— И еще обезьяны, как я слышал.
— Совершенно верно, Леонид Ильич! Так, вы, наверное, уже все знаете, а я лезу...
— Рассказывай, про коров я не помню.
— Вот, и мирный протест, по поводу абсолютно мирных коров, как водится, перерос в погромы правительственных учреждений. Что же, коровы их, протестующих, подговорили, что ли? Нет, имела место быть классическая провокация, как позже выяснилось. Чтобы создать вокруг информационный шум, нагнать сочувствующих радетелей свобод из-за рубежа.
— Да уж это всем и без очков понятно! Вон как все дружно всколыхнулись на западе! Между прочим, Георгий, вы, там, на Лубянке, возьмите у себя, на заметку, что все наши социалистические друзья (Брежнев с усилием и видимым раздражением на неподатливые буквы-звуки произнес слово "социалистические"), все как один, словно по взмаху дирижерской палочки... Что эти... Юманите, и Морнинг стар, и эти итальянские...
— Унита, Леонид Ильич.
— Вот, да, и эти итальянские унитазы (Цинёв хохотнул деликатно в кулак, головой восхищенно покрутил) вместе со всеми развонялись против нас, только и знают, что вопить. Там что, помяли кого, покалечили?..
— Никак нет, Леонид Ильич! Все было предельно корректно, в рамках закона, остальное — наглая клевета! Подчеркиваю: наглая и открытая ложь! Из всех происшествий, как бы они там ни пытались страстей нагнать, так вот, приключилась на этой псевдовыставке только одна травма: американский газетчик сам себе зуб выбил! Да! Споткнулся и лицом на кинокамеру налетел, вот и пострадал. Всё!
— Ну, я примерно так и думал. Мне уже кое-чего рассказали на сей счет... Ты эти их картины видел, Георгий? О... Кто-то приехал... Костя Черненко приехал. Слетаются потихоньку, давно бы уж пора! А мы-то здесь с утра и поработать успели. Чайку там подогрейте свеженького!.. И форточки закройте, сентябрь холодный нынче! Ну, что у тебя еще? Ты закончил? Ты сиди, сиди, заканчивай спокойно, подождут.
— Как скажете, Леонид Ильич! В общем и целом — у меня всё. А по поводу картин — видел образчики. Наверное, и скорее всего, я в этом современном искусстве недостаточно хорошо разбираюсь... Но...
— Что — но? Чего мнешься? Говори. Мне уже эту мазню показывали, фотографии привозили.
— Так, а что тут говорить, Леонид Ильич? Вы всё за меня совершенно исчерпывающе сказали, причем, самым точным образом: мазня! Дикость и жалкая мазня! Там Репиным или Айвазовским за километр не пахнет!
— Репин и Айвазовский — это были настоящие художники, тут уж спорить не приходится. Одни только "Бурлаки на Волге" чего стоят! И этот... как его... "Девятый вал". Какая мощь, понимаешь!
Циневу опять захотелось поддакнуть Леониду Ильичу услышанным где-то панигириком в адрес Айвазовского: "Говорят, что в картинах Айвазовского плещутся все воды Мирового океана. Считаю это преувеличением: океан, конечно, велик, но не безразмерен." Цинев даже воздуху в грудь набрал, но передумал, прикусил язык: мало ли не поймет Леня юмора, осердится...
Брежнев гмыкнул, как бы вспомнив впечатления от просмотра великих произведений искусства, качнул головой, вполне довольный и Цинёвым, и докладом, и самочувствием. Ему вдруг засвербило задать Цинёву один вопрос, на который он и так знал ответ, оттого и удержался: почему тот в кругу своих дружков называет Цвигуна — за глаза, конечно! — Оленем Золотые Рога? Из-за Розы Михайловны, что ли? Так это дело прошлое, а Цвигун верной службой — и оно самое главное! — доказал свое право работать на столь высокой должности. Так что Роза тут ни при чем. Завидует ему Георгий? Хорошо, что завидует. Прекрасный коллектив сложился в КГБ, пусть и дальше работают вместе, слаженно, дружно, только, чур, не сговариваясь. И он, и Семен, и Юра Андропов... А так... соперничайте, раз это на пользу делу.
