на врага.

Гансер видел сотни километров облагороженных нор, в которых сидели десятки миллионов солдат и сражались с теми, кто сидел в других, вражеских норах, также простирающихся на сотни километров. Жестокие мясорубки, длившиеся по несколько месяцев, порождавшие сотни тысяч трупов. Ядовитые туманы, убивающие тех, кому не посчастливилось их вдохнуть.

Чуть позже появились обшитые железной броней самоходные кареты. На поле боя появились новые машины смерти, наконец переломившие ход войны. Не в силах что-либо с ними сделать солдаты одной из сторон гибли или же просто бежали, оставляя свои норы.

Увы, надежды Гансера на то, что этот ужас скоро закончится, не оправдались. Большие пушки смогли превратить смертоносные повозки в дымящийся железный хлам. Вскоре у врагов начали появляться маленькие пушки специально против этих колясок, и вся их эффективность полностью сошла на нет.

Надо сказать, Сангласс был просто в ужасе от всего происходящего, и все еще никак не мог понять, что же именно хотят ему сказать Семеро. Он уже наблюдал столько, что хватит, наверное, на несколько жизней. И вычленить из всего этого тот самый смысл.

Война продолжалась, людям в тылу становилось все хуже и хуже. Власти вновь пошли по проторенному пути, начав затыкать рты всем недовольным. Правда, делали это не так прямолинейно и грубо, с соблюдением формальных приличий. Но людям и так было все понятно. Антивоенные демонстрации, несмотря на запрет, проходили регулярно. Полиция просто была не в состоянии что-либо сделать с миллионами, которые постоянно собирались. А привлекать армию правительство откровенно опасалось. На фронте настроения были еще более радикальные, чем в тылу. К тому же, снимать с фронта лишние части было попросту нельзя, все и так держалось на честном слове.