— Привет, Костя, располагайся, мы тебя ждали! Что так дышишь, как здоровье?.. А ты, Георгий, проследи, чтобы от всей этой помойки унитазной — вони поменьше было; дай им, дай, дай еще раз возможность показать свои каракули всем нормальным людям, пусть посмеются... Что?.. Да когда угодно и где угодно. Вон, пусть, в следующее воскресенье... Промыслову скажи... нет, я ему сам скажу. О, аккурат и Коля Подгорный подъехал: команда в сборе!
Г Л А В А 9
Никому не скучно жить вечно. Во всяком случае, те немногие, кто приобщился и попробовал — до сих пор на судьбу не жаловались. Но! Эти тупорылые кроты-ученые вот-вот обнаружат ген старения и подарят нам всем, всей человеческой цивилизации, вечную жизнь. Готовы ли мы к этому?
Взять для примера сегодняшний день: общеобразовательную школу, политический бомонд Уругвая, театральную труппу на Бродвее, футбольную команду города Курган, коллектив целинных комбайнеров, Политбюро ЦК КПСС... Они все — готовы?
Некто "в возрасте" горячо и аргументированно уверяет молодежную аудиторию, что "пятьдесят — это совсем не страшно! Это самый расцвет!"
Юноши и девушки смотрят на него, слушают и начинают бояться еще больше. Но сегодня он перед ними выступает, и его не избежать, от него не спрятаться: он и оценки в дневник ставит, телепрограмму составляет, и на работу принимает, и по служебной лестнице продвигает...
В былые века все это, или им подобное, рано или поздно освежалось естественным образом, через старение и кладбище, а если по-новому? — Линейная логика, исторический опыт подсказывают нам, что добровольное обновление либо не будет происходить вовсе, либо придется его осуществлять в ручном режиме, сиречь, насильственным путем, с непременной утилизацией предшественников.
Отсюда следует, что гораздо сложнее против прежнего, то есть, скорее всего, также "в ручном режиме", придется получать наследство, новую должность...
А новые знания? Где и у кого их черпать? Если вообразить на минуту, что все наши учителя, навсегда поселившие в себя конфуцианские, мичуринские, спенсеровские, марксистские либо тоффлеровские первоисточники, будут учить наших детей и внуков?
Педагогические вузы (и любые иные, медицинские, исторические...) — их закроют? — или они по-прежнему будут плодить новых специалистов?
И как обновлять учебники по истории, медицине, естествознанию, если прежние авторы, остановившиеся в своем интеллектуальном и возрастном развитии, столетие за столетием все так же полны сил и молодости, а самоутилизоваться вместе с накопленными знаниями, заблуждениями и опытом не спешат!?
Что с населением? — будет расти, или остановится в росте с помощью стерилизации химическим, либо хирургическим образом? Любой ответ будет нехорош и мрачен для современного, сегодняшнего понимания бытия...
Предусмотрена ли будет пенсия за выслугу лет, дабы оставшуюся вечность молодой старец сидел на шее у общества? Или, в уплату за нестарение, человеки обречены будут пахать вечно? Министр и сантехник — на должности министра и сантехника, стажер — на должности стажера? Есть, правда, штука такая: ротация, перетасовка людей и обязанностей в одном и том же коллективе. Говорят, ее Форд на своем конвейре изобрел. Но если приглядеться поплотнее к дремучести дееспособного населения, да еще лишенного главного страха перед будущим, то вывод неминуем: перемена ролей будет не лучше застоя.
Придется также предусмотреть и перманентное раскулачивание прослойки бездельников-рантье, которая неминуемо будет хотеть увеличиваться в абсолютном и относительном исчислении. А раскулаченных куда девать? Выпустить голышом обратно в мир, в расчете, что они с нуля начнут надеяться и трудиться, позабыв грабеж и обиды? Хм... Вряд ли они забудут, и вряд ли их выпустят.
Но даже и при любой селекции населения по правилам нового общежития, с каждым следующим десятилетием относительное количество нового вина, заливаемого в старые мехи, будет сокращаться, в стремлении донулиться до математического предела... А от насаждаемой мудрости предыдущих поколений — бодрых и сильных пап и мам, дедушек и бабушек, прабабушек и прадедушек, не укрыться будет ни дома, ни на работе, ни даже перед телевизором в дурдоме.
Какие-нибудь две тысячи лет сверхновой эры — и количество бывших правителей и законодателей демократических государств зашкалит все разумные пределы... С диктаторами проще, они и сегодня, как правило, передают друг другу власть "в ручном режиме", для них естественном — то есть, досрочно и бесследно.
Две тысячи лет возможного бессмертия — и слова "поколение", "семья", "династия", "ветеран", "супружеская верность", станут синонимами тяжелейшего абсурда, осложняемого многочисленными имущественно-правовыми неурядицами.
Куда девать накопленных сумасшедших? На небо к раскулаченным?
А дети, материнство... Небось, трудно любить одинаково сильно четыре тысячи сыновей, столько же дочерей и несколько миллионов внуков? Это, опять же, если никого не стерилизовать и не прореживать...
А воспитательное значение любых сроков заключения? Что от него останется? Ничего не останется, полностью потеряет смысл. Только расстрел — как за измену родине, так и за украденный леденец.
А женитьба и развод?
Volens nolens принуждение к небытию, смертная казнь, как регулятор нравственности, начнет становиться все более универсальным и общедоступным инструментом, вроде клавиши "выкл".
Институт подпольных наемных убийц станет успешно конкурировать по популярности среди населения с институтом госпалачества, чей культ и станет главнейшей опорой цивилизации...
Кстати говоря, в новых условиях каждый будет знать, что обязательно умрет преждевременной и насильственной смертью, которая и станет единственно естественной: от руки палача, хулигана, психа, пьяного шоферюги, сребролюбящих потомков... Веком раньше, веком позже, но, как говорится — сколько веревочка ни вейся... Разве что кому повезет попасть под несчастный случай, или на войну... Есть, правда, самоубийство... Хм... Тоже в культ возведут.
Истребительные войны между племенами и народами обязательно обретут второе дыхание наряду с идеями мальтузианства... И воевать потенциально бессмертные люди пойдут, опять же, только под страхом немедленной смертной казни.
Кошмар, да?
Резюмирую: если бы вдруг стало возможным личное человеческое бессмертие (с вечной молодостью или без нее, все равно), то оно само по себе, как феномен, превратилось бы в жесточайшую проблему для цивилизации и неминуемо повлекло бы за собою целый шлейф очень серьезных и отнюдь не всегда приятных последствий, как для каждого "бессмертного" индивида, так и для общества в целом.
Но я бы попробовал.
Однако, в сегодняшней реальности эту проблему не купить ни за какие деньги. Ученые-медики — все еще знахари.
Первый в моей жизни студенческий доклад на семинаре. Препод случайно глянула на меня, ткнула пальцем, и я не стал отнекиваться. Тема? Вольная. Почти любая, но связанная с проблемами перевода, с языка на язык. Ха! А у меня, помимо памяти, мама есть, она много чего знает по данной теме! С бору по сосенке смастрячил я доклад! И удостоился похвал! Очень вкратце, тезисно, суть доклада такова:
"Существует знаменитая на весь мир поговорка: "Все дороги ведут в Рим". Ее смысл двояк: и что античный Рим был центром тогдашней вселенной, и что к одной и той же цели ведет множество дорог. И я захотел узнать, как эта поговорка звучит в оригинале, по латыни. Захотел, рьяно взялся искать — и не нашел!
По-английски: All roads lead to Rome.
По-немецки: Viele Wege führen nach Rom
По-испански: Todos los caminos llevan a Roma.
По-итальянски: Tutte le strande partono da Roma.
По-шведски: Alla vägar bär till Rom
Язык оригинала оказался французский(!):
Tous chemins vont à Rome.
Автор Лафонтен. Вот неполный текст стихотворения Лафонтена, французского баснописца, в преводе Юрьина (Вентцеля).
"Желая отыскать спасенья двери,
Три человека, все святые в равной мере
И духом преисполнены одним,
Избрали для сего три разные дороги.
А так как все пути приводят в Рим,
То каждый к цели, без тревоги,
Пустился по тропиночке своей.
Существуют, все-таки, два варианта латинского написания этой пословицы-поговорки:
"Tutte le strande partono da Roma"
"Omnes viae Romam ducunt"
Особенно в ходу у авторов научпопа первый вариант, утверждающий что все дороги в Империи начинаются от Рима.
Но никто из исследователей-историков не спешит признать эти фразы первичными. Так что право приоритета пока за Лафонтеном."
Преподы (их двое было на семинаре, второй — от военных переводчиков) остались, как я уже говорил, очень довольны моим докладом, но давать свои разъяснения по поводу приоритетов данной поговорки не стали, видимо, не решились.
Так что я всего лишь герой на час. И вообще... Если бы я был как все — никто бы не заметил подмены.
— Мика! А я тебя ищу! Ты живой?
— Как обычно. — Это Вовчик Лисин по мою душу прибежал, как всегда весело-суетливый и крикливый.
— Ага, наслышан, весьма наслышан про твой "латинский" подвиг. Ну чё? Идешь с нами? Сеанс через полчаса, а еще билеты покупать! Ты чего, спишь, что ли?
— Нет. Задумался о том, о сём.
— О чем именно? О Ленке, или насчет пожрать?
— О зоодемографических процессах. А... кто там идет?
— О зоо... демографических? Чу, ты перегрелся. О каких именно?
— Ну... "Пристрелить как собаку" — это одно, а "пристрелить как бешеную собаку" — это совсем другое. Задумайся. Ты не находишь, что в обеих этих фразах, несмотря на очень высокую степень сходства, некая моральная составляющая чуточку различается. Или ты считаешь, что там и там настрой души примерно одинаков?
— Ну, точно ку-ку. Семинар дался тебе большой кровью, Мика!
— Мне мало видеть, я хочу прозреть. Так кто там будет?
— Юрка Хип, Ленка Яншина, кстати, идет... Тёпа, Женя... мы с тобой.
— Не, Вовчик, не.
— Чё, на третью пару остаешься??? — Это у Вовчика шутка такая, насчет эфемерной, почти несуществующей в реальности "спортивной" третьей пары.
— Угу. Мне потом с предками неподалеку встречаться, так я лучше здесь посижу. Всё, всё, я решил, пока!
— Ну, ладно, тады пока...
Мотать пары на военно-юридическом факультете не рекомендуется, и весьма настоятельно, вплоть до отчисления, но это в теории, на словах... Действительность же несколько богаче циркуляров и методичек: третья пара — физкультура. Из-за большой, даже очень большой неразберихи, случившейся после вычленения-объединения факультетских структур, возникают постоянные проблемы с преподавателями, с аудиториями, с преподаваемыми дисциплинами... Третья пара предполагает, что первокурсники приедут на небольшой "ведомственный" стадиончик, разобьются по секциям, в которые они записаны (Микула выбрал бокс), и будут там усердно упражнять здоровые тела под руководством наставников. А в реальности им предстоит собраться всем курсом в зеленом парке "Аквариум" — и, вслед за тетенькой, воспитательницей из ведомственного же пионерлагеря, "хором" повторять гимнастические упражнения: и-и-и раз! Руки опускаем вдоль туловища... и-и-и два!
Ага, как же! Ну, с десятка полтора дисциплинированных овечек придут, конечно, и будут кривляться вместе с этой гиппопотам-тетей, а остальные разбегутся кто куда. И так будет у первокурсников до конца календарного года, а по факту — и чуть дальше, до начала марта, до "послеканикул". За третьей парой по расписанию должна бы уже быть четвертая, но пока ее нет...